— Вчера Леонелла мне сказала, что видела тебя в ресторане с девушкой. Я была расстроена.
«Леонелла! Как же я не вспомнил ее сразу! Я же видел ее в стейк-хаусе».
— Но ведь ты же не ходишь со мной в рестораны. Тебе, наверное, стыдно выходить со мной в люди. Конечно! Ведь у меня же нет «Лексуса»! — Владимир пошел в наступление.
— Я с ним не спала!!!
— Да откуда я знаю: спала ты с ним или не спала! Ты же меня ни во что ставишь! Сегодня приголубила, а завтра по морде…
— Я не хочу отдавать тебя!
— Инна, ну я же не вещь, которую можно взять, отдать!
«Скажи, что ты меня любишь, — думал Владимир, — может, это что-то изменит…»
«Никак не могу решиться сказать, что люблю его. Наверное…»
— Я пойду…
— Ты меня не поцелуешь?
— Инна…
— Ладно… Иди…
В эту ночь Инна плакала первый раз за последние два года. Железная леди устала быть железной.
* * *
После этой ночи Алена стала оставаться у Володи довольно часто. Сначала она чувствовала себя просто гостьей в чужом доме. Пришла — ушла. Но довольно скоро Алена привыкла и стала потихоньку заниматься украшательством квартиры, добавлять жилищу уюта. Например, уговорила Володю завести комнатные цветы. Сначала он ей возражал. Цветоводство — не его стезя. У него нет ни каких познаний в этой области. Он не сумеет ухаживать за растениями: будет забывать поливать их и окучивать. И они погибнут от его неумелой руки. Но Алена пообещала, что все возьмет на себя. И они съездили в цветочный салон, выбрали подходящие растения, красивые кашпо. Потом он согласился поменять жалюзи на портьеры и гардины. Весь вечер она теребила его: ведь правда же так лучше?! Володя соглашался: конечно, лучше! Пусть ребенок радуется. В его холостяцкой берлоге действительно не хватало женской руки.
Немного погодя, Алена стала готовить. Ей так нравилось смотреть, как Володя с аппетитом съедает приготовленную ею еду! Она смотрела и радовалась. Обычно так радуются мамы: вот ее дитятко поест хорошо и станет еще сильнее, еще красивее. Наверное, в Алене рано проснулись материнские инстинкты. И объектом для удовлетворения этих инстинктов стал Владимир. Готовила Алена съедобно и даже вкусно. Но… Иногда Владимиру было не очень комфортно под этим любующимся им взглядом.
Потом Алена предложила постирать и погладить его вещи. К стирке Владимир относился нормально. Не руками же. Машинка стирала. Правда, пару раз забывал засыпать стиральный порошок. А вот гладить он не любил. Особенно рубашки. И особенно рукава. Такое нервное занятие. Так что этому предложению Алены он даже обрадовался.
А вскоре она предложила Володе свою помощь в уборке. Уборка растянулась на три часа. Никогда раньше Владимир этим так долго не занимался. В квартире были вымыты все укромные места, которые раньше им игнорировались. И он получил несколько замечаний по поводу разбросанных вещей. Вечером, сидя на диване в царстве чистоты и порядка, Владимир думал, что бурная деятельность Алены начинает его напрягать. В конце концов, это его квартира. И пыль под диваном ему не мешает: туда все равно никто не заглядывает. А вещи лежат, где и как ему удобно. Вслух Владимир ничего не сказал, но воспринял уборку и замечания, как первые посягательства на свою свободу и независимость. К тому же он стал натыкаться в квартире на Аленины вещи. Сначала ей нравилось спать голышом, а по квартире ходить в его футболке. А теперь в ванной висел ее халатик, а в шкафу лежала ее ночнушка. Еще он обнаружил фен и круглую щетку, кое-что из косметики. Ладно, тапочки он ей сам купил. А вот когда она принесла в его квартиру остальные вещи?!
* * *
На работе, когда никто не мог этого слышать, Алена называла своего любимого начальника не Владимиром Александровичем, а Володечкой. А после работы от избытка чувств Алена почти все время его целовала и обнимала. Боялась надоесть, но ничего не могла с собой поделать!
* * *
Сегодня Владимир взял от Алены выходной. Наврал ей, что у него «мальчишник» с приятелями, которых давно не видел. И после работы сразу проводил ее на вокзал. Он со стыдом признался себе, что устал от нее за эти три недели. Стало напрягать то, что они практически круглосуточно были вместе. Ему хотелось побыть одному.
Владимир вспомнил про полбутылки виски в шкафчике. Очень кстати. И заехал в супермаркет за закуской. В витрине рядом с дорогой колбасой лежала чья-то, похоже, сыровяленая нога. Ну не человечья, конечно. Владимир и раньше встречал такие ноги, с которых местами, до кости, была срезана мякоть. Но его отпугивали цифры на ценниках, поэтому он к этим ногам особо не приглядывался и в название продукта не вчитывался. А в этот раз он изучил ценник внимательнее… Так вот ты какой! Хамон… Владимир решил не жадничать и взять… грамм триста. Деликатес Владимира не впечатлил. За такие деньги он ожидал большего. Лучше бы взял палку своей любимой колбасы.
От мыслей пухла голова. Что делать и как быть? Он не ожидал, что предполагаемый легкий флирт закончится для него таким серьезным чувством со стороны Алены. Она нянчилась с ним, как с младенцем. Как ты себя чувствуешь? Тебе не холодно? Ты не голоден? И много других подобных вопросов. Владимир понимал, что эта забота о нем идет от чистого сердца и от большой любви. Но… Слишком хорошо — тоже нехорошо.
Он устал быть объектом обожания.
Но самым грустным было то, что в постели Владимира тоже уже не все устраивало. Первоначального восторга от занятий любовью больше не было. Вторая ночь любви была ничем не хуже первой. Третья… Четвертая… А в десятый раз, испытав полное физическое удовлетворение, Владимир был раздражен тем, что не испытывает удовлетворения морального.
Ему хотелось проявить все свое мужское умение, всю свою мужскую силу. Дать Алене столько же ласки и нежности, сколько она ему. Заласкать ее так же, как она его. Он хотел доставить ей полное удовлетворение. Это было делом его мужской чести. Чтобы она полностью расслабилась, отдалась его ласкам, ни о чем не думала, а только слушала свое тело. А вместо этого Владимир всегда чувствовал в Алене желание угодить ему. И ему казалось, что даже во время секса Алена думает о том, хорошо ли она лежит? Удобно ли ему делать то, что он делает? А Владимиру хотелось, чтобы от его ласк Алена страстно стонала. И эти стоны заводили бы его еще больше. Но у них с Аленой все было слишком прилично.
Все предыдущие его девушки проявляли необузданную страсть, они были порочны. И ему нравилась их порочность. Вместо сладких словечек они говорили пикантные дразнящие фразочки. И не сюсюкали с ним, а впивались в него зубами и ногтями. Даже гордая, высокомерная Инна во время секса громко стонала и не раз расцарапывала ему спину в кровь и больно кусала за мочку уха. А ее поцелуи были очень страстными, а не легкими и нежными, как у Алены.
