— Послушай, Алена… Подойди ко мне.
Она все так же молча повиновалась, не выпуская из рук платья, подошла и села рядом на краешек кровати.
— Наверное, я был с тобой вчера слишком груб. Извини. И все же ты должна была меня предупредить.
— О чем?
— О том, что до меня ты уже встречалась с мужчиной. Или с несколькими мужчинами… Сколько их у тебя было, Алена? Кто они?
— У меня не было мужчины, Руслан! Не было!
Он криво усмехнулся, а потом, придвинувшись, взял ее за подбородок и поднял лицо.
— Не нужно больше меня обманывать. А говорят, в деревне ничего не скроешь от людей… А ты вот смогла, скрыла. Но только не понимаю — на что ты надеялась? Если бы я был твоим первым мужчиной, у тебя была бы кровь… И ты не почувствовала бы никакого наслаждения, когда… Ведь ты его чувствовала, скажи?
— Мне было приятно, — призналась она, — но мне было ужасно больно…
— Не говори глупостей, слышишь?! — Его брови сдвинулись, и она сразу же сжалась в комок, опасаясь, что сейчас он снова начнет ее бить.
— Я не буду тебя бить, — как будто прочитав ее мысли, ответил он, — но врать мне не смей! Не смей, слышишь?! Надо же, а с виду ведь не скажешь, что ты…
Опустив голову, он обхватил ее руками и долго молчал.
— Руслан, почему ты мне не веришь? — тихо спросила она.
— А почему я должен тебе верить?
— Я — твоя жена…
— Да, ты — моя жена… Наверное, я должен бы выгнать тебя из дому — знаешь, ведь так обычно поступают с такими, как ты… Но я этого не сделаю. Не сделаю, если ты скажешь мне, кто он. Кто они? Сколько их у тебя было?..
— Мне нечего тебе сказать, Руслан…
Размахнувшись, он снова ударил ее по щеке. В глазах заискрило, она отклонилась, закрыла ладонями лицо, ожидая нового удара. Но его не последовало. Он молча встал, накинул одежду и вышел из комнаты.
Первый месяц ее замужества — медовый месяц — на всю оставшуюся жизнь оставил в душе горький привкус. Через месяц после свадьбы она была уже совсем не той, что раньше. Прежняя Алена — мечтательная, робкая девушка — осталась далеко в прошлом, погибнув в ту самую ночь, когда она стала женщиной. Дни проходили за днями, но ничего не менялось. В течение дня еще можно было как-то отвлечься: домашние хлопоты, стирка, уборка, работа на огороде — все это не давало времени на то, чтобы думать. И она старалась, изо всех сил старалась не думать о том, что скоро день закончится, наступит ночь и все повторится снова…
Это был как будто замкнутый круг. Каждый вечер, каждую ночь, когда они оставались вдвоем в спальне, он задавал ей один и тот же вопрос, на который она не могла ответить. Тело ее было покрыто непроходящими синяками, и она не могла себе позволить надевать открытую одежду даже в такую жару, которая стояла в селении тем летом. Внешне, на виду, он был с ней приветлив, улыбался, хвалил, когда она вкусно готовила, но в тот момент, когда они оставались наедине, вдали от посторонних глаз, всегда был холоден и сух. Они практически не разговаривали, словно находились в вечной ссоре. Он хотел ее почти каждую ночь, но ни одна из этих ночей даже отдаленно не напоминала ей ту, первую, когда ей было так хорошо. Он брал ее грубо, при этом практически не дотрагиваясь руками и уж тем более — губами, получал то, что ему было нужно, и почти сразу засыпал, оставляя ее наедине с самой собой и со звездами, которые равнодушным и холодным светом светили в окно. По вечерам он редко бывал дома, возвращаясь часто далеко за полночь, принося в дом терпкий запах спиртного. Если она спала, он будил ее, и опять начинался этот кошмар…
Все происходящее оставалось тайной, но эта тайна давила на нее так, что порой ей казалось — она начинает терять разум. Она не могла ни с кем поделиться своей бедой, понимая, что никто не поймет ее, сама не в силах понять, как же могло такое случиться. Вряд ли ей кто-нибудь поверит… Ей очень хотелось поговорить с Лизой, но Лиза была далеко, в другом селении, жила со своим мужем счастливо, воспитывала сына… А к родителям он ее не отпускал, несмотря на то что они жили совсем рядом. Да ей и не хотелось видеть мать — она ужасно боялась, что та, едва взглянув в глаза, сразу поймет, что дочь несчастлива. А ей не хотелось огорчать мать, не хотелось, чтобы она знала про весь этот кошмар. Да и чем она может ей помочь? Прижать к себе, посочувствовать и пожелать терпения? Каждую ночь, засыпая, глотая комок в горле и сдерживая стоны от мучительной боли, она молила Бога о том, чтобы ее муж наконец образумился, чтобы он поверил ей, несмотря на то что она не может ничем доказать свою правоту.
Но дни летели за днями, а ничего не менялось. Через три недели после первой ночи она убедилась в том, что не беременна, и уже не знала, огорчаться ей или радоваться. Раньше она хотела ребенка, мечтала о нем, но теперь — теперь она просто не могла себе представить, что произойдет, если у них с Русланом появится ребенок.
А через месяц после свадьбы он впервые не пришел домой ночевать. Она не могла уснуть, чувствуя предельное напряжение, которое проходило только после того, как очередная сцена заканчивалась и муж засыпал. Она всегда ждала его, чутко улавливая каждый звук в доме. В ту ночь она уснула только с первыми лучами рассвета, одна, в пустой комнате. Он пришел на следующий день к обеду.
— Где ты был? — спросила сына Алла Васильевна, сдвинув брови.
— Заночевал у Сереги, долго сидели, в карты играли… Да ладно, мама, сами разберемся.
Алена, естественно, не могла себе даже представить того, что она в чем-то упрекнет мужа. Но в тот вечер Руслан был немного другой, смеялся, шутил и даже слегка обнял ее, когда вставал из-за стола. Где-то в глубине души она чувствовала, что это — временное явление, что и сегодня, как всегда, ничего не изменится в тот момент, когда дверь их супружеской спальни закроется и они останутся наедине. И все же ей так хотелось верить в то, что все будет иначе…
В тот день на самом деле все было иначе — Руслан, появившись в комнате, разделся, лег в кровать и тут же заснул. А Алена, не веря в то, что сегодня не будет никаких побоев, и в то же время теряя последнюю надежду на то, что муж будет с ней добр и ласков, не выдержала и расплакалась. Слезы текли по щекам ручьями, она всхлипывала, не в силах удержаться. Он заворочался и проговорил что-то во сне. Она сразу испугалась, что разбудит его, вскочила с кровати и выбежала из комнаты в сад.
Здесь было прохладно, в траве стрекотали кузнечики, и она опустилась на маленькую скамейку под вишневым деревом. Во дворе было темно, но постепенно глаза привыкали к темноте, с каждой секундой различая ставшие привычными детали — крыльцо, ветки ореха напротив, весь силуэт дома; в темноте ночи его очертания казались ей какими-то устрашающими, и окна проваливались внутрь черными дырами. Внезапно она услышала какие-то приглушенные звуки, затем скрипнула дверь, и на пороге показалась чья-то фигура. Это была Лиля.
