такое уже перенесла в своей жизни… Ты ведь ничего не знаешь, даже не представляешь! Мы ее… мы ее буквально по кусочкам собирали. Она заново училась жить, смеяться, улыбаться... только-только выдохнула, только-только начала все сначала. И тут появляешься ты.
Он буквально выплевывает в меня каждое слово, а я не понимаю, о чем он.
Что такое случилось с Надей? Почему она… Неужели из-за меня?
- Я не понимаю… что… что с ней случилось?
- Не понимаешь. И не поймешь. Хотя… ты ведь… ты правда был инвалидом, да? Не мог ходить, видеть? Вспомни, как ты себя чувствовал в то время? Хреново тебе было?
Вспоминаю и… чёрт, хреново, с одной стороны. А с другой…
Я был слеп, я сидел в коляске. Но у меня был мой Воробушек.
Я… я был счастлив!
Чёрт возьми в то время я был счастлив!
Гораздо счастливее чем теперь.
- Представь, что с ней случилось почти то же самое.
- Что?
- Не важно. Теперь не важно. Важно, что она жива и почти здорова. Почти, потому что ей нужно беречь себя. Никаких потрясений. А ты.. Ты потрясение, понимаешь? Все, что случилось дерьмового в ее жизни – случилось из-за тебя, Ильяс.
Сглатываю. Почему-то меня начинает подташнивать. Страшно. Страшно понимать, что ты окончательно теряешь что-то безумно важное.
- Я ничего не понимаю, но…
- Я же говорю, ты не поймешь. Просто… поверь, тебе лучше отпустить ее. Оставить в покое. Она моя жена. Ее сын, это…
- Мой сын.
- Хорошо. Да. Это твой сын. Но ты не имеешь на него никаких прав. И не будешь иметь, ясно?
- Ты мне угрожаешь?
- Пока нет. – он смотрит на меня как на букашку, презрительно. – Но если я пойму, что ты чем-то угрожаешь Наде…
- Чем я могу угрожать ей? Ты в своем уме?
- Если я пойму, что ты ей угрожаешь, предупреждаю, мало тебе не покажется. И то, что ты сидел в коляске слепой – будет раем. Понял?
- Понял. Понял, что ты урод. Ясно? И не тебе решать угрожаю я ей или нет. И вот что я скажу тебе, умник, я хотел отойти в сторону и не мешать. Оставить вас в покое, как она просила. Но теперь, послушав тебя, я скажу – нет уж! Я точно не оставлю ее с таким уродом как ты!
- Что ты сказал?
- Что слышал!
- Ты…
Его длинные руки хватают меня за плечи, но я ставлю блок. Еще мгновение и мы с ним сцепимся, как два петуха на бойцовском ринге.
Я знаю, что мои глаза наливаются кровью. Его глаза тоже смотрят с ненавистью. Он силен. Но и я тоже не слаб. Я могу отправить его в нокаут, если сильно захочу! И я это сделаю, если…
- Что тут происходит?
Смотрю в огромные, распахнутые от ужаса глаза Воробушка, и понимаю, что в очередной раз облажался.
Мне вообще не стоило встречаться с её мужем.
Не стоило соглашаться на этот разговор. Если я кому-то и задолжал беседу, то не ему, а ей.
Надежде.
Моему сладкому Воробушку, который, увы, уже не мой.
Убираю руки, поднимая их вверх.
- Извини. Я… я не хотел.
- Надя, прости, - этот придурок тоже отпускает меня, чуть отталкивая от себя. Пытается делать вид, что он не у дел.
Ладно, чего уж там.
Воробушек молча выходит из тренажерного зала. Мы с ее супругом переглядываемся, оба одновременно делаем шаг, чтобы идти за ней, но тут он снова хватает меня.
- Уйди, по-хорошему! Правда! Хватит ей тебя, слышишь? Она наелась всем этим досыта.
Я все еще не понимаю, о чем он, но делать больно Наде точно не хочу.
Не готов.
С другой стороны. Сын. Мой сын!
Которого я не могу и не хочу бросать!
- Я просто хочу поговорить с ней о сыне.
- Чёрт, ты не понимаешь, да?
Понимаю, наверное. Но отступать сейчас, когда я узнал о том, что с Надей все хорошо, что она родила ребенка… Не могу.
- Слушай, может Надя сама решит, что ей делать, а?
- Она уже решила. Ты так не считаешь? Решила, когда ушла от тебя.
- Я хочу услышать это от неё.
Двигаюсь дальше, выхожу из зала. Вижу стоящую у стены Надю. Какая она хрупкая. Нежная.
Кто ей сказал тогда, что она некрасивая? Что за бред? Почему она в это верила?
Она… она просто нереальная. Почему-то дико хочется написать ее портрет, хотя художник из меня так себе, но рисовать я умею. Я посадил бы ее где-нибудь, на траве, под цветущим деревом, любовался бы ею, делая вид, что работаю над картиной.
- Надя…
- Надя, ты оставила Ника одного?
- Он уснул. Я…
- Надя, нам нужно поговорить, - стараюсь, чтобы мой голос звучал спокойно, но он предательски дрожит.
Она смотрит на меня, потом на Славу. Почему она смотрит на него? Словно разрешения спрашивает! Это раздражает.
Раздражает, потому что я не ее муж. Если бы я был её мужем, то хотел бы чтобы она вот так смотрела на меня. Чтобы моё мнение было для неё важным.
- Ильяс, я просила тебя… Я…Я не готова сейчас ни о чем разговаривать. Пожалуйста. Мы приехали отдохнуть. Просто отдохнуть.
Опускаю голову. Да, я все понимаю, конечно, но…
- Пожалуйста, оставь нас в покое сейчас.
- Сейчас? – не могу удержаться и не спросить.
- Да. Я понимаю, что ты, возможно, хочешь узнать больше про сына, что ты… сейчас тебе кажется, чтобы хочешь участвовать в его жизни…
Что она имеет в виду под этим «сейчас тебе кажется»? она что же, считает, что это моя прихоть? Блажь? Что я поиграю с ребенком, а потом, когда мне надоест, я его брошу?
Почему-то предательски холодеют конечности.
Ведь именно так я, получается, поступил с ней?
Поиграл и бросил.
Так летом берут для детей котят на дачу. Пока они маленькие, хорошенькие. Пока с ними весело играть. Они забавные, смешные. Дети радуются.
А потом… потом наступает время уезжать в город. И котята уже выросли, их надо воспитывать, кормить, лечить…Проще выбросить.
Ведь так я поступил с Воробушком, да?
Чёрт, вспоминаю лето у деда. Котенка, которого подарили соседской девочке и которого ее родители выбросили, возвращаясь в квартиру. А дед подобрал. Несмотря на то,
