Белва Плейн - Пылающий Эдем

– Это, наверное, самое красивое место на земле, – сказала она наконец. – Разве не об этом ты мне всегда говоришь, Фрэнсис?

– Но вы же покидаете его, – возразила Кэт.

И вновь Ти улыбнулась своей долгой печальной улыбкой.

– Да, да. Я должна, – сказала она и, взглянув на часы, добавила. – Фактически уже через час.

Лорен и Фрэнклин предложили отвезти ее в аэропорт, чтобы Кэт и Фрэнсис могли сразу же ехать домой.

– Будь счастлив, – сказала Ти, даря Фрэнсису прощальный поцелуй. – На этот раз ты будешь счастлив. Я это поняла, как только взглянула на нее.

Он хотел сказать ей еще так много. Сказать, как он хочет, чтобы Она тоже была счастлива. Сказать, что возможно еще не все потеряно, и она еще сможет найти себе друга… Но он сказал лишь одну фразу:

– Благослови тебя Бог и спасибо, что приехала, и желаю благополучно вернуться домой.

Потом она подняла руку в прощальном приветствии и уехала.

Когда он сел за руль их машины, Кэт положила руку на его руку.

– Очень непростая женщина, твоя мама.

Он кивнул, слишком обуреваемый чувствами, чтобы говорить. Но потом сказал:

– Ты тоже весьма непростая, особенная женщина.

Они проехали через Коувтаун, где в разгаре был воскресный базар. Вдоль тротуара стояли корзины с серебристой рыбой. Тут были и угри, и килька, и кефаль. Отряд девушек-скаутов в коричневой форме английского образца выстроился у входа в картинную галерею Да Кунья.

– Здесь мало что изменилось, – заметил Фрэнсис.

– Разве?

– О, ты знаешь, что я имел в виду, – сказал он и потянулся к ней, чтобы поцеловать. – Да, конечно, все изменилось полчаса тому назад.

Они выехали на шоссе, ведущее к Элевтере.

– Домой, – сказал он.

Озборн уже ожидал их, чтобы поздравить.

– Я должен сказать вам, как я рад, как все мы рады, что вы остаетесь! – восклицал он, крепко пожимая руку Фрэнсиса. За все эти годы, прожитые вместе, он лишь во второй раз так раскрылся перед ним.

Фрэнсис и Кэт пересекли подъездную аллею, направляясь к веранде. Под ногами заскрипел гравий.

– Ох, эти каблуки! – сказала она. Он посмотрел вниз:

– Дорогая моя, у тебя красивые ноги.

– Красивые ноги? И это все, чем ты способен восторгаться в день нашей свадьбы… Моими ногами?

– Остальное я оставлю на потом, – сказал он ей.

– Ой, смотри. Вон самолет, он только что взлетел! Ты думаешь, это самолет Ти?

Самолет все еще был достаточно низко, и его иллюминаторы были различимы с земли. Он подумал, что Ти, возможно, смотрит сейчас вниз и может увидеть Дедушку на веранде и свою старую белую лошадь в стойле.

– Ты помнишь тот день, когда ты привезла меня сюда? – спросил он внезапно.

– Я помню все. И ящериц, и коз, и тишину, твое лицо.

– Ты все еще говоришь стихами.

И они посмотрели друг на друга. Это был долгий, трепетный взгляд, потом она отвернулась и произнесла что-то ординарное, чтобы снять волнение.

– Я па минутку отлучусь посмотреть на собак. Он не мог не рассмеяться.

– Не смейся! Им нелегко привыкать к новому месту. Они будут волноваться.

– Ну хорошо, – сказал он. – Я приду туда через несколько минут.

И он проследил, как она вошла в дом, скрывшись за дверью. Но сам он был чересчур возбужден, чтобы оставаться в доме. Он словно родился заново. Он был и Элевтером Франсуа, впервые стоявшем на этом месте. Он был и человеком завтрашнего дня.

Боже мой! Это был великий день, когда можно было запрокинуть назад голову и кричать ветру! Крикнуть туда, где волны бьются о скалы, рассыпаясь брызгами восторга; крикнуть туда, где мрачная, как тяжкий сон, Морн Блю, поднимаясь уступ за уступом, расстилает свои бесконечные оттенки зеленого; крикнуть туда, где над живой землей бегут облака и где во все стороны, далеко-далеко, на сколько хватает глаз, переливаясь, блестит в своем движении вода.

Опасное венерическое заболевание. Тропический сифилис.