И теперь, я думаю, у меня серьезные проблемы, из-за этого аромата? Да, я не думаю, что смогу стереть его из своей памяти в ближайшее время.
Репортер, наконец, уходит с понимающей ухмылкой в нашу сторону, но хватка Себастьяна на моей талии не ослабевает. Во всяком случае, он затягивает ее еще сильнее, пока я не морщусь.
— Что, черт возьми, ты думаешь, ты делаешь? — шиплю я, наконец-то избавляясь от заклинания, которое только что наложил на меня его запах.
Его глаза мерцают в свете ламп, как будто он получает удовольствие от любого шоу, которое устраивает.
— Какую часть? Целовать тебя? Или делать это публично?
— Оба!
— Почему? Ты бы предпочла, чтобы я сделал это наедине? — Его большой палец гладит обнаженную кожу над моей юбкой, задевая линию моего живота. Нежное ощущение расцветает внизу моего живота с каждой лаской. — Я могу позаботиться об этом.
— Я не хочу, чтобы ты заботился ни о чем, кроме того, чтобы оставить меня, черт возьми, в покое.
Я хлопаю его обеими руками по груди, чтобы оттолкнуть, но с таким же успехом он мог бы быть буйволом. Опасный человек с пограничными проблемами, потому что он воспринимает это как приглашение продвинуться дальше в мое пространство.
Его грудь создает трение о мою грудь, которое я хочу игнорировать, но я не могу справиться с растущим напряжением в животе. Нас разделяют его футбольная форма и мой спортивный бюстгальтер и топ, и все же, как будто его обнаженная кожа трется о мои соски, стимулируя их, доводя до пика и пересекая черту невозврата.
— Но я не хочу. — Слова слетают с его греховно пропорциональных губ с соблазнительным изгибом.
— Что значит, ты не хочешь?
— Я не хочу отпускать тебя, Наоми. Мне здесь даже нравится. Вот так.
— Ну, я не знаю.
— Ложь — это твой защитный механизм?
— Оставь меня в покое, прежде чем ты встретишься с моим настоящим защитным механизмом.
— И что же это?
— Я лучше покажу тебе.
Я поднимаю колено, чтобы ударить его по яйцам, но его рефлекс быстрее моих. Его большая ладонь почти охватывает мое бедро, и он обхватывает ее своей и позиционирует так, что кажется, будто я трахаю его на публике.
Если моя попытка нападения и смущает его, он не показывает этого, улыбаясь своей фальшивой улыбкой. Как какой-нибудь модный политик перед камерами.
— Сейчас, Наоми. Если мы хотим иметь здоровые отношения, в них не должно быть никакого насилия. Или же… это тот тип насилия, с которым мы оба согласны.
Я усмехаюсь, пытаясь вывернуться, но снова безрезультатно.
— Конечно, ты бы так и сделал.
— Я богат, красив и звезда. О, я тоже из престижной семьи. Что во мне может не нравиться?
— Все, что ты только что упомянул. О, и твое высокомерие — вишенка на торте. Извините, что разбиваю это на куски, но я общаюсь с придурками. В следующий раз повезет больше.
Он хихикает, звук на удивление беззаботный по сравнению с его поведением.
— А ты забавная.
— Нет, я немного стервозная. Спроси своих подружек, Рейну и Брианну, и они расскажут тебе подробности.
— Я бы предпочел спросить тебя. Завтра пойдём на ужин?
— В похоронном бюро, прежде чем тебя кремируют?
— Или просто где-нибудь в хорошем месте, где нам не нужно беспокоиться о мертвых людях.
Он говорит спокойно, ухмылка тронула его губы, и, похоже, он совершенно не замечает моего чувства сарказма, которое обычно срабатывает, отпугивая людей.
— Я не уверена, пошутил ты или нет, но я только что намекнула, что ты мне не интересен.
— Нет, ты намекнула, что я высокомерен и что ты ненавидишь все качества, которые я упомянул о себе.
— Хорошо, тогда я говорю тебе сейчас, что я не заинтересована по причинам, упомянутым выше.
— Так давай забудем о них.
— Что?
— Забудь о прошлом и о том, кто я такой. У вас есть какие-либо возражения в противном случае?
— Я не могу просто забыть это
— Ты можешь притвориться.
— Так не работает. Твоё имя, лицо и положение в колледже — вот что определяет тебя.
Его челюсть сжимается.
— А что определяет тебя, Наоми?
— Это ты мне скажи. Разве не ты тот, кто поцеловал меня, а потом хотел пригласить меня на ужин, как какой-то любящий член? Мы никогда толком не разговаривали, пока ты не повалил меня на землю несколько дней назад, так что я могу поверить, что ты меня разыгрываешь.
— Или, может быть, я просто интересуюсь тобой.
— О, пожалуйста. Назови хоть что-нибудь, что ты знаешь обо мне.
Он продолжает молчать.
— У тебя ничего нет? Я так и думала. Иди поиграй в эту игру с кем- нибудь другим, потому что у меня нет времени на это…
— Ты ненавидишь быть чирлидером и устраиваешь истерику под солнцем, чтобы тебя выгнали из команды. Однако декан и тренер удерживают тебя из-за чеков, которые твоя мама выписывает в колледж. Ты была воспитана матерью-одиночкой японского происхождения, и у тебя есть склонность к пассивной агрессивности и откровенной агрессивности, когда речь идет о твоей расе. Ты используешь сарказм и самоосуждени в качестве защитного механизма, но плохо реагируешь, когда эта тактика направлена против тебя. Ты едва улыбаешься, потому что тебе нравится злиться на мир и всех в нем, и ты предпочитаешь быть асоциальным чудачкой, а не надевать маску. Иногда на уроках ты носишь очки в черной оправе, которые делают тебя похожей на очаровательного ботаника. О, и ты слушаете хард-рок на такой громкости, которая в будущем повредит твои уши.
Мои губы приоткрываются, когда я смотрю на него. Таким образом, он мог бы знать все это обо мне. Не тогда, когда мы почти не общались.
Черт, я сомневаюсь, что он помнит, когда мы впервые встретились официально — или неофициально, или как там еще.
— И что? — Он ухмыляется. — Как я справился?
— Ты ждешь счета? Если так, то это буква F.
— Опять врешь, хотя на тебя это явно произвело впечатление. О, и ты сейчас слегка дрожишь.
Я все еще прижимаюсь к нему, проклиная свою непроизвольную реакцию тела.
— Теперь я знаю, кто ты на самом деле, — говорит он.
— И кто же я
— Цундэрэ.
— Что?
— Это означает кого-то, кому жарко и холодно. Жестокий снаружи, несмотря на мягкость внутри.
— Я знаю, что значит Цундэрэ, и я, черт возьми, не персонаж аниме.
— Я подтвержу это завтра за ужином. Он подносит мою руку к своему рту и касается губами моей кожи, которая мгновенно краснеет.
Я всегда хвалила себя за то, что была
