— Францев, а зачем ты мне врёшь? — Ирина в упор посмотрела на Вадика, и тот, сжавшись под её взглядом, наклонился к своей тарелке ещё ниже.
Даже через толстые стёкла очков было заметно, как растерянно забегали его глаза. Стараясь не встречаться взглядом с Ириной, Вадим снова провёл вилкой по пустой тарелке, но никаких кусочков, даже крохотных, там, к сожалению, не обнаружилось, и, покрутив прибор в руке, Францев со вздохом вернул его на место.
— Почему ты решила, что я говорю тебе неправду?
— Потому что у тебя это на лбу написано, — безапелляционно отрезала она. — Ты меня, конечно, извини, Вадьк, но, глядя на тебя, можно подумать, что болезнь Тополя — тайна государственного значения, за разглашение которой положен расстрел.
— Да нет, какая там тайна — так… — Вадим махнул рукой, всем своим видом показывая, что ничего особенно интересного или необычного в болезни Семёна для Ирки нет и что разговаривать на эту тему — только терять время даром.
— Чего ж ты тогда крутишься, как уж на сковороде?
Зачем она давит на Вадима, заставляя его рассказать ей то, что явно её ушам не предназначалось, Ирка и сама не знала, но, помимо своей воли, подчиняясь только интуиции, продолжала нажимать, рассчитывая на то, что в конце концов Францев не выдержит и выложит ей всё подчистую.
Откровенно говоря, чем болен его сиятельство Тополь, гриппом или геморроем, ей было абсолютно наплевать, потому что расстались они уже больше года назад, причём расстались настолько скверно, что даже год спустя она не смогла забыть нанесённой обиды. Мало того что он посмеялся над её чувствами, продержав столько времени на крючке и в конце концов выставив за порог ни с чем, так ему ещё хватило наглости расстроить её свадьбу с Юрием, который тогда влюбился в неё настолько, что готов был бросить к её ногам не только собственную свободу, но и толстенький кошелёчек с денежками.
Никто не спорит, свет клином на Юрии не сошёлся, тем более что невелика шишка — владелец полуподвального клуба, но вмешиваться в свои дела безнаказанно она ещё не позволяла никому. Нет, что ни говори, а частично она Семёну отомстила, рассказав Надежде Фёдоровне о тайнике с наркотиками в его пианино, хотя даже разрушившиеся отношения между маменькой и сыночком — недостаточная плата за то, что ей пришлось пролететь мимо сада городского.
— Странный ты человек, Вадька. — Ирина сделала последний глоток из стакана и тут же пожалела об этом, потому что на губах осела какая-то гадость, претендующая на звание кофейной гущи, но больше похожая на мелко истолченный песок. — Нормальные люди, если хотят чего-то скрыть, просто обходят запретную тему стороной. А ты, как всегда, скажешь «А», а потом сидишь и мучительно долго соображаешь, стоило ли это делать и нужно ли теперь говорить «Б». Ведь знаешь, глядя на тебя, можно подумать всё, что угодно, например, что у твоего Семёна нашли сифилис или того хуже.
— Какой сифилис?! Совсем с ума сошла?! — Вадик с возмущением посмотрел на рыжую бестию, выдвигающую такие немыслимые предположения о его друге. — Сёмка лежит в больнице, потому что его сильно избили, а ты всякую чушь порешь.
— Ну да, избили, рассказывай больше! — с недоверием протянула Ира. — Это как же надо было избить, чтобы человек вторую неделю на больничной койке валялся? Знаешь что, ты меня за дурочку не держи и лапшу на уши не развешивай: у твоего Тополя нашли какую-нибудь гадость, это наверняка, — фыркнула она. — Ну и поделом ему, меньше будет по чужим постелям валяться, ловелас хренов!
— Я знал, что все женщины делятся на «прелесть каких дурочек» и «ужас каких дур», но ты, Хрусталёва, переплюнула и тех и других! — обиженный за своего друга, мгновенно вспылил Вадим. — Ничего такого, о чём ты думаешь, у Сёмки нет. Его и Стаську из соседней группы действительно порядочно отметелили, когда они обували лохов в аэропорту. Просто им не повезло, вот и всё. У тех, которые сели с ними играть в преферанс, оказывается, поблизости друзья были, вот ребята и погорели. А тебя — хлебом не корми, дай только Сёмку в грязи перепачкать.
— Так я тебе и поверила! — звонко рассмеялась Хрусталёва. — Да к твоему сведению, Тополь разбирается в преферансе не лучше, чем свинья в апельсинах, уж это-то я знаю.
— Знает она! Ох, держите меня шестеро! — Вадик небрежно бросил ненужную теперь вилку на стол. — Да чего ты можешь знать, тля зелёная? Между прочим, отец Тополя — асс в этом деле, и он выучил Семёна таким примочкам, что тебе и не снилось.
— Ещё скажи, что это его отец надоумил по аэропортам таскаться! — На личике Ирины появилась презрительная гримаска.
— Если хочешь знать, да! — громко выпалил Вадим, и вдруг осёкся, сообразив, что наговорил много лишнего. — Знаешь что, Хрусталёва, иди-ка ты к чертям собачьим со своими расспросами, я тебе больше ничего не скажу.
— А больше и не надо. — Неожиданно Ирина почувствовала, как от желудка к груди начала подниматься тёплая живительная волна, и довольно улыбнулась, потому что совершенно ясно поняла, что сумела ухватить за хвост шанс, который так долго и терпеливо ждала.
* * *
— Леонид… — Лидия кокетливо улыбнулась, приподняла над блюдечком крохотную кофейную чашечку и манерно отставила мизинчик. — Как ты смотришь, если к свадьбе я преподнесу тебе не совсем обычный подарок?
— В смысле — необычный? — Тополь бросил на Лидию вопросительный взгляд, и его правая бровь настороженно поползла вверх.
С точки зрения Леонида, с женщинами вообще следовало держать ухо востро, а уж с такой, как Лидия, и подавно. Несмотря на то что за последнее время его жизнь протекала достаточно ровно, без особенных потрясений и стрессов, историю полуторагодовалой давности он забывать не собирался. Тогда, истратив на курорте на эту проходимку всё до последней копейки, он оказался в дураках, облитый грязью с ног до головы и отвергнутый буквально по всем статьям как неподходящая кандидатура для такой звезды, как мадам Загорская. То, что он сейчас восседал на её кухне и попивал свежесваренный кофеёк из тоненькой фарфоровой чашечки, было результатом его сообразительности, а не нежных чувств, вдруг ни с того ни с сего вспыхнувших в душе Лидки.
Нет, конечно, само собой разумеется, что почти за год совместной жизни она не могла не дойти своим куриным умишком, что такие мужчины, как он, на дороге не валяются и что ей, безусловно, повезло, что судьба подарила ей встречу, о которой женщина может только мечтать. Но факты — вещь упрямая, и измениться к пенсии в одночасье невозможно, а посему, чтобы не оказаться в дураках вторично, он должен быть бдительным и не забывать, что своя рубашка всегда ближе к телу.
