– Хорошо, – прошептала я.
– Почему бы тебе тогда не сказать Саре, что вы с ней встретитесь завтра?
Я медленно прошла до Сариной машины, все еще судорожно пытаясь понять, не совершаю ли роковую ошибку. Внутренний голос говорил мне, что надо уезжать прямо сейчас.
– Знаешь, я остаюсь, – спокойно сообщила я Саре.
– Что ты этим хочешь сказать?! – в ужасе спросила Сара.
– Ее сегодня дома не будет. А завтра мы вместе поедем в школу, чтобы все уладить. Еще он обещал, что если после встречи я по-прежнему захочу уехать, то меня никто держать не будет.
– И ты ему веришь? – удивилась Сара.
– Приходится, – со слезами на глазах прошептала я. – Это хороший выход из положения. Никто не пострадает, и не надо будет никуда убегать.
Сара вылезла из машины и крепко обняла меня. Мы обе утерли слезы и попрощались.
– Ну что, тогда до завтра? – спросила я внезапно охрипшим голосом.
– Ладно, – хлюпая носом, ответила она. – Но что я скажу Эвану? Думаю, он расстроится, когда я приеду к нему одна. Он наверняка захочет сам тебя отсюда забрать.
– Сара, ради бога, только не это! – взмолилась я. – Постарайся убедить его, что все будет хорошо и мы увидимся завтра. Ну пожалуйста!
– Я постараюсь.
– Заставь его тебя послушаться. Обещаю, все будет в порядке.
Я попыталась пошевелиться, но что-то меня держало. Ничего не понимая, я попробовала поднять руки – и не получилось. Я начала быстро-быстро дышать носом, так как рот почему-то был чем-то залеплен. Тогда я принялась судорожно озираться – кругом было темно.
И я поняла, что вообще ничего не вижу. Что-то лежало сверху на моем лице. Сердце билось так часто, что, казалось, вот-вот выскочит из груди. Я еще раз попыталась освободить руки, но почувствовала дикую боль, услышала лязг металла – что-то острое врезалось мне в запястье.
– Ты не лишишь меня семьи! – прошипела она.
Меня охватила паника. Я начала извиваться и орать что было сил, но мои крики заглушила прижатая к лицу подушка. Я отчаянно дергала головой, пытаясь ее скинуть. Бесполезно – и я начала задыхаться.
Что-то давило на плечи. Оказывается, это онанавалилась на меня. А затем я почувствовала у себя на шее ее холодные руки. Я закричала громче, но рот был заклеен липкой лентой. Я из последних сил вырывалась, однако путы на руках и тяжесть еетела на моей груди не позволяли увернуться от цепких холодных рук.
Этого не может быть. Ну пожалуйста, услышьте меня! Хоть кто-нибудь!
Я попыталась ослабить путы – острые края содрали кожу вместе с мясом. Тогда я напряглась и дернула еще сильнее, чтобы хоть как-то освободить руки. Я задыхалась. Она все крепче сжимала мне горло. Я закашлялась, но даже тоненькая струйка воздуха не поступала в горящие легкие.
Тогда, выгнув спину, я оттолкнулась от кровати ногами. Плечи напряглись в нечеловеческом усилии, потом что-то треснуло, и я почувствовала дикую боль в ключице.
Неожиданно она убрала одну руку, и я попыталась открыть заклеенный скотчем рот, чувствуя воспаленную глотку. Я хотела, но не могла завопить от нечеловеческой боли, когда треснули кости лодыжки правой ноги под тяжестью чего-то такого, что она на нее обрушила. Я бессильно упала на спину и уже почти перестала дышать. Мое тело пронзила адская боль – и я, отчаянно цепляясь за жизнь, стала медленно погружаться во тьму.
Ледяные лапы снова сжали мне горло, теперь уже сильнее. Я попыталась сделать вдох, но воздуха не было.
Мне отчаянно хотелось, чтобы хоть кто-нибудь меня услышал. Я стала изо всех сил колотить в стенку левой ногой. Страх и адреналин в крови заглушали боль.
Но что-то сильнее и сильнее давило на голову. Легкие горели огнем. Когти неумолимо смыкались на шее, вонзаясь все глубже.
Я еще раз стукнула в стенку ногой. Ну пожалуйста, услышьте меня!
А потом я почувствовала, что меня куда-то затягивает. Бороться больше не было сил. Адское пламя пожирало меня. И, отдавшись во власть этих холодных лап, я провалилась в темноту.
В своей изменчивой жизни я испытала все – и любовь, и утрату. Причем утрату настолько тяжелую, что, казалось, такую ношу человек просто не в силах вынести. Но любовь пришла нежданно. И я чуть было не упустила ее, так как побоялась позволить ей расцвести.
Любовь помогала мне жить, а не просто выживать. Позволила мне проверить себя на прочность, и я оказалась намного сильнее, чем думала. Ее нежное дыхание рубцевало мои раны и сглаживало шрамы. Она позволяла мне стать выше, причем речь, естественно, не идет о том росте, что измеряется в дюймах. И сейчас, лежа в темноте, я надеялась, что она меня исцелит, но обнаружила, что я совсем одна.
Я больше не чувствовала боли в своем искалеченном теле. Не слышала, как постепенно замирают в груди удары сердца. Не слышала егоотчаянной мольбы, когда онприжимал меня к себе. Я была неподвижна. Ничего не осталось… только я сама.
И эта звенящая тишина несла мир и покой. Покой, который наступил слишком рано, но стал для меня прибежищем, позволившим забыть обо всем. О боли, о хаосе, о страхе. Спокойствие убаюкивало, но и требовало от меня жертвы, которую я пока была не готова принести. Но я не знала, остались ли у меня силы бороться.
Я знала, что время медленно, но верно утекает от меня. Мой пульс становился все слабее. А боль во всем теле, наоборот, усиливалась. Меня окутывала темнота. И так легко было просто ускользнуть туда, где покой и тишина, найти решение всех проблем в небытии. Мне ничего не оставалось, как сдаться и уступить. Я попыталась сосредоточиться на воспоминаниях о том, чем мне пришлось пожертвовать, – о тепле его тела, нежном трепете в груди, любви, читавшейся в его глазах. Тогда, может, все же стоит выбрать жизнь?
И когда я балансировала на грани между любовью и смертью, именно любовь заставила меня сражаться. Бороться за то, чтобы… Жить.
Здесь имеется в виду американский футбол. – Прим. перев.
