— Но ведь не все просто оступаются… Бывают ведь преступники, которые совершают преступление хладнокровно и не единожды? Тогда как?
— Каждый имеет право на защиту и каждый в ней нуждается. В этом благородная цель адвокатской деятельности-суметь если не оправдать, то помочь человеку. Прежде всего человеку, а не преступнику. Хотя, конечно, не скрою, порой и мне приходилось бороться с собой, когда попадались люди, которых и людьми то трудно назвать… Это вопрос трудный, Маш. Из ряда глобальных. — Мария внимательно слушала мужчину и думала о том, какой он мудрый. Ей было интересно говорить с ним о таких, «глобальных вещах». Хотелось, чтобы этот вечер не заканчивался. Однако, в то же время, она чувствовала, что хочется спать, хоть и отчаянно боролась с собой.
— О, Маруся, да ты совсем спишь. — её состояние проследил и Воронцов.
— Дайте мне чашку кофе, и я проснусь. — улыбнулась девушка.
— Ты что, зачем? Какой кофе на ночь глядя. Если хочешь спать, спи. Сон-лучшее лекарство.
— Мне так тётя всегда говорила в детстве, когда я болела.
— Ну, это известный факт. Тебе нужны силы. Сейчас, я принесу тебе молока с мёдом и будешь засыпать. — заботливо произнёс Дмитрий Михайлович и пошёл к двери. В этот момент, в комнату ворвался Баффи и почти с разбегу прыгнув на кровать, подобрался к Маше и начал её лизать в щёку.
— Нет, ну ты посмотри! Не пускал его в комнату, чтоб не будил тебя и он всё-таки пробрался, так ещё и самым наглым образом прыгнул на кровать… Баффи, ты что творишь? — но пёс будто бы не слышал нотаций хозяина, продолжая вылизывать девушку, которая в ответ его гладила и трепала за ухом. — Так, понятно, меня тут никто не замечает. — усмехнулся мужчина. — Пошёл за молоком.
Однако, когда он вернулся с кружкой тёплого молока с мёдом, то обнаружил крепко спящих в обнимку Машу и Баффи. Воронцов замер и несколько минут смотрел на эту картину, поймав себя на мысли, что лишь с появлением этой девушки в его доме стало, почему-то, по-настоящему уютно. Он почувствовал, как внутри него разливается тепло при виде этих двух спящих.
«Опасное тепло» — заметил про себя Дмитрий. После ухода из его жизни Нонны Борисовны, он зарёкся заводить какие-то серьёзные отношения, а уж тем более любить кого-то по-настоящему, кроме родителей, Баффи и своей работы.
Мимолётные интрижки, которые трудно было назвать романами, по причине их недолговечности, да, были. Была даже одна барышня, которая готова была видеть его в любой момент, даже после продолжительной «разлуки». Но всё это было пустым, ничего не значащим, однодневным. Не согревало душу, не трогало сердце… «Да и не найдётся та, которая могла бы тронуть сердце» — решил про себя Воронцов, выйдя из зала суда после развода.
И вот теперь на его пути повстречалась Маша. Он сам захотел привезти её в свой дом, сам захотел помочь ей, чем возможно. И смотря на то, как она спит обняв его собаку, которая вообще редко кого принимала дружелюбно, понимал, как с ней легко и просто. «Нееет, опасные мысли. Опасные» — одёрнул себя адвокат и вышел из комнаты.
В течении пяти следующих дней состояние Северцевой колебалось как качели от улучшения к ухудшению и обратно. Дмитрий волновался за девушку, постоянно был на связи с врачом, заботился о Маше, как мог. В итоге, приехавший на пятый день Илья, сказал, что анализы его не очень радуют, как и результаты осмотра, поэтому к лечению придётся подключить капельницы.
Как только поступило назначение от Ильи, Воронцов тут же уехал и через час вернулся с лекарством, а затем начал подготавливать капельницу на глазах у удивлённой девушки.
— Вы что, сами её собираетесь ставить? — спросила она, наблюдая за его вполне уверенными действиями.
— Конечно. Ты мне не доверяешь? — спокойно ответил Дмитрий.
— Нет, почему. Просто я не знала о ваших навыках в области медицины. Мне всегда казалось, что ставить капельницы это сложно и человек, не относящийся к мед.работникам не делает этого. — Северцева попыталась смягчить свои слова как могла, чтобы не обидеть мужчину.
