— Кто это сказал? — спрашиваю с благоговением.
Напившись из фонтана, птичка улетает, и папа поворачивается ко мне:
— Кажется, Джоан Коллинз.
Он берет меня под руку, и вместе мы медленно бредем к дому.
Возвращение в Лондон обычно занимает целую вечность. По какой-то странной причине, которую мне до сих пор никто не удосужился объяснить, на шоссе вечно «ведутся дорожные работы, извините за неудобства». То есть извините за то, что вам часами приходится торчать в пробках. За то, что вы всю дорогу тащитесь со скоростью — максимум — 50 километров в час. За то, что вам приходится выписывать зигзаги между оранжевыми конусами, которые вырастают под колесами как грибы после дождя. При этом я ни разу еще не видела, чтобы на дороге кто-то действительно работал. Одна из загадок жизни.
Таинственное явление, вроде кругов и фигур на полях, размышляю я, ускоряясь на подъездной дороге. Вот бы пробки и ремонтные работы исчезли из моей жизни навсегда! Только представьте — свободное шоссе. Я бы и глазом моргнуть не успела, как оказалась дома.
Прибавив газу, выворачиваю ручку громкости радио до предела, чтобы заглушить шум ветра. Я как следует подготовилась к неизбежному Великому Стоянию: захватила несколько дисков, запаслась продовольствием в виде мешка лакричных конфеток. Если уж суждено торчать на шоссе часами, пусть мне составляют компанию хиты «Дюран Дюран» и мои любимые желто-розовые подушечки. Забросив конфету в рот, впиваюсь зубами в мягкую, сочную кокосовую начинку.
Спустя двадцать минут во мне просыпается смутное беспокойство. Не пойму, в чем дело, но что-то явно не так. Я лечу на всех парах, верх убран, волосы заправлены под платок, чтобы не спутались… но как будто чего-то не хватает. Музыки? Нет, сэр: Саймон Ле Бон[22] во всю глотку распевает «Рио». Еды? Нет, сэр: выковыряв застрявший в зубе кусочек лакрицы, снова запускаю руку в пакет. Фары забыла включить? Но еще не стемнело, и мне нужен только ближний свет. Горит? Да.
И тут до меня доходит.
Оранжевые конусы. Их нет.
И я до сих пор не застряла в пробке! Улыбаюсь, сама не веря своему счастью, и жму тапочкой на акселератор. Если так и дальше пойдет, попаду домой меньше чем через два часа.
Даже через час сорок две минуты. Сворачивая на свою улицу, я бросаю взгляд на часы: мировой рекорд, определенно. Сбросив скорость, ползу вдоль обсаженного деревьями тротуара. Разыскивается место для парковки. Навалившись грудью на руль и закусив губу, стреляю глазами вправо-влево. Не то чтобы я очень надеялась. За все годы, что я живу в этой квартире, припарковаться поблизости еще ни разу не удалось. — Вот бы мне попалось местечко… — еле слышно шепчу я. — Чуть-чуть места, мне много не надо…
Но машины стоят плотно, бампер к бамперу. Откинувшись на сиденье, жму на газ. Опять придется объехать весь квартал. Причем, вполне возможно, раз десять. И в итоге оставить автомобиль где-нибудь в километре от дома, а потом тащиться по темным переулкам, которые, вероятно, кишат насильниками, убийцами и… господи боже!
Воображая наш тишайший райончик в виде бандитского гетто, из тех, что встречаются в фильмах с Аль Пачино, я зазевалась и чуть не въехала в «ренджровер». Он как раз отъезжает от тротуара и выруливает на проезжую часть, мигая правым поворотником. Узрев прямо перед собой эту махину, бью по тормозам.
Шины визжат, и голова у меня резко дергается, как у тех манекенов, на которых проверяют безопасность автомобилей. Всматриваясь в лобовое стекло «ренджровера», одними губами произношу: «Извините».
Боже правый, это он!
Коротко кивнув в ответ, сосед разворачивается, объезжает меня и уносится прочь.
Я сижу в полной прострации, слушая, как гудит, удаляясь, четырехлитровый мотор, и рассматривая в зеркале заднего вида клубы выхлопных газов. Как это похоже на меня! Чуть не воткнулась в него на всех парах, идиотка. Подавленная, опускаю голову и упираюсь лбом в руль, прямо в блестящий логотип посередине. Закрыв глаза, вновь и вновь прокручиваю в голове эту сцену, чтобы себя помучить. А каким взглядом он наградил меня, отъезжая… Стойте! Он уехал, а это значит…
Поднимаю глаза. Там, где только что стоял его автомобиль… прямо напротив моего дома… мне явлено истинное чудо нашего времени. Место для парковки.
Я особенно не думала о том, что скажу потенциальному жильцу. Если честно, положив трубку вчера вечером, я и не вспомнила-то ни разу про незнакомца с забавным именем и американским акцентом. Была занята: общалась с Лайонелом, пыталась избегать Розмари (что требует особых усилий), а также открывала для себя новые радости жизни — нестись на полной скорости по шоссе и парковаться прямо у двери.
Но сейчас шесть вечера. Он придет через час. И я размышляю. Что ему сказать, о чем расспросить, какие установить правила? А самое главное, думаю я, стоя перед открытыми дверцами шкафа в старом халате, с тюрбаном из полотенца на голове, — что, черт подери, мне надеть?
Проходит полчаса, а я ни на йоту не приблизилась к ответу. Пол вокруг меня завален одеждой. Джинсовая мини-юбка? Коротковата. Пляжное платье из прошлогоднего отпуска на Ибице? Чересчур неформально. Новый топик от Карен Миллен? Претенциозно.
Выдохшись, присаживаюсь на край кровати и пялюсь на пустые проволочные вешалки, которые траурно позванивают в шкафу. В такие критические моменты я обычно звоню Джесс спросить совета, но она сейчас в Индии. Несколько минут задумчиво грызу пальцы, а потом, вконец отчаявшись, все-таки ей звоню. И нарываюсь на голосовую почту. Вот невезуха. На моем электронном будильнике 18.50.
Черт побери. Надо принимать решение. Итак. Мне нечего надеть. Обычная история. Абсолютно весь мой гардероб вызывает у меня глубокое отвращение. Но, поскольку у меня нет ни кредитки, ни денег, ни времени, придется встречать будущего жильца либо в старом халате и с полотенцем на голове, либо…
Ай, ладно! Чувствуя себя героиней передачи «На старт, внимание, к плите!»[23], где надо за пять минут приготовить что-то сногсшибательное из трех жухлых морковок и засохшего куска сыра, хватаю с кровати несколько вещей наугад и начинаю одеваться.
19.05. Он опаздывает. Я в гостиной, бегаю из угла в угол, нервно затягиваюсь сигаретой и выглядываю из окна, но так, чтобы меня не было видно. На улице никого. Рассеянно тереблю мокрые волосы — в надежде, что они лягут элегантными локонами, а не будут проволокой торчать в разные стороны, так что Джона Фриду[24] с его притирками удар бы хватил, — выпускаю дым на оконное стекло и тут же спохватываюсь. Черт!
