— Посмотри, — улыбнулась ей Хильда.
Выражение лица Марты изменилось, она тут же побежала в гостиную, положила коробку на диван, сняла крышку.
— Кукла… — разочарование было огромным.
— Волшебная кукла, — уточнила Хильда. — Ее тоже зовут Марта, и у нее долгая-долгая история. Почти сказочная, — женщина подошла ближе. — Она даже знакома с твоим папой.
Марта подняла недоверчивый взгляд.
— С папой? А как его зовут?.. Только мой папа не Генрих, — нахмурив бровки, предупредила она.
— Конечно, нет. Твоего папу зовут Вадим, — Хильда нежно провела ладонью по темным локонам, посмотрела на замершую Катю.
— Вадим? — девочка стала серьезной, все еще недоверчиво поглядывая на куклу, подумала. — А почему он не с нами?
— Ну, видимо, он пока еще не знает, что ты его дочка.
— Ему расскажет волшебная Марта? — заинтригованная историей, шепотом спросила девочка.
— Конечно! Она ведь волшебная! — заговорщицки понизила голос Хильда. — А еще расскажет о том, какая ты хорошая и послушная!
— Ну… я не всегда послушная, — Марта виновато опустила головку.
— Ничего страшного. Даже со взрослыми так бывает. Но всё можно исправить, если перестать капризничать и снова вести себя как послушная девочка. Правда, мама?
Катя механически кивнула. Произнести хоть слово у нее не получилось: во рту пересохло, язык отказывался подчиняться. Неужели Хильда сама обо всем догадалась? Хорошо это или плохо, подумать она не успела. Все мысли были заняты вопросом: как?
— Он точно меня найдет? Не перепутает с какой-нибудь другой девочкой? У Элис тоже нету папы, и у Тины, — вспомнила она подружек по детскому садику.
— Что ты, ну конечно не перепутает! Ты очень на него похожа! — ответила Хильда в том числе и на немой вопрос Кати. — Кто-то звонит? — она прислушалась.
Повторный звонок услышали все. Раздумывая, кто бы это мог быть в такой поздний час, Катя подошла к двери.
— Добрый вечер, Берндт!..
Поняв, кто пришел, Хильда оставила занятую куклой девочку и поспешила в прихожую.
— Что-то случилось?
— И вы еще спрашиваете?! — нервно повысил голос мужчина. В таком состоянии Катя видела его впервые: раздувавшиеся от негодования ноздри, расширенные глаза. — Вот вы где! — воскликнул он, заметив Хильду. — Я так и думал! Я запрещаю вам обеим приближаться к моему сыну, иначе я вызову полицию! Завтра же я позвоню адвокату, и мы подадим на вас в суд! Такие, как вы, не имеют права заниматься детьми! — с этими словами мужчина в сердцах рубанул рукой воздух и удалился прочь.
Катя с Хильдой переглянулись. Стало еще более понятно, насколько сложным был разговор с Берндтом и насколько он не оправдал ожиданий Хильды. И угрозы Алерта были отнюдь не пустыми: к тайне усыновления здесь относятся весьма серьезно. Как и к посягательствам на частную жизнь.
Катя закрыла дверь и с тревогой посмотрела на гостью. В отличие от хозяйки, та держалась спокойно: никаких эмоций на лице, никакой нервозности.
— Не расстраивайтесь, — улыбнулась она. — Это первая, вполне ожидаемая реакция. Подождем до завтра.
— Тогда, может быть, чаю?
— Спасибо, Екатерина! От чая не откажусь. К тому же я привезла вам чудесный пирог, который накануне испекла Каролина. Минуточку… — сняла она с ручки чемодана пакет с еще одной коробкой. — Каролина — моя главная помощница в работе фонда, моя компаньонка. Именно она вела с вами переписку.
— Увы, не со мной, — Катя опустила глаза. — От моего имени с ней переписывался Генрих Вессенберг. Я ничего об этом не знала, и в этом моя вина.
Женщины прошли на кухню. Марта, к удивлению матери, продолжала возиться с куклой и о чем-то негромко с ней разговаривала.