— Я научился ставить капельницы ещё в юности. — решил объяснить он. — Бабушка, про которую я говорил тебе раньше, что жила в деревне в Брянской области, сильно заболела. Мне было 16 тогда. Родители не могли постоянно быть с ней рядом и оставили меня. Как раз было лето. Врачи прописали бабушке капельницы, а там на всю деревню был всего один фельдшер, даже медсестры не было. Он пришёл, показал мне как это делается, я несколько раз в его присутствии с рекомендациями попробовал и научился. Без всяких мед.училищ, ставил их бабушке сам. Ну вот, готово. — слушая историю, Мария почти не заметила, как и ей Воронцов поставил капельницу.
— Практически не больно. — улыбнулась она.
— Талант не пропьёшь. — усмехнулся в ответ Дмитрий.
— А потом что было? Бабушка выздоровела?
— Нет, бабушка умерла, но уже осенью и с той поры моё детство окончательно закончилось. — грустно ответил он.
— Простите.
— Да ну, что ты… Так давно это было, что сейчас уже не верится. Но я до сих пор помню её дом. Старенький такой, слегка покосившийся от времени и от того, что за ним несколько лет никто не следил, после смерти деда… Но красивый. Голубые ставни, резные наличники на окнах и цветущая яблоня около окна комнаты, где я жил, когда приезжал к бабушке. Тёплые воспоминания. Нет уже того дома, бабушки, и того Мити тоже нет, но воспоминания живы.
— Вы больше никогда там не бывали?
— После смерти бабушки нет. Родители продали дом, потому что понимали, что не смогут постоянно за ним ухаживать.
— Грустно, когда вот так исчезают из твоей жизни места, которые были тебе дороги. — заметила Маша.
— Зато теперь у меня есть вот этот, собственный дом и он мне тоже очень дорог. — в этот момент у Воронцова зазвонил телефон и он ушёл поговорить.
Прошло 3 дня. Северцевой становилось лучше и лучше на глазах. Температура больше не повышалась, общее состояние нормализовалось. После того, как Дмитрий Михайлович почти всю прошлую неделю не покидал дом, стараясь находиться всё время рядом с девушкой, он смог, наконец, спокойно уехать на целый день в Москву, чтобы продолжить заниматься новыми делами.
Несмотря на то, что собирался он довольно тихо, Маша проснулась в это время и спустилась вниз.
— Машенька, разбудил тебя, да? — виновато спросил Воронцов, увидев её сонную на лестнице.
— Нет, я сама. — улыбнулась она, потирая глаза и избавляясь от остатков сна. Он быстрым движением взглянул на наручные часы.
— В такую рань… Не спится?
— Не знаю. Выходит, что не спится. А вы уже уезжаете?
— Да, Маруся. Сегодня точно надо ехать, меня ждут двое подзащитных, у них скоро суд и надо бы обсудить общую стратегию поведения и дачи показаний. Да и в Адвокатскую палату надо заглянуть. Дела накопились. Так что, вы с Баффи на хозяйстве сегодня, а я буду к вечеру. Справитесь?
— Думаю да. — в этот момент к её ногам подбежал пёс и Маша, погладила его. — Да, Баффи? Справимся? — Дмитрий улыбнулся и со спокойной душой поехал в Москву.
Он вернулся лишь к вечеру. Маша услышала, как машина подъезжала к дому и спешно накинув куртку и тёплый пуховый платок, который ей ещё давно сунула в сумку тётя Геля, когда она приезжала в Выборг погостить, выскочила во двор, чтобы открыть ворота. Но Воронцов уже сам открывал их.
— Беги в дом, тебе нельзя на холоде быть! — распорядился он как-то буднично, но в то же время строго. Странно это прозвучало для Маши, как будто это совсем привычное дело: он приезжает домой, а она выбегает в платке открыть ему ворота.
Но девушка не послушалась и не ушла в дом, а когда он въехал на участок, кинулась закрывать ворота.
— Что ж ты такая упрямая, а? И непослушная? — пытаясь быть строгим, но в то же время улыбаясь, спросил Дмитрий, выйдя из машины. Она подошла к нему.
— Ну уж, какая есть! — ответила Северцева тоже улыбнувшись.
Мужчина посмотрел на её лицо, освещённое светом фонаря и обрамлённое белым платком. На выбивающиеся пару прядей отливавших медью, падал снег, он видел её улыбку и глаза, которые после СИЗО стали совсем другими, как гаснущие искорки костра, но оставались такими же красивыми. И снова «опасное тепло» заёрзало где-то глубоко внутри души адвоката.
