Роуз, я узнал о вашем существовании всего два года назад. Я подозревал, что в прошлом Рейчел есть темные пятна, которые не дают ей покоя: она говорила, что совершила «страшный грех». Как-то раз, под действием алкоголя, в слезах, после крестин (она всегда ненавидела крестины), она призналась, что ее «наказывают» за это. Она никогда не говорила, что это за «грех», и я никогда не спрашивал. Но в октябре 2000 года она рассказала мне правду.
Даже спустя столько лет воспоминание о том, как она произвела вас на свет и бросила, приносило ей жуткие мучения. Мне было ее очень жаль — и вас тоже, Роуз. Не мое дело объяснять, что произошло, это должна сделать Рейчел. Я прилагаю ее письмо, которое она продиктовала мне восемнадцать месяцев назад. Я так надеялся, что однажды смогу передать его вам. Этот день настал…
Мою маму зовут Рейчел, радостно подумала я. Ее зовут Рейчел, она написала мне письмо, и я с ней увижусь! Я взяла конверт и, хотя прошло сорок лет, узнала ее крупный круглый почерк, которым она написала записку в тот день. Интересно, как скоро мы увидимся? Буду ли я называть ее «Рейчел» или «мама»?
Роуз, я с глубоким сожалением вынужден сообщить, что в прошлом году, десятого марта, Рейчел скончалась в больнице Мэри Поттер здесь, в Аделаиде. Ей было 53 года. Поэтому она наконец рассказала мне о вас — она знала, что ей осталось жить всего пару месяцев. Ей так хотелось все исправить, достигнуть «конечного замыкания», как говорят в психиатрии, но она не знала, как это сделать. Она рассказала мне, как горько сожалеет о своем поступке, и о том, что не пыталась вас разыскать. Я спросил ее, почему она этого не сделала, и она ответила, что, хотя желала найти вас всем сердцем, ей было слишком стыдно. И страшно. Она боялась, что, когда наконец найдет вас, вы не захотите ее знать, «и разве можно ее в этом винить?» добавила она. Рейчел думала, что, скорее всего, вы знаете, что она вас бросила. И поэтому догадывалась, что вы не захотите иметь с ней ничего общего. К тому же, по ее словам, было уже слишком поздно.
Нет. Нет, подумала я. Не поздно. Я покачала головой. Если бы она решила отыскать меня, я бы откликнулась.
И вот, чтобы она наконец смогла обрести покой, я уговорил ее написать вам письмо, которое я передал бы вам, если бы вы однажды пожелали связаться с ней. Мысль о том, что она наконец с вами «поговорила», принесла ей великое успокоение в последние недели ее жизни.
Я отложила письмо Денниса, так и не дочитав его до конца, и распечатала письмо Рейчел. Я больше не могла ждать. Я открывала письмо своей матери. На нем стояла дата: 1 января 2001 года.
Дорогая Роуз. Сегодня Новый год, время давать обещания и начинать новую жизнь. Хотя мне не удастся начать жизнь заново (разве лишь чудом), я могу дать и сдержать обещание: написать тебе, моей дочери, которую я бросила почти сорок лет тому назад, и искренне попросить прощения. Я хочу, чтобы ты знала, что с того самого дня я думала о тебе каждый день. Я надеялась и молилась о том, что, несмотря на ужасное начало, твоя жизнь сложилась счастливо и удачно.
Я хочу попросить прощения за то, что, приложив столько усилий, чтобы найти меня, и добившись успеха (иначе ты не читала бы сейчас это письмо), ты обнаружишь, что я опять тебя бросила. Я была тебе никчемной матерью, Роуз. Я обманула тебя дважды. «Наколола», как говорят австралийцы. Я уверена, что ты ненавидела меня… — Да, расстроенно подумала я. Ненавидела. — Но меня утешает мысль, что, раз ты решила найти меня, значит, частично преодолела гнев и презрение. А может, тебе просто любопытно узнать о своих корнях. — Или все намного сложнее. — Как бы то ни было, Роуз, я не могу надеяться что ты простишь меня за то, что я сделала (с какой стати?), но по крайней мере я попытаюсь объяснить свои мотивы. Эта история о том, что произошло, о том как ты появилась на свет.
Я выросла в городке Ситтингбурн, в Кенте. Мои родители были достойными людьми с несколько суровыми взглядами, по моему мнению, католиками, из рабочих. Мой отец, Джим, работал на бумажной фабрике, а мать, Эйлин, довольно хрупкая женщина, приглядывала за мной и моей младшей сестрой Сьюзен. — Значит, у меня есть тетя. Ее зовут Сьюзен. Тетя Сьюзен. Тетушка Сью. — Мы жили в Кемсли, поместье, построенном для рабочих бумажной фабрики, в доме номер 10 по Колдхарбор-Лейн. В 1960 году, когда мне было четырнадцать, в соседний дом переехала семья Пеннингтон. У них было три сына, все высокие и довольно симпатичные, правда, немного худощавые. Я подружилась с самым старшим, Йеном. — Это мой отец, подумала я. Йен Пеннингтон. Так зовут моего отца.
Йену тогда было семнадцать, но мне он казался настоящим мужчиной У меня никогда не было парня, и я была от него без ума. Он был очень живым, привлекательным парнем, к тому же амбициозным и смышленым. Он учился в Бордене, школе для мальчиков, и собирался поступить в колледж и стать журналистом, как его дядя, который работал в «Таймс». Иногда Йен встречал меня после школы, мы ходили в кино или в кафе-мороженое, или он катал меня на мотоцикле. Около года наша дружба оставалась не больше чем дружбой. Но в сентябре 1961 года, когда ему исполнилось восемнадцать, он уехал из Кемсли в Королевский колледж в Лондоне изучать историю. Он был очень рад, что отменили закон о всеобщем призыве в армию и он мог сразу начать учебу. Мне тогда было пятнадцать (я родилась 25 июля 1946 года), я все еще ходила в школу. Мы переписывались, и как-то раз он предложил приехать к нему на выходные. Помню, как я обрадовалась. В субботу, в середине октября, я села на поезд и поехала в Лондон: я чувствовала себя совсем взрослой. Наврала родителям, что поеду в Вест-Энд с подругой походить по магазинам. Йен встретил меня на станции Лондон-Бридж, и мы пошли к нему домой — он снимал комнату в Кингс-Колледж-Холл в Кэмбервелле. Мы были счастливы увидеть друг друга, и тогда все и произошло…
К декабрю я поняла, что натворила. Мои родители были в бешенстве — будучи католичкой, я не могла сделать аборт. Родители Йена пришли в ярость и обвинили меня в том, что я «хитроумная шлюха» и «пытаюсь разрушить» жизнь их сына. Собрали семейный совет, приехал Йен, и первое, что он сказал, было: «Можете прекратить споры, потому что я немедленно женюсь на Рейчел». Все облегченно вздохнули. Но оставалась одна проблема — я была несовершеннолетней.
В те времена секс с несовершеннолетней грозил тюремным заключением, и, чтобы скандал не раскрылся, мои родители разработали целый план. Забрали меня из школы — в то время можно было закончить обучение в четырнадцать — и держали дома. Они делали вид, будто у меня воспаление гланд, поэтому какое-то время мне ни с кем нельзя общаться. Друзьям было запрещено меня навещать, помнится я умирала со скуки, — но я была вынуждена подыгрывать. К тому же мне никого не хотелось видеть. Я всегда считала себя «приличной» девушкой, а тут вдруг стала «одной из тех» девиц. Только вот, в отличие от «тех девиц», мой молодой человек собирался на мне жениться По крайней мере, так мы думали.