— Мы так и поняли сегодня ночью, что те письма писали не вы. А Генрих — это…
— Это мой друг еще со студенческих лет. Его семья давно переехала в Германию, доучивался он уже здесь. Журналист, но сейчас делает успехи на поприще телеведущего, — Катя включила чайник, посмотрела на присевшую за стол гостью, которая слушала ее более чем внимательно. Что ж, придется рассказать всю правду. — У нас был короткий студенческий роман, мы расстались, он уехал, долгое время не давал о себе знать. За это время я успела выйти замуж, работала журналисткой… — она сделала паузу. — А затем я случайно познакомилась с Вадимом Ладышевым. Наше знакомство по стечению обстоятельств совпало с… В общем, стала рушиться семья. Но виной тому был не Вадим: просто выяснилось, что мы с супругом разные люди, по-разному смотрим на вещи, детей у нас не было. Всё совпало: и новое счастье, и несчастье… Я много думаю о том времени.
— По пути к вам я тоже вспоминала Вадима того времени. Он был окрылен, счастлив. И, как ни старался, не мог этого скрыть. Это заметила и я, и покойный Мартин.
— Я помню. Он рассказывал, что его друг, а точнее, второй отец, тяжело болен. Говорил о том, что тот просил назвать сына Мартином. Потому я и назвала девочку Мартой. Вадим очень переживал, что ничем не может помочь… Вам какой чай: черный или зеленый? Есть просто травяной сбор на ночь.
Катя поставила на стол чашки с блюдцами, переложила пирог на тарелку и раздумывала, какой найти предлог, чтобы от него отказаться, не обидев гостью. Иначе снова придется встречать утро в обнимку с унитазом. А гостья, судя по всему, весьма догадлива.
— Зеленый, — ответила Хильда. Внимательно наблюдая за молодой женщиной, за ее гостеприимными хлопотами, ловила себя на мысли, что Катя ей очень нравится. В первую очередь своей естественностью: не лукавит, не играет, не пытается показаться лучше, чем есть. Чем и подкупает. — Почему же вы расстались?
— Об этом я тоже часто думаю… Стечение обстоятельств… и моя вина. Еще будучи студенткой, я написала статью, которая… поспособствовала смерти профессора Ладышева. Прошло много лет, я о ней забыла, познакомилась с Вадимом и вдруг вспомнила. Вернее, мне напомнили люди, которые тогда использовали и меня, и статью. Скрыть этот факт от Вадима и от общественности мне не позволила совесть. Поняла, насколько была неправа по отношению к профессору и его семье, сколько принесла им горя. Написала новую статью…
— Очень хорошую, — Хильда кивнула. — Я ее прочитала в интернете при помощи переводчика. Так вот с чего всё началось… Мне ее показал сам Вадим, когда долечивался после тяжелого воспаления легких.
— Тогда мне казалось, что он никогда не простит мне смерти отца, — Катя виновато опустила взгляд. — Мне было очень стыдно и перед ним, и перед Ниной Георгиевной.
— Насколько я смогла понять, прямой вашей вины в смерти профессора Ладышева не было, — не согласилась женщина. — К тому же вы нашли в себе силы извиниться. Открыто. Это поступок, на который способен не каждый. Уверена, что Вадим это оценил. Пусть не сразу, но он вас простил. Не мог не простить… И это не причина для расставания, если люди любят друг друга. Так почему это все-таки произошло?
— Не знаю… — Хильда озвучила вопрос, который Кате уже задавал Клюев. Четкого ответа у нее не было ни тогда, ни спустя время после открывшейся правды. — Не знаю… Сначала я была уверена, что такое не прощается, а затем… Виной всему моя категоричность, принципиальность, гордость… Хотя нет, даже не гордость. Не знаю, как это перевести на немецкий, но по-русски это звучит ГОРДЫНЯ. Один из главных грехов.
— Я вас понимаю… Вы очень искренни, — Хильда опустила взгляд на чашку с чаем. — Поэтому вы не сказали ему о беременности?
— Да. Как-то все совпало: мой тяжелый токсикоз, гордыня, его долгое молчание. Решила, что он вычеркнул меня из своей жизни, а возвращать его с помощью известия о беременности посчитала неправильным. Унизительным, что ли… И его не хотела обременять. Он мной не интересовался, даже избегал, как мне показалось, — снова вспомнилась встреча в больничном коридоре.
— Полагаю, что Вадимом в то время руководил тот же грех — гордыня, — по-русски произнесла последнее слово Хильда. — Но я хорошо его знаю: в любом случае он никогда не оставил бы ни вас, ни свою дочь без помощи.
