— Наверное, мне надо оторвать Глафиру от Эрики, чтобы она накрыла для нас стол, — бросил Никита и сделал шаг к выходу.
— Нет, не надо. Я сама.
Он сел к столу и наблюдал за суетящейся женщиной, что быстро поставила на стол тёплые тарелки, раскладывая мясо и тушёные овощи. Она одновременно включила кофемашину, микроволновку, достала чашки, и Никита ещё раз мысленно поблагодарил мастеров, что уговорили сделать дверцы кухонных шкафчиков прозрачными. Инга смахнула салфетку с корзинки с нарезанным хлебом и подсела к столу.
— Я не буду ужинать в одиночестве, не хочешь мяса, попробуй овощи. — Он протянул руку к хлебу и замер. Инга перевела взгляд со своей пустой тарелки на его и кивнула. И пусть это была только одна ложка, но это ложка была!
Никита с аппетитом ел, поглядывая на замершую Ингу, которая уставилась на свою уже пустую тарелку. Он отрезал кусочек мяса и совершенно спокойно положил его перед женщиной. Она медленно подняла голову и смущённо усмехнулась, поддевая кусочек вилкой и отправляя его в рот. Они в молчании закончили ужин, Инга загрузила посуду в посудомоечную машину и посмотрела на Никиту:
— Нам необходимо поговорить, Никита Юрьевич.
Кивнув, Прозоров вышел из кухни, слыша, как Инга идёт за ним. Он догадывался, о чём она хочет с ним поговорить, и не знал, как убедить в том, что её прошлое не имеет никакого отношения в настоящему, и тем более к будущему. Их будущему, как он надеялся.
Часть 8
Инга остановилась и посмотрела на широкую спину мужчины, что не спеша поднимался по лестнице.
— Никита Юрьевич, позвольте мне на несколько минут заглянуть к Эрике.
Прозоров пожал плечами и продолжил свой путь. Интересно, почему она именно сейчас попросила его об отсрочке? Набраться сил в общении с дочерью? Или всё же не уверена в исходе их разговора? Но он ей уже говорил, что никто и никогда не отберёт у неё девочку. Но пока она не верит ему, он не будет на неё давить.
Он зашёл в кабинет и опустился в кресло. Уже вечер, а Павел так и не позвонил. Неужели до сих пор парни Яворского на базе? Послышался громкий радостный крик ребёнка, приглушённый смех Глафиры, затем наступила тишина, слегка разбавленная шумом ветра за стенами дома. Никита встал и подошёл к окну, всматриваясь в темноту. Кроны деревьев раскачивались под порывами ветра, закручивая падающий снег в спирали и бросая его на дом. Ему вдруг представилось, что именно в такую погоду Инга могла остаться с дочерью на улице без денег, без зимних вещей, без надежды найти тёплое помещение для отдыха и сна. Он резко повернулся, чтобы пойти и просто увидеть её, как раздался несмелый стук в дверь, и она сама появилась у входа в кабинет.
— Проходи, устраивайся. Ну, о чём ты хотела поговорить?
Она сделала несколько шагов и остановилась, проигнорировав его приглашение. Инга осмотрела кабинет, задержавшись взглядом на фотографии Ани и Володи на фоне Эйфелевой башни. Потом глубоко вдохнула и выпалила:
— Никита Юрьевич, мы с дочерью не можем больше находиться в вашем доме!
Прозоров молча уставился на неё, ожидая объяснений. Инга, понявшая, что вопросов не будет, сжала кулачки и опять шагнула вперёд.
— Вы не всё обо мне знаете и, боюсь, когда узнаете, возненавидите меня. Я… простите меня, пожалуйста, но будет лучше для всех, если я уйду без долгих объяснений. Потому что вы хороший человек, а я…
— А ты?
Инга замолчала, не зная, как подобрать слова, чтобы рассказать о своём прошлом. Но Никита решил эту проблему, задав самый страшный для неё вопрос:
— Инга, а кто отец Эрики?
— Нет, — вылетело раньше, чем она успела о чём-то подумать.
