Ознакомительная версия.
Заинтересованность в охране помещений проявили все, даже нормалисты. Оказывается, прежде у них был лишь старик вахтер, пропускавший всех подряд. Я сама могла убедиться в его беспечности. И дважды нормалисты подвергались взлому. Хотя грабить, честно говоря, у них было нечего – телефон с факсом, старенький компьютер в кабинете директора да десятка два разномастных стульев, выставленных в зале для проведения собраний. Хотя нормалисты и приняли наше предложение о совместной охране объекта, тратиться на благоустройство не желали. Но они, по словам директора, были «готовы покрыть свой пай трудовым участием». Он обещал, что поручит своему вахтеру наблюдать за всем зданием, если на посту будет телевизор наружного наблюдения. Коровец также рекомендовал нам использовать Матвея для проводки сигнализации в нашем здании. Уверял, что тот справится. Видимо, метла – не единственный инструмент, с которым мог управляться его работник.
***
Вскоре Матвей появился на нашем этаже, в галерее. Я наблюдала, как он, встав на стремянку, тянет вдоль карниза провод. Мимоходом я кое-что ему присоветовала, ведь прежде работала инженером по электросвязи. И знала, как лучше сделать разветвление, где установить датчики. Но Матвей делал вид, будто не слышит. Он работал молча, почти не выпуская папиросы изо рта. Курил дешевый, но крепкий и вонючий «Беломор», однако кисловатый дым уходил в настежь открытые окна и мне не мешал.
Я наблюдала за его работой не только потому, что озаботилась ее качеством. Было нечто особенное в этом сдержанном, немногословном мужчине, что привлекало мое внимание. Разумеется, не внешний вид. Непременный черный галстук с серебристым самоварчиком, болтавшийся над вырезом футболки, придавал облику Матвея комичность, но он не замечал этого. Какая-то внутренняя отстраненность в отношении к внешнему миру угадывалась в его взглядах и движениях.
Мои попытки разговорить Матвея все же увенчались успехом! Постепенно я вовлекла его в беседу. На мой вопрос, где он обучался ремеслу монтера, Матвей ответил, что служил телефонистом в армии. В свою очередь поинтересовался, где училась я. Видимо, ему показалась странной техническая эрудиция хозяйки галереи.
– В электротехническом институте.
– То-то, смотрю, вы кое-что кумекаете в этом деле.
У меня зарделись щеки.
Однако он тут же заметил, что считает для женщин все эти электрические профессии мало подходящими. Разговор о предназначении женщины естественным образом перекинулся на политику. В Петербурге как раз готовились к выборам нового губернатора. В качестве кандидата власти выдвинули высокопоставленную женщину из министерских кругов. Мне ее имя ни о чем не говорило, ведь я отсутствовала в стране в годы, на которые пришелся пик ее карьеры. А Матвей не одобрял все. И то, что это выборы без выбора, и то, что она – особа женского пола. Ему импонировал другой кандидат, бросивший лозунг «Губернатор – мужская работа». Тут я не выдержала, возмутилась. Я сама услышала, как резко зазвенел мой голос. Такое пренебрежение к женщине показалось мне неприличным. И кто бы говорил – простой дворник-монтажник! Матвей оставался спокойным. Видно, имел твердые взгляды на этот счет. Он добавил, что испокон веку существует разделение обязанностей между полами. Женщина – хранительница семейного очага, мужчина – добытчик и защитник ее. К этому моменту Матвей закончил разводку схемы и включил рубильник. Где-то был обрыв, и схема не прозванивалась.
Матвей присел на ступеньку стремянки и снова закурил. Неудача как бы не трогала его: он сделал так, как указано в схеме, остальное его не касается. Он предложил мне отыскать в схеме ошибку. Я развернула чертеж и уткнулась в него.
Оказывается, знания не выветрились, а лишь заснули в моей памяти. Я не обращалась к электрическим схемам сто лет, но сейчас во мне ожил не только инженерный опыт, но и чувства. Ведь основы электричества преподал мне когда-то Игорь Князев, в то время преподаватель-стажер школы, где я училась. Кто-то встрепенется от аромата цветка, другой оживет от знакомой мелодии, я воскресла от электрической схемы! Будто невидимая рука щелкнула тумблером и включила девичье томление в моей груди – его я испытывала на уроках электротехники. И разом обстановка вокруг меня стала иной.
Монтер превратился в мужчину. Заметил ли он перемену во мне? Матвей пригасил папиросу о кончик отвертки и спросил, нашла ли я ошибку. Я поднесла ему схему и указала на место, которое следовало проверить. Наши лица сблизились. Я хорошо видела чуть желтоватые белки его прищуренных глаз, рубцы от былых угрей, довольно-таки мясистые губы и слегка раздувающиеся ноздри, из которых струилось облако табачного духа. И тут я поняла, что у Матвея, под маской внешней бесстрастности, тоже скрыто напряжение – рука его, держащая сигарету, слегка подрагивает. Кем он себя чувствовал: жертвой или охотником, было непонятно. Мы взглянули друг другу в глаза. Молчаливое признание в одиночестве вырвалось из нас одновременно. Я испугалась, потому что за последние годы отвыкла быть просто женщиной.
Поспешно отведя взгляд, я отодвинулась от Матвея. Мне стало стыдно за свой искренний порыв. Придав голосу твердость, я повторила свое соображение относительно сбоя в схеме. В глазах Матвея мелькнуло недоумение, он решил, что ошибся на мой счет.
Он снова залез по стремянке к потолку, где соединялись в узел провода, и перекинул контакты. Цепь заработала. Моя догадка оказалась правильной.
– А вы говорите, что губернатор – не женская работа!– Между нами вновь установилась безопасная дистанция, и я смогла выразить торжество в своей технической правоте. – Женщины могут все!
– Не всякая женщина, – продолжал он отстаивать свое мнение. – Вообще-то я и сам бы справился, но решил вас испытать. Я не слишком доверяю женским дипломам.
Я сделала вид, что поверила.
– Конечно, Матвей, вы бы разобрались в этой схеме. Если бы захотели. Пойдемте попьем чаю у меня в кабинете.
– С удовольствием.
Но едва мы приблизились к кабинету, как собственной персоной в зале возник Толик Коровец:
– Матвей, долго вы будете здесь возиться?! Сейчас же спускайтесь на первый этаж, у меня для вас срочная работа!
Матвей виновато развел руками и, забрав инструменты, покинул галерею.
***
Я вышла на веранду и плюхнулась на тюфячок, привезенный Ренатой из своей загородной мастерской. Что произошло со мной несколько минут назад? Почему запульсировала кровь в висках? Отчего перебоями зашлось сердце? И что отпугнуло меня? Я уткнулась лицом в ладони, пытаясь отгородиться от этих вопросов.
Затем подошла к мольберту (его притащил в мастерскую друг Ренаты, вдохновленный видом из окон), прикрепила чистый лист бумаги и задумалась. Хотя я давно смирилась с тем, что настоящий художник из меня не получится, творчество давало выход моему беспокойству. Разводы водянистой акварели ложились на лист полупрозрачными слоями и целебным бальзамом изливались на душу. Полукруглая арка «Новой Голландии» над каналом позировала мне.
Ознакомительная версия.
