Я рожу тебе детей - Ева Ночь

На самом деле, владельца ресторана зовут Георгий Баев. Но, наверное, за внешность, давно зовут его Кот Баюн. И, видимо, ему это нравится, даже ресторан свой так назвал.

Ему чуть за сорок — почти как Олегу. Но сравнивать их — это все равно что неповоротливую баржу поставить рядом с быстроходным пиратским кораблем. Пухленький, с круглым лицом и усами-перышками, Гоша всегда напоминал мне Кота Бегемота. Было в нем нечто авантюрное и хитрое, хоть он изо всех сил пытался изображать хлебосольного, немного меланхоличного Кота Баюна.

— Георгий, — сказала я строго, — я уже достаточно взрослая девочка, чтобы не спрашивать мнения родителей, с женихом мне встречаться или с поклонниками.

— Ну, так-то оно так… — миролюбиво сложил руки на кругленьком животике Гоша, — но это ж совершенно разные вещи. Глаз да глаз за вами нужен. А то, глядишь, обманут вас, наивных, глазом моргнуть не успеете.

При этом Гоша зорко следил за Змеевым, который разве что не задымился от его взгляда и обуреваемых его эмоций. Напряженный весь, твердый — я его бицепс под своей ладонью чуть ли не наизусть выучила, как на анатомическом макете.

У Гоши — дочь на выданье, как говорят. Восемнадцатилетняя оторва — это уже он сам, любя, так ее величает.

На самом деле, у Баева три дочери, но две из них еще достаточно мелкие, чтобы беспокоиться, а вот боевая Натка доставляла ему немало хлопот, и поэтому Гоша любил опекать девиц, вроде меня. Тех, к кому он чувствовал симпатию. Эдакий барончик местного разлива.

По каким таким признакам он нас выделял в «своих» — неизвестно, но я точно знала: если Гоша кого опекает, значит в его глазах девушка порядочная и нуждается в опеке. Хотя бы на время пребывания в его заведении.

— Ну, прошу, прошу, — картинно ведет он пухлой ручкой, указывая на мой любимый столик. Баев как будто поджидает меня, хоть я и захаживаю к нему нечасто.

— Это кто такой? — наконец-то открывает рот Змеев. Черты лица у него заострились, нездешняя смуглость проступила еще больше. Как есть флибустьер, который почувствовал, что у него хотят добычу из-под носа увести.

— Расслабься, — советую ему шепотом, — это хозяин заведения, не мой настоящий и даже не бывший ухажер, глубоко женатый отец трех дочерей.

Боже, какая я тупица временами! Я опять о детях! Прокол за проколом, будто меня никогда и ничему не учили. Но Змеев на этот раз не мрачнеет. Он о чем-то своем напряженно думает.

— Ты бы мне список составила, — заявляет он, сделав заказ. Причем заказ он сделал и на меня в том числе, не спрашивая моего мнения. Пришлось на ходу корректировать, плавясь под его недовольным взглядом.

— Какой список? — все еще не отошла я от его самодурства. Не привыкла, однако, чтобы мною вот так помыкали да командовали.

— Поклонников своих, — заявляет этот конкистадор холодным тоном. Если судить по тому, как он произносит слова, висеть им на рее ногами вниз — в лучшем случае.

— Скажи, что ты это несерьезно. Что пошутил, — пытаюсь мягко вбить в его голову, что некоторые границы переходить не стоит.

— Какие шутки? У меня такое впечатление, что под ногами яблоки. Ступить некуда.

— Боишься упасть? — съязвила я.

— Нет, скорее, раздавить, — заявил он кровожадно. — Я не из тех, кто собирает урожай.

Как есть пират. Он же не ревнует? Глупо как-то ревновать, когда мы всего лишь несколько часов пообщались и пришли в ресторан поужинать.

— И давай договоримся, — ступила я на скользкую дорожку, — я не из тех трепетных дев, что заглядывают мужчине в рот и покорно делают все, что он пожелает. Я не привыкла подчиняться, и если мне что-то не нравится, сразу же об этом говорю. Мне не понравилось, что ты попытался сделать выбор за меня. Пусть это всего лишь еда. Но, полагаю, ты думаешь, что точно так же будешь руководить мною и направлять. Не выйдет.

Змеев иронично дернул бровями и ослепил совершенно обезоруживающей ленивой улыбкой.

— Думаю, мы найдем компромисс, — пророкотал он бархатно, и я почувствовала, как мурашки побежали вприпрыжку по телу. — Тебе понравится, я уверен.

Он на что сейчас намекает? Не на еду же, да?.. Или это я настолько извращенная, что слышу в его голосе сексуальный подтекст?

Олег

Ему нравилось за Лерочкой наблюдать. Ловить ее движения, мимику, тембр голоса. Он искал и находил плюсы, не ощущал внутри ни протестов, ни дискомфорта. Она точно его человек. И не потому, что женщина, которая ему симпатична.

Хоть он и разглядывал ее и с этой — чисто женской стороны, — но внимание обращал на нечто другое. На то, какой она «мужик», если можно так выразиться. Это что-то вроде того, пойдешь ли ты с этим человеком в разведку. С Лерочкой Олег сходил бы и в разведку, и на другие рискованные мероприятия, потому что был убежден: она не подведет.

И если до этого он выискивал недостатки, пытаясь доказать ей, что столь молодой психолог не способен по-настоящему помочь, то сейчас он поставил абсолютно противоположную задачу: найти в Лерочке все самое хорошее. То, на чем будет опираться его спонтанно выросший, как гриб после дождя, план.

Она — его женщина. Да, именно так. И это убеждение заполоняло его почти полностью. Старое, забытое чувство. Он очень давно не увлекался женщинами.

Может, заартачься она, не согласись, он бы и не думал об этом. Плюнул и ушел. Хотя, наверное, нет. Олег был не из тех, кто отказывается от своих намерений. Особенно, если они ему казались правильными.

Он допускал ошибки, как и любой нормальный человек. Но интуиция его подводила редко. А поэтому ему казалось, что из этой авантюры вполне может выйти что-то путное, стоящее. То, ради чего стоит повозиться и приложить усилия.

Ему нравилось подначивать Лерочку. Вот как сейчас. Она немножко терялась, слегка сердилась, смущалась, но все равно бойко отбивала все его атаки. Не сказать, что ему это стопроцентно импонировало. Он из тех, кто любил подчинять и привык, чтобы ему подчинялись.

— Ты вот это сейчас серьезно? — спросила она, опуская ложку в горячий суп.

Олег втайне надеялся, что Лерочка не наденет ему на голову тарелку, но на всякий случай отодвинулся подальше.

— Вполне. Но не могу знать, что ты сейчас придумываешь у себя в голове.

— Ничего не придумываю, — сказала она вполне спокойно и приступила к ужину.

— Будем