Он уже успел совсем окосеть. Следовало бы встать и уйти, но я не уходила. Я была зачарована, испугана, возмущена тем, что вижу, но отвернуться не могла.
Он прожег мне колготки сигаретой и даже не заметил. Он облил меня пивом, но не заметил и этого. Он заговаривался, порол какую-то чушь, начинал рассказывать — и на полуслове забывал, о чем, не дойдя и до середины. Он прицепился к паре за соседним столиком и продолжал болтать с ними даже после того, как они ясно дали понять, что он им надоел.
Он достал из кармана пятифунтовую бумажку, хотя полчаса назад уверял меня, что денег у него нет, и опять полез к нашим соседям, размахивая у них перед носом банкнотой и крича:
— Вот я вам покажу фотку моей подружки. Здесь ей двадцать один год. Правда, она прелесть?
В прошлом такие выходки приводили меня в восторг. Теперь я не испытывала ничего, кроме стыда, а под конец — обычной скуки.
Чем больше он пьянел, тем быстрее я трезвела. Неужели он всегда был таким, недоумевала я. Ответ я знала: да, таким и был. Он не изменился. Изменилась я. Теперь я все видела в ином свете.
Ему было мало дела, есть я или нет. Для него я была только источником денег.
Дэниэл оказался прав, подумала я. Мало мне горя, так еще приходится признавать, что этот самодовольный тип прав. Этого он мне забыть не даст. А может, и даст — теперь он не такой самодовольный, как раньше. И вообще он не самодовольный. Он хороший. Он, по крайней мере, иногда водит меня в паб. И даже в ресторан…
Я уже почти час сидела перед пустым стаканом. Гас этого не замечал.
Он пошел в туалет, пропал там минут на двадцать, а вернувшись, не подумал извиниться. В таком поведении ничего необычного не было. Куда бы мы ни ходили с Гасом, так происходило всегда.
Почему-то меня вечно окружают мужики, которые много пьют, обирают меня, и я не понимаю, как же так получается.
Но одно я теперь знаю точно: с меня хватит!
Досидели мы до закрытия, и Гас, по своему обыкновению, поругался с барменом. Бармен крикнул что-то вроде: «У вас что — дома нет и пойти некуда?», а Гас решил, что это верх бестактности и эгоизма, потому что всего несколько дней назад в Китае случилось ужасное землетрясение. «Слышал бы тебя какой-нибудь китаец!» — орал он. Долго и скучно пересказывать всю ту белиберду, которую он нес, пока нас не выгнали. Достаточно того, что бармен буквально выталкивал его из зала, а Гас упирался и вопил: «Чтоб тебе сдохнуть без покаяния!»
Подумать только, я восхищалась им, считала его бунтарем!
Дверь паба захлопнулась, и мы остались на улице.
— Ну что, Люси, домой? — слегка пошатываясь, сказал Гас.
— Домой? — вежливо переспросила я.
— Да.
— Очень хорошо, Гас, — кивнула я.
Он улыбнулся улыбкой победителя.
— А где ты теперь живешь? — поинтересовалась я.
— Пока в Кэмдене, — неопределенно проронил он. — Но почему ты спрашиваешь?
— Значит, едем в Кэмден, — резюмировала я.
— Нет, — встревожился он. — Ко мне мы не поедем! Это невозможно!
— Ладно, только в дом к моему отцу тебе нельзя.
— Чего это? Я потолкую с твоим стариком и, думаю, мы друг друга поймем.
— Да уж, — согласилась я, — этого-то я и боюсь.
Он что-то темнил, и я всегда это знала. Наверно, в Кэмдене у него девушка, с которой он живет.
Но мне было уже все равно. Я бы и в резиновых перчатках до него не дотронулась. Я вообще не понимала, как он мог мне так нравиться. Он был похож на маленького гнома, на нелепого пьяного тролля. Да еще в этой дурацкой шапке и грязном свитере неопределенного цвета.
Чары развеялись. Все в Гасе отвращало меня. Даже пахло от него как-то странно. Точнее, противно: как от ковра наутро после очень шумной пьянки.
— Побереги свои оправдания для других, — сказала я. — Не объясняй, почему не можешь привести меня к себе. И почему никогда не приводил. Другим рассказывай свои небылицы.
— Какие еще небылицы? — спросил он, искренне изумляясь.
— Дай вспомнить. Ты мог рассказывать, что присматриваешь за коровой твоего брата, держать ее, кроме спальни, у тебя негде, а она очень пугливая и боится чужих.
— Правда? — задумчиво протянул он. — Да, наверно, ты права. Это на меня похоже. Ты исключительная женщина, Люси Салливан.
— Да нет, — улыбнулась я. — Уже нет.
Это совсем расстроило его и так одурманенный алкоголем рассудок.
— Вот поэтому, — продолжал он, — придется нам ехать к тебе.
— Я поеду, — сказала я, — а ты нет.
— Нет, Люси, постой, — забеспокоился он. — Как же так?!
Я остановилась и радушно улыбнулась.
— Какие проблемы, Гас?
— А как же я попаду домой? — спросил он обиженно. — Люси, у меня же нет денег.
Я подошла ближе, заглянула ему в глаза и улыбнулась.
Он улыбнулся в ответ.
— Если честно, дорогой, — проворковала я, — мне наплевать!
— В смысле?..
— Говоря понятным тебе языком… — Я выдержала эффектную паузу и раздельно произнесла прямо ему в лицо: — Пошел ты!
Затем сделала глубокий вдох и продолжала:
— Выманивай деньги у других, пьяный урод! Мой кредит исчерпан.
И, покачивая бедрами, пошла прочь, ухмыляясь, как довольная кошка, и предоставив Гасу остолбенело смотреть мне вслед.
Через пару секунд я поняла, что иду не к метро, а в противоположную сторону, и повернула обратно, надеясь, что этот мелкий паршивец уже ушел.
А потом мне стало весело.
Я поехала в Эксбридж, но лишь за тем, чтобы собрать вещи. В электричке пассажиры странно косились на меня и старались держаться поодаль. Я же все вспоминала, как гадко обошлась с Гасом, и торжествующий внутренний голос твердил мне: чтобы жить хорошо, иногда надо вести себя жестоко.
Со злобным удовольствием я гадала, что успел расколотить папаша, пока меня не было дома. Этот пьяница вполне мог спалить дом. А если спалил, есть надежда, что и сам сгорел вместе с ним.
Я представила себе, как там сейчас полыхает, и, вопреки всему, рассмеялась вслух.
Я его ненавидела!
Теперь я понимала, насколько плохо позволяла Гасу обходиться с собою — а ведь в точности так же обращался со мною мой отец! Я умела любить только пьющих, безответственных, безденежных мужчин. Потому что этому научил меня папаша.
Но сейчас я уже не чувствовала, что люблю его. С меня довольно. С сегодняшнего дня пусть сам о себе заботится. И денег я больше не дам — ни одному, ни другому. В пылу моего гнева Гас и отец каким-то образом слились воедино.
Вообще-то я была благодарна и Гасу, и отцу за то, что они так отвратительно ко мне относились. За то, что вытолкнули меня туда, где мне стало на них наплевать. Будь они чуть порядочнее, это могло бы продолжаться вечно. И я прощала бы их снова, снова и снова.
