«Вот, – думала Маша, потихоньку, чтобы не будить сыновей, входя в дом, – такие матери бывают! Бортанула свою кровиночку и рада-радехонька… Живет – не тужит… Я не такая! Я все сделаю для их счастья, все! Всю жизнь только для них и жила… И жить буду!»
Думать, сможет ли она стерпеть рядом с собой девку-сыкуху, забравшую у нее сыновнее сердце, Маша не стала. Ответ был для нее ясен, но мучителен.
«Вот приведет завтра и Вовка какую-нибудь. Скажет: «Это тебе, мама дорогая, невестка…» Да как же это так… уже?! Так скоро? Еще и не жили мы семьей хоть как-то спокойно и сыто, а уже надо разлучаться!»
Горькие, неотвязные мысли мучили Машу почти до самого утра, они перемежались с воспоминанием о почти бесплатно отработанной смене, отзывались болезненным колотьем в затылке – наверное, опять поднялось давление.
Заснула Маша уже почти на рассвете, встала поздно и с трудом. Сыновья, как у них водилось, наутро после ее работы крутились с завтраком сами – из того, что она им оставляла. Маша, в общем, понимала, что это не от большой сыновней любви, а оттого, что в такие утра она была особенно раздражительна. Маша с трудом сдерживалась от «кошачьих октав», как когда-то называл это беглый муж, а сыночки просто сбегали от ее упреков и окриков. И верно: случись что, ну хоть малейший предлог, Маша высказала бы Вадьке за все, за все! За его намерение привести в дом эту козу приблудную, за неблагодарность, за нелюбовь к маме…
День до вечера прошел муторно, но по многолетней привычке дом Маша тщательно прибрала – а пусть видит эта городская штучка, что дом хоть и не слишком богатый, но чистый безупречно – ни пылинки, ни соринки, хотя в нем двое взрослых мужиков. Приоделась даже, натянув купленное по случаю недавнего юбилея новое платье.
Обычно сыновья появлялись с работы ближе к семи вечера, но сегодня Володя пришел пораньше.
– Ну чё, мам, праздник у нас? – вместо приветствия, радостно заявил он с порога, снимая на веранде грязные башмаки.
– Это какой же? – передернула плечами Маша, вышедшая на шум: уж не младшенький ли с гостьей припожаловали?
– Так Вадик невесту приведет демонстрировать!
– Ну уж и праздник, – смогла выдавить из себя какой-то сдавленный шип Маша, повернулась и ушла в дом.
«Уже «невеста»!
Когда Володя вошел на кухню, улыбки на его лице уже не было, скорее, он был озадачен.
– Так ты ж сама хотела…
– Ничего я не хотела, – буркнула Маша и, отвернувшись к плите, поставила разогревать ему ужин.
– Ты как-то не так это все воспринимаешь… Нормальное дело. Мы ж молодые…
Он явно хотел сказать что-то еще или спросить, но, постояв немного в дверях – Маша чутко прислушивалась к его невнятному хмыканью, – вышел, так и не договорив.
В это время в ноябре во дворе уже было хоть глаз коли – фонари горели в Выселках только по большим праздникам, а в остальное время пара-тройка здешних улиц освещались только светом из окон домов. Но когда на улице зашелестела по намерзавшему на лужицах тонкому ледку машина, давно напрягшаяся и набрякшая слезами Маша разглядела-таки в окошко – это было такси. Из него вышел Вадик, открыл дверцу, и оттуда вылезла девица.
«Точно – привел! Привел все-таки…» – похолодела Маша, надеявшаяся, что пронесет беду, не приедет сегодня девка-супостатша, а завтра Маша работает и гостей принимать не сможет никаких, а потом еще что-то случится… Так и рассосется душевный этот нарыв… Но ведь нет, не пронесло. Приехала. Идет… На такси Вадик ее катает – кровные свои, невесть какие, тратит.
В сенцах, из которых налево была дверь на кухню, а направо – в комнату, послышались оживленные голоса – похоже, Володя принимал деятельное участие в приеме «дорогой гостьи».
«Вот и он тоже… Рад-радехонек!»
Тут Маша вспомнила, что сама вроде как сватала старшего. Гальку эту белоглазую приглашала – на свою голову.
«Они что – подумали, что я больно хочу их женатыми видеть?! Ох, что ж это я… И как я скажу, что я против… этих… девок?! Они ж взрослые, знамо дело – мужикам бабы нужны… Ох, ну и жизнь! И с чего говорят, что матери парнями управлять легче? Женила – и с плеч долой, пусть, мол, его теперь жена кормит-обстирывает… Это те думают, у кого сыночков нет – да таких, как мои».
Маша все-таки подкрасила на выход к «гостье» губы – кое-как, потому что било ее мелкой, неукротимой дрожью. Позовут они ее или лучше пойти самой – застать врасплох, потыкать вторженку наглой мордой за какую-нибудь совершаемую в отсутствие хозяйки непристойность? Да, вот так!
Маша ринулась в комнату и в темноватом коридорчике наткнулась на Вадика, который, к великому Машиному удивлению, был в костюме и галстуке.
«Во вырядился, поди ж ты! Будто уж и на свадьбу!»
На работу Вадик ходил обычно в джинсах и свитере. А тут…
– Ну, мам, ты где?
Маша хотела ответить в рифму, но сдержалась, только шумно выдохнула набранный было воздух. Не время еще.
– Там Настя пришла… Тебя ждем.
– Тут я, – выдавила Маша. – Занята была.
Она вошла в собственную свою комнату, как подсудимый – в зал суда, где ему предстояло столкнуться носом к носу с родными его многочисленных жертв. Маше ее комната очень нравилась, хотя заходила она сюда редко, только вытереть пыль и полить гераньки на окнах. Тут, в раздавшемся от старости серванте, спали мертвым сном хрустальные вазы и селедочницы, с переплатой купленные ее родителями и никогда ни для каких практических целей ими не использовавшиеся. Люстра «каскад» с пластмассовыми бирюльками, некогда дефицитная и шикарная, давала мало света, поэтому в зале всегда было сумрачно. Сколько на это истрачено сил, денег, нервов! И теперь здесь вот появилась… да… эта…
У круглого стола, покрытого желтоватой льняной скатертью, рядом с Володей сидела девица в черном костюме, похоже, длинная и тощая, с распущенными по спине светло-русыми волосами. Сама-то Маша, по старинному обычаю, как порядочная мужняя баба, волосы всегда в пучок на затылке завертывала, и эта новая мода ходить патлатой ей никогда не нравилась.
Девица что-то оживленно обсуждала с Володей, и они оба не сразу обратили внимание на хозяйку дома. Вадик довольно громко, нарочито, откашлялся. Собеседники замолкли на полуслове и обернулись в их сторону.
Девица, подняв глаза, секунду подслеповато моргая, всматривалась в сумрак у двери, а потом улыбнулась во весь свой большой рот и радостно сказала:
– Здравствуйте, Мария Степановна!
«Чему радуешься-то? Сейчас шугану вот тебя как следует… Хоть бы встала перед старшими, наглячка!»
Машу просто окатило ледяной волной ненависти к этой… Пришла, сидит!
– Вот, мама, познакомься – это Анастасия, моя хорошая подруга, – услышала Маша из-за спины чуть охрипший голос Вадика.
