— Спросите, — легко согласилась я.
— Вы… с Данилой давно уже… Давно познакомились?
— Вчера.
— Да вы что? Серьезно? — изумилась женщина, ее руки застыли над противнем, комкая кусок теста. — Вчера, значит…
— А что вас так удивляет?
— Ничего особенного! — Полина наконец отмерла и улыбнулась широко. — В клубе, да?
— На выставке, — медленно ответила я. Экономка пытается что-то узнать? Интересно, что ей сказал Данила? Не ляпнуть бы… Хотя, какое мне дело?! Он со мной просто на пару дней, вот и все. Поэтому… — Он картину купил.
— Вашу?
— Слава богу, не мою! — фыркнула, потревожив Кутузова. Он вытянул лапку и легонько толкнул меня в грудь. Я погладила кота по сморщенному затылку и развила тему: — Какого-то модного художника Белинского. По мне — так полная фигня и мазня, но Данила был в восторге.
— Да, у него случаются такие озарения. Но в прошлый раз хоть красивую лошадь повесил в доме… А мазню куда, интересно, купил?
— А вон туда, наверное, в простенок.
— Не-ет, тут он никаких абстракционизмов не повесит, это я гарантирую! — воинственно заявила Полина. — Через мой труп. Небось, для виллы своей, хренвиллы…
— О, у него еще и вилла есть, — решила я ей подыграть.
— У него все есть, — со вздохом ответила Полина. — Ладно, не суть. Вы расстегаи любите, Ева?
— Эм, неожиданный вопрос. Наверное, люблю.
— Только не говорите, что никогда не ели расстегаев!
— Так чтобы специально — нет. Но вполне возможно, что я не знала, что ем расстегаи, — усмехнулась. И тут в кухню вошел Данила. В руках он держал большой букет розовых ромашек. При виде хозяина Кутузов издал короткое шипение и спрыгнул с моих колен, просочившись куда-то наружу через открытую стеклянную дверь. Я подняла брови:
— Беркутов, ты бьешь кота?
— Ева, ты ведьма? — взаимно удивился Данила. — Я хотел тебе цветы в постель принести, но ты же неуемная, уже надо было встать, уже кофе пить…
— Ой, это мне цветочки! — я не смогла удержаться от сарказма и протянула руку. Данила сделал такое лицо, что я чуть было не рассмеялась — ему бы клоуном работать! Прямо артист больших и малых академических театров. Он отвел руку с букетом ближе к Полине:
— Кто сказал, что тебе? Это не тебе вовсе, это моей любимой и единственной женщине!
Любимая и единственная экономка шлепнула его по запястью:
— Не дурачься! Дари уже цветы и садись пить кофе!
— Полиночка, как ты считаешь, Ева заслужила букет? — рисуясь, спросил Данила. Я решила, что, если получу цветы, отметелю его ими по наглой рыжей морде! Но не сложилось. Данила все же протянул мне ромашки и одновременно прижал к себе, целуя в губы.
Да что ж такое происходит-то? У меня снова ослабели ноги от желания, тело предало, ум помутился, и вообще — мне стало так хорошо, что хоть волком вой! Беркутов действует на меня, как наркотик, а я, как дурочка, подсаживаюсь на него… Это плохо, ой как плохо! Сейчас придется соскочить, и начнется ломка.
— Золотце, если ты кофе выпила, то я предлагаю тебе совершить небольшой променад до клиники, дабы получить снимок твоей божественной лодыжки, — оторвавшись от меня, сказал Данила. — А потом мы поедем устраивать новую картину, как только я определюсь, куда именно.
Я даже опешила. Как к этому относиться? Я же уже списала его со счетов! И вдруг такое предложение — почти что устраивать гнездышко! Неожиданно… но приятно. Значит, можно продолжать, что ли? И я сказала, постаравшись придать голосу тон сомнения:
— Не знаю, стоит ли. Уже почти не болит.
— Есть такое слово — надо, — наставительным тоном ответил Данила, а Полина поддакнула:
— С ногами не шутят, Евочка! А вдруг трещина?
— Вот-вот. Тем более, что мы поедем в частную клинику, где все сделают быстро и аккуратно. Давай, давай, золотце! Я уже вызвал Костю с машиной, он мается у гаража.
Подобная забота даже умилила меня, пока я не вспомнила, что никаких конкретных предложений он мне не делал. Только картину повесить на стенку, да и то вряд ли я буду молотком орудовать или гвозди подавать.
