Золтан был настоящим красавцем: не таким, как Петер, весельчаком, но зато куда большим рыцарем. Одно их объединяло – страшная, непоколебимая гордость. Церемонность, обостренное чувство чести – качества, которые в Рози заставляли окружающих трепетать, в Золтане приносили успокоение. Он даже по выходным прятал волосатую грудь под жилетом; повязывал галстук, отправляясь к дантисту; требовал, чтобы годовалые дети вставали по струнке, когда мать входит в комнату; ел бананы ножом и вилкой – в общем, был из тех, с кем всегда знаешь, как себя вести. Лора, единственная невестка Золтана, с каждым годом все больше по нему скучала. Он ее любил – хотя, конечно, не так, как Марину. В доме о нем вспоминать нельзя – тут же поднимается плач, – поэтому Лора представляет беседу со свекром в автобусе. Золтан все понимает и все прощает.
Отчего же он умер? Она почему-то забыла, а теперь хочет знать. Это случилось внезапно. Марина была тогда совсем маленькой, Петер уже пустился во все тяжкие, а их двухкомнатная квартира на севере Актона напоминала декорацию пинтеровской пьесы. Лора знает одно: «Фемину», которую ее преданные клиенты до сих пор почитают за старомодность и верность традициям, пришлось продать миссис Добош, соотечественнице семьи Каройи. Рози, низведенная в управительницы, состарилась. Сестры живут на ее доход и прибыток от «надомной работы»: так Ильди называет вычитку гранок для венгерских и чешских деловых знакомых, над которой корпит иногда – в последнее время все реже.
Кум-Эбби – естественная среда обитания здоровых детей из богатых семейств. Может, кому-то другому школа и готова предоставить отсрочку по уплате счетов, но Марине на это не стоит рассчитывать. Если Лора лишится работы – из-за профнепригодности, секса или его отсутствия, – что спасет их от нищеты?
Когда она входит в гостиную с ежевечерним стаканом воды, раздается телефонный звонок. Лора подскакивает, будто ее поймали с поличным.
– Алло? – говорит она. – Алло!
Марина? Нет, не она. Никого. За шипением в трубке чудится звук дыхания, скрежет мысли; глухой зернистый шум сгущается, обретая форму, почти лицо – бледное, с рыжими волосами. Кто это, если не Мици Саджен? Ненависть отзывается эхом.
Война объявлена.
Воскресенье, 22 января
Литургия (хор крипты) или пастырское послание, зал богословия: каноник Пол Шиф с проповедью «Преодоление соблазна»;
хоккей: Пайнвейский турнир, 1/XI, Шолтсборо (микроавтобус в 11:00) (А);
беседа с Обществом земляков, Джеймс Поллинджер на тему «Констебль: его искусство, его жизнь», главный зал, 17:00;
Общество ценителей вина: Риоха, комнаты зам. директора, Кордфилд; репетиция хора (открытая), зал богословия, 19:30.
Странно, размышляет Марина: стоит один раз обратить на кого-то внимание, и ты видишь его повсюду: в очереди за тунцовой запеканкой или под Регентскими воротами, прячась от кислотного ливня. Теперь кроме Саймона Флауэрса, разнообразных врагов и диковатого смотрителя Уилко она то и дело замечает Гая Вайни.
– Как дела? – спрашивает он у всех на виду и, кажется, не считает зазорным разговаривать с человеком, который прочитал все романы Джейн Остин, даже «Леди Сьюзан». Гай, очевидно, не знает, что на уроках Марина единственная тянет руку. Или он просто моложе – в этом все дело? Пусть радуется, что она вообще его замечает.
– Минден йол, очень хорошо, – говорит Жужи, когда Марина воскресным утром звонит домой. – Как живет тот милый мальчик?
Тут Марина неожиданно понимает, что никто в Кум-Эбби так и не упомянул визит Гая в Вестминстер-корт. Неужели он не раззвонил об этом на каждом углу и над ней не будут смеяться?
Может быть, все обошлось. Может, он действительно милый.
Но не более. У Марины с ним ничего общего, в то время как Саймон Флауэрс, ученый с большой душой, подходит ей идеально. Не будь Саймон приходящим учеником, они бы все вечера проводили за разговорами; вместо этого он возвращается к семье, о которой она почти ничего не знает, кроме того, что его мама – библиотекарь (это греет Маринино сердце). Она отдала бы все карманные деньги, чтобы хоть минутку побыть у него дома. Наверняка и у Гая Вайни есть семья, но кому это интересно?
– Пойдем со мной, а то позвать больше некого, – говорит ей вечером Алексия «Секси» Прайор, которая готовится к свиданию со своим ухажером, Джимом Финном, в здании факультета Перси. Марина соглашается. В Перси пахнет кедами и, подозревает она, мальчиковым дезодорантом, распыленным в огнеопасных количествах. Гай живет по соседству, в комнате номер четыре под самой крышей. Дверь открыта.
– Привет, – говорит он. – Хочешь шоколадный бисквит?
В его комнате романтически изогнутый потолок, шаткое кресло, каменная притолока с резьбой в виде виноградной лозы и мерцающий в темноте постер «Лестницы в небо». Для мальчика из Кум-Эбби Гай ведет себя дружелюбно, хотя его сосед-пятиклассник – Тоссер Как-то-там – сидит на бобовом пуфе и на Марину даже не смотрит. Поначалу, пока они говорят о футболе, она только улыбается и кивает; если не изображать интерес, тебя станут называть «женщиной», а это ужасное оскорбление. Впрочем, Гай как ни в чем не бывало угощает ее бисквитами, про Вестминстер-корт не вспоминает, смеется, когда она спрашивает, кто такой Джим Моррисон, а на реплику Тоссера: «ВСБ», что значит «Вест-стритские буфера», отвечает: «Заткнись». Он не задает ей вопросов, но когда Марина, лишь бы не молчать, заводит рассказ о Кембридже – прогнозах, пробных экзаменах, формах для поступления, странном равнодушии деканов к выбору факультета, – Гай вопреки ожиданиям не строит недовольную мину.
– А, ну да, – говорит он, – мозговитая.
– Вообще-то, нет, – отвечает Марина. – Честно говоря, это… очень страшно. Я никогда туда не поступлю.
– Ерунда. Попытка не пытка.
Она прощается, потеряв надежду дождаться Алексию Прайор. «Приходи в любое время», – говорит Гай, и, поскольку на бойфренда он никак не тянет, Марина приходит. Все лучше, чем сидеть в гостиной, где ее одноклассницы – Аллегра, Айла, Элли, Ники, Алекс, Флер, Викс, Белинда, Антуанетта «Тони, рифмуется с Джонни» Коллистер, Дэйзи Чэн и Аннабель «Лобковая» Уош – сходятся каждый вечер, едят белые тосты и обсуждают крикетную команду, знакомых мальчиков из других школ и как часто нужно мыть волосы шампунем.
Наверху еще хуже – там ее соседка по комнате Хейди Смит-Рассел, дочка миллионера из-под Чичестера, сколотившего состояние на кормах для домашних птиц. У Хейди есть пафосный органайзер, она полирует ногти дважды в неделю и утверждает, что это не менее важно, чем мытье головы. Марина хочет спросить у миссис Лонг, не потому ли их поселили вместе, что обе одинаково непопулярны, но боится ответа. Как бы там ни было, даже у Хейди, в отличие от нее, есть подруги.
