Джанна наклонилась к ней и поцеловала в щеку.
– Лучше всего мне было с тобой. Подсознательно я всегда ощущала крепость наших уз.
– Ты так похожа на меня, что я за тебя боюсь.
– Не бойся, – ответила Джанна. Она сомневалась, что сможет во всем походить на мать, но чувствовала себя сильнее от мысли, что является родной дочерью Пифани. Невзирая на войну и многолетние невзгоды, Пифани спасла семью. Конечно, не обошлось без проблем – в какой семье их нет? – но они были преодолены благодаря мудрости тети Пиф.
Джанне не давал покоя еще один вопрос.
– Тебе не трудно будет рассказать мне о моем отце? Взгляд тети Пиф был полон отчаяния. Немного помедлив, она ответила:
– Нет, не трудно. Мне бы очень хотелось – ты просто не знаешь, до чего бы мне этого хотелось! – честно ответить тебе, что твой отец, Стив Санфорд, был самой сильной любовью в моей жизни, но я не стану кривить душой. Надо отдать ему должное: он любил меня. Но место Йена никто никогда не смог бы занять.
– Ты вышла бы за него замуж, если бы он остался в живых?
– Нет, Джанна, не вышла бы. Он принадлежал Америке, мечтал вернуться в родной Канзас. Если бы я любила его, как Йена, это не стало бы для меня помехой, а так...
Джанна помолчала, пытаясь уложить в сознании только что услышанное. Ее мать не любила ее отца... Она вспомнила Реджинальда, холодного и властного, который столько лет портил ей жизнь. Знать, что он не приходится ей отцом, что ей нет нужды чтить его память, значило сбросить с плеч тяжелую ношу.
Раз настал момент расставить все точки над «i», Джанна решила выложить все про Тони. Лучшей возможности могло уже не представиться.
– Я нашла кубок Клеопатры. У меня есть неопровержимые доказательства тот, что его украл Тони Бредфорд. Со дня на день ему предъявят обвинение.
Тетя Пиф поморщилась, и Джанна опасливо посмотрела на монитор. Ничего страшного вроде бы не было.
– Я сделала это ради тебя, мама. Я не могла допустить, чтобы убийца дорогого тебе человека разгуливал на свободе. Конечно, наказание не будет соответствовать тяжести преступления, но он по крайней мере знает, что своим крушением он целиком обязан мне.
– Знает? Тони знает?
– Да. Я только что от него. Я хотела, чтобы он сказал мне, зачем убил Йена.
– И он сказал?
Джанна тут же пожалела, что завела речь о Тони. Сейчас не время было говорить Пифани, что Йен погиб из-за нее. Достаточно того, что он был застрелен из ее револьвера. Джанна слишком ее любила, чтобы усугублять страдания. Надо ли, чтобы она на пороге смерти кляла себя, хотя настоящий виновник – Тони, по-своему любивший ее?
– Зачем, Джанна? Зачем он убил Йена?
– Из-за кубка. Тони сбыл его через ливийского торговца. – Джанна надеялась, что Пифани удовлетворится полуправдой.
Пифани закрыла глаза и некоторое время лежала молча. Проходила секунда за секундой. Джанна подумала, что она уснула. Показания монитора не вызывали тревоги.
Джанна с сожалением осознала, что месть оказалась не так уж сладка, как она надеялась. Правда, она не думала, что не сумеет сказать тете Пиф всю правду. Теперь она понимала, что Пифани, не задумываясь, вышла бы за Тони, если бы могла спасти этим жизнь Йена.
– Знаешь, – сказала тетя Пиф, не открывая глаз, – у меня все это время было странное чувство, что с Тони разберется Ник.
Джанне очень хотелось ответить, что Ник уже больше не обеспокоен даже гибелью своего друга, Трейвиса, и отказался проводить собственное расследование, однако она понимала, что говорить это необязательно и даже вредно.
Тетя Пиф открыла глаза. Они были затуманены, взгляд не фокусировался. Тревога, поутихшая во время разговора, когда у Джанны проснулась надежда, что мать выживет, снова сжала ей сердце.
– Джанна, я не хочу, чтобы ты совершила ту же ошибку, что и я. Мне следовало продать отели, никому тебя не отдавать, а уехать с тобой в Англию. – Она сжала Джанне руку, но без прежней силы. – Никогда не заблуждайся, будто главное в твоей жизни – компания. – Ее голос стал так тих, что Джанне пришлось нагнуться, чтобы уловить продолжение фразы. – Ник главнее. Я намеренно свела вас, убедив его не расставаться с акциями Трейвиса, хотя Ник хотел продать их мне. Замысел сработал: вы полюбили друг друга.
Джанна совсем уж собралась сказать ей, что Ник по-прежнему любит Аманду Джейн, но вовремя опомнилась. Пифани была слишком слаба для спора.
– Отдыхай. Мы и так слишком долго говорим.
– Я устала, и у меня страшно болит бок. Но ты все равно останься. Поговори со мной. Расскажи об Уоррене и Шадоу, об Одри, о Такси... обо всем.
– Хорошо. – Джанна поцеловала ее в щеку и убрала волосы у нее со лба.
– Обещай мне, – попросила тетя Пиф, не выпуская ее руку, и сделала глубокий вдох, – обещай, что останешься со мной до самого конца. Мне совсем не страшно. Меня ждет Йен. Но я люблю тебя также сильно, как его. Я хочу побыть с тобой сколько сумею.
Тетя Пиф закрыла глаза. Джанна боролась со слезами. Усилием воли она остановила подступившие к горлу рыдания.
– Так вот, Шадоу... Шадоу придумала новый сорт съедобного белья. Ты не поверишь, но это действительно вкусно. Ты же знаешь, – она изо всех сил придавала своему голосу бодрости, – Шадоу вечно что-нибудь изобретает. Она проверила новый сорт, подав мелко порезанное белье на десерт у себя дома. Я как раз была у них в гостях. На ужин пригласили члена парламента от Рипона. Шадоу подала белье, но он не распознал, что это такое, похвалил и попросил добавки.
Не размыкая век, тетя Пиф улыбнулась – слабо, но весело.
– Одри, как тебе известно, горда успехами Такси. Он завоевал несколько чемпионских лент. Два дня назад я побывала в магазинчике, который она собирается открыть. Это наискосок от магазина белья Джанет Реджер на Бошам-плейс. Ты знаешь это место, раньше там был мебельный магазин «Рейвел Мене». У входной двери уже красуется бронзовая собачка. В конце концов она назвала ее не Фидо, а Роммелем, в память о Ромми.
Джанна посмотрела на часы. Уоррен и Шадоу должны были появиться с минуты на минуту. Несколько часов назад Уоррен сказал, что немедленно вылетает.
– Продолжай, я слушаю.
– У Хло вылез первый зуб. Он немножко кривой...
– Ох! – вскрикнула Пифани и села, держась рукой за бок. Из локтевого сгиба выпала игла капельницы, и на простыне появилось кровавое пятно. – Нет, пожалуйста, нет!
Джанна обняла вцепившуюся в нее Пифани.
– Что с тобой?
Пифани обмякла. Джанна стала укладывать ее на подушки, радуясь, что приступ миновал. Потом ее взгляд упал на монитор. Черта была безупречно прямой. В палате зазвенел звонок, ему откликнулось эхо, еще более пронзительное.
– Я люблю тебя, мама! Благослови тебя бог за твою любовь ко мне.