Интересно, куда он собрался вешать свою жуткую новоприобретенную картину?
В больнице все действительно сделали очень быстро. Частники вообще люди очень любезные и расторопные, когда им платишь согласно прайс-листу. Данила заплатил, меня сфотографировали на красивом пластиковом столе под тихо гудевшим аппаратом, а буквально через несколько минут импозантный седовласый профессор в белом халате и в очках с золотистыми дужками, улыбаясь, успокоил меня и Данилу, что ни перелома, ни трещины в лодыжке нет. Есть небольшое растяжение, которое мы очень правильно лечим — а именно: тугой бинт или ортез и покой. Мне выписали болеутоляющее и уверили, что через неделю смогу бежать марафон.
На марафон я не собиралась, поэтому с легким сердцем приняла приглашение Данилы выбрать место для картины с цыплятами и малиновой шевелюрой.
И мы поехали к нему домой. В тот самый трехэтажный дом с французскими балкончиками.
На этот раз дом был в черте города. Я не разобралась еще в районах Питера, но район, куда привез меня Данила, был явно не из дешевых. Мы миновали два моста через реку, которая никак не могла быть Невой — не тянула по ширине, — и остановились перед воротами: тяжелыми, кованными, какие всегда бывают в фильмах о проклятом поместье. За воротами я увидела дворик с лабиринтом из высоких, фигурно подстриженных туй. Данила вышел первый и подал мне руку со словами:
— Надеюсь, мы никого не встретим.
— Надеюсь, в твоем доме не водятся призраки и чудовища, — в тон ему сказала я, выходя. Солнце скрылось за облаками, начал моросить мелкий дождик, и я в своем легком платьице поежилась, с сожалением вспомнив о забытом в гостинице зонтике. Но в ту же секунду с глухим щелчком над нами раскрылся широченный черный зонт. Оглянувшись, я поняла, что это водитель, который стоял с невозмутимым выражением лица и держал над нами защиту от дождя.
— Спасибо, Костя. Можешь пока отдыхать, — Данила взял из его руки зонт и подхватил меня под локоть: — Нет, у нас водятся только родственники, и я не знаю, что предпочтительнее.
— В чем-то я тебя понимаю, — пробормотала. Семьи бывают разные. И раз он так говорит о своей, значит, там токсичные отношения. Следовало бы держаться подальше, но познакомиться необходимо. Интересно, как он меня представит?
Дом был вполне классический снаружи, а изнутри он неожиданно оказался овальным. Не знаю, как этого добился архитектор, но мы вошли через парадное крыльцо в почти круглую гостиную, на которую сверху лился яркий свет с внутреннего балкона. Я видала несколько подобных особняков, но такого — еще никогда. Но виду не подала — нельзя казаться деревенской лохушкой. Зато сказала, с любопытством оглядывая обстановку:
— Красивый дом.
— Да, неплохой, — небрежно бросил Данила. — Нам сюда.
Он указал на лестницу со стеклянными перилами, и мы даже направились к ней, но нас остановил глубокий женский голос.
— Даже не поздоровается! Даже не представит девушку! Даня, ты совсем одичал в последнее время!
Я увидела, как на лице моего спутника отразилось легкое разочарование, и усмехнулась. Да, похоже, здесь не очень-то любят друг друга…
Но Беркут был вежливым и хорошо воспитанным, потому что остановился, не дойдя до лестницы, развернул меня лицом к гостиной и ответил:
— Даша, знакомься, это Ева. Ева, знакомься, это Даша.
Я увидела молодую женщину в длинном розовом пеньюаре до пола. Светловолосую, не слишком красивую, но с изюминкой. У нее был длинный нос и близко посаженные глаза, однако это не портило ее лицо — женщина сумела так накраситься, что превратила их в достоинство. Она медленно приблизилась, держа в пальцах бокал с шампанским, и с улыбкой кобры спросила, глядя только на Данилу:
— Теперь Ева? А где Милена?
— Мы расстались, — он совсем незаметно напрягся, и я понимала почему. Кто эта Даша? Может, еще одна бывшая? Он их коллекционирует, что ли? Нет. Скорее всего, сестра. Или кузина какая-нибудь. Та еще штучка, если судить по поведению. И шампанское до обеда… Ладно, это не мое дело. Я вообще буду помалкивать, если ко мне не обратятся. Сначала надо разобраться в родственных связях и в клановости этой семьи.
