Микеле Фьюмара сел в кресло, отбросив в сторону иллюстрированный журнал. Он был рассержен и подавлен, как загнанное в клетку животное. Он, Микеле Фьюмара, всегда был на высоте, а тут его обвели вокруг пальца две… Он посмотрел на один из рисунков в изящной рамке, изображавший белую ольху, перевел взгляд на изысканный абрис цветка на другой картинке и прочитал под ней латинское название: Orchidea Lipari Loeselii. Потом вскочил на ноги, не в силах выносить собственную беспомощность.
– Что я здесь делаю! – восклицал он. – Любуюсь на сон грядущий образцами местной флоры!
Он пытался найти место, где бы провести вечер: кино, дискотеку, на худой конец хотя бы телевизор. Один аппарат стоял в Jagerstube [87], но большинством голосов была выбрана программа на немецком языке.
– Как они тут живут? – в отчаянии спрашивал он, очутившись в незнакомом мире и чувствуя себя Робинзоном. – Наверное, Христофору Колумбу было не так одиноко среди американских индейцев.
Он рухнул на постель, возведя глаза к потолку и пытаясь вообразить, что будет завтра.
«А если две эти ненормальные специальным рейсом вернутся в долину сегодня вечером?» – пришло ему в голову. Исключить такую возможность было нельзя.
Он подошел к балконной двери, вышел на деревянный балкон и выглянул, облокотившись на балюстраду. Кабина фуникулера неподвижно стояла на бетонной платформе, свет в кассе был погашен. Внизу сверкали огни города, а вдалеке в прозрачном ночном воздухе виднелась горная цепь Доломитовых Альп. Из бара доносились голоса, музыка, взрывы смеха, явственно различимые в горной тишине. Слабые огни пробивались сквозь лесную чащу, значит, там было какое-то жилье. Может быть, именно там скрывались девушки.
Он закрыл балконную дверь.
«Гнев – плохой советчик», – твердил он себе, не в силах совладать с обуревавшим его нетерпением. Поглядел на другую картинку: озеро Карецца в обрамлении рыжих елей на фоне бело-голубой вершины Латемар. Может, она и была красивее, чем Монте-Пеллегрино, но он ни за что бы не согласился на обмен.
Аппарат на комоде ожил: он сразу узнал голос фрау Мартины.
– Вам звонят, синьор, – объявила она. – Вы можете спуститься?
– Я сейчас.
Он бросился вниз по деревянным ступеням в полной уверенности, что звонит дон Калоджеро Коста.
Фрау Мартина с улыбкой указала ему в своем кабинете на телефон со снятой трубкой.
– Слушаю, – сказал он, ожидая новых указаний.
– Синьор Фьюмара? – Это не был решительный бас Кало. Голос был женский, в нем слышалась насмешка.
– Это я, – ответил он растерянно.
– Говорит Карин Веньер, – представилась она.
– Весьма польщен. – Ко всем его горестям добавилось унижение.
– Путешествие было приятным?
– Не жалуюсь.
– Удобно вам в гостинице?
– Вполне.
Он услышал, как она засмеялась.
– Вопреки тому, что вы, вероятно, предполагаете, – объяснила она, – в каком-то смысле эта гора похожа на ваш остров. Все, что происходит, становится известным. С одной только разницей: здесь Барон – это я.
Именно эта мысль осенила его в ту же минуту. Официальные вежливые улыбки, хорошее обслуживание – все это не исключало скрытного наблюдения и быстрой передачи информации.
– Да, синьора, – выдавил он из себя, не зная, что еще сказать. Оглядевшись вокруг в поисках какого-нибудь решения, он обнаружил лишь рисунок лиственницы на стене.
– Почему бы вам нас не навестить? – предложила она с дружеским участием. – Раз уж нам суждено встретиться, попробуем обойтись без драм.
Это было конкретное предложение.
– Я приду, но где вас найти? – Теперь он был целиком в ее власти.
– Фрау Мартина все вам объяснит.
Значит, эта мать-настоятельница, столп местного гостеприимства, в сговоре с Карин.
– Я иду. – Он повесил трубку, поднявшись к себе, натянул красный свитер на новую рубашку и вновь спустился в холл.
Фрау Мартина с неизменной ласковой улыбкой ждала его у подножия деревянной лестницы, держа в руке электрический фонарь.
– Вы не знаете здешних мест, – заметила она, протягивая ему фонарик. – Тут нет электрического освещения, как в городе.
Он мог бы ей сказать, что там, откуда он родом, тоже не везде есть электричество, но предпочел выслушать ее указания молча.
– Идите вот по этой тропинке, – сказала она. – Увидите первый дом, но вы идите до развилки. Поверните налево и идите до второго дома. Там живет Карин.
Возможно, в душе она смеялась над ним, но по лицу было незаметно.
– Я должен вас поблагодарить, – сказал Микеле, все-таки чувствуя себя обманутым.
– Это необязательно, но если вы настаиваете…
В ее уверенном голосе послышалось какое-то скрытое сожаление, тайная печаль.
Он стал тихонько пробираться по тропинке, устланной мягким ковром сосновых иголок, вдыхая запах смолы и лесных цветов. Луч фонаря выхватывал из темноты зловещие контуры зарослей, порой выпархивала вспугнутая светом птица, белки в страхе прятались при его приближении. Во тьме таинственной ночи, на краю земли, Микеле двигался, как в каком-то странном сне. Проснись он сейчас у себя дома, под ярким солнцем, посреди выжженных полей, он бы не удивился.
Наконец он увидел свет, пробивавшийся из окна с резным наличником в виде цветочного орнамента. На подоконнике сидели две девушки, за которыми он следовал с самого рассвета: рыжая и брюнетка. Он вспомнил слова кассира с нижней платформы: «Я знаю синьорину с рыжими волосами. Ее зовут Карин Веньер. Она родилась там, наверху. В доме старой Ильзе Клотц. А вот ее подругу я не знаю».
У брюнетки была робкая, сдержанная улыбка южанки.
– Вот видите, – заговорила рыжая, – как просто нас найти. Заходите.
Он оказался в большой старинной комнате, обшитой деревом, освещенной и обогретой большим камином. Девушки расположились на скамье спиной к окну.
Рыжая указала ему на стул возле стола. Она была необыкновенно красива, у нее была алебастровая кожа и необыкновенно синие глаза, от взгляда которых ему стало не по себе.
– Я Карин, – представилась она. – А это Розалия. Мы можем предложить вам граппы, сидра или чаю из розовых лепестков. Что вам больше по душе?
– Ничего, спасибо, – ему хотелось только очнуться от этого унизительного кошмара.
– Ну, в таком случае, синьор Фьюмара, – она решительно перешла к сути, – что же мы намерены делать?
Прежде всего ему необходимо было взять под контроль свои расшатавшиеся нервы.
– Откровенность за откровенность, – сказал он. – Вы не хуже меня знаете, что я должен делать.
– Следить за нами? – заговорила она с досадой и презрением. – Охранять нас? Вы, сицилийцы, просто помешаны на подозрительности! Всюду вам мерещатся кровавые драмы! Даже в этом тихом уголке!