Прозоров вопросительно поднял бровь и как-то снисходительно фыркнул.
— Вы не хотите отвечать на мой вопрос или… — Он вдруг перешёл на «вы», испугав Ингу ещё больше.
— Я не знаю, — прошептала она, стараясь сдержать слёзы и с силой сжимая зубы, чтобы не закричать.
— Не знаете? Не знаете, хотите ли отвечать на мой вопрос?
— Нет, — твёрдо ответила женщина, подняла голову, резким движением вытерла одинокую слезу и ответила: — Я не знаю… кто отец моей дочери. И не хочу знать! Это моя дочь! Слышите, моя!
Она стояла перед ним, вытянувшись в струнку и гордо держа голову, будто сейчас она боролась со всем миром во имя своей малышки. Никита ошарашенно замолк, но постарался ничем не выдать своего удивления. Она не знает? Но это возможно только в одном случае…
— Как это вы не знаете?
— Вам доставляет удовольствие причинять боль другим людям? — вдруг холодно спросила Инга, зрачки её ещё шире распахнулись. Она боялась, страшно боялась, но защищалась из последних сил. Маленький смелый зверёк, что кидался на огромных хищников, ломая кости и зубы, но отгоняя их от своего потомства.
Никита подошёл ближе, их разделял всего один шаг. Он вдохнул аромат розовой свечи, сводящий его с ума, чуть наклонил голову и тихо спросил:
— Сколько их было, девочка?
— Трое. Они напоили меня чем-то, а что было потом, я плохо помню, — с вызовом ответила она, с трудом сглотнула и часто заморгала, губы её искривились, задрожал подбородок и вырвался первый всхлип.
Никита в один миг преодолел расстояние между ними и прижал её к себе, давая возможность выплакаться, заглушая её рыдания, чтобы не беспокоить Глашу и Эрику. Он развернулся к дивану, не выпуская женщину из своих объятий, сел, подтянув её к себе на колени, и терпеливо ждал, когда она успокоится, невесомо гладя её по волосам. Она несколько раз судорожно вздохнула, неуверенно отстранилась и попыталась подняться. Прозоров усадил её на диван, поднялся и подошёл к бару.
— Извини меня, я не хотел делать тебе больно, возвращая в прошлое. — Он налил коньяк в пузатые бокалы и вернулся к всхлипывающей Инге. — Выпей, тебе станет легче.
Она мелко затрясла головой и выдохнула:
— Я не пью. Никогда не пью ничего, что мне предлагают. Простите.
Никита согласно кивнул и одним глотком влил в себя содержимое одного из бокалов, поставив другой на стол за своей спиной. «…что мне предлагают»… Вот и ответ на вопрос, кто и как.
— Поделись. Я клянусь, что никто не узнает, о чём шла речь в этой комнате. Расскажи, чтобы я мог защитить тебя в будущем. И ещё. Девочка моя, я знаю о том, в чьей семье ты воспитывалась. Просто расскажи мне о себе, малышка.
Инга резко подняла голову и опять заморгала, старясь унять текущие слёзы. Она размазала их по лицу, дрожащей рукой провела по волосам и кивнула.
— Я не помню своего отца. Мама вышла замуж за Фёдора Павловича, когда мне было десять лет. Он был очень добр ко мне.
— Так добр, — зло перебил её Никита, — что продал тебя этому чудовищу Горелову?
— Не надо так говорить! — вскрикнула Инга. — Вы не знали его, вы не пережили всё то, что пришлось пережить ему!
— Конечно, — опять сорвался Прозоров. — Я пережил совсем другое! Смерть моей женщины от рук его сыночка-изувера и его дружков!
Инга замолчала, зажмурившись и сжимая кулаки, и прошептала, не открывая глаз:
— Простите. Простите меня, я понимаю, что потеря близкого человека навсегда останется с вами. Простите.
Инга резко встала и пошла к двери. Никита запрокинул голову и невольно скривился — он хотел помочь, а сделал всё ещё хуже. Она-то ни в чём не виновата! Он шагнул вслед за гостьей, обхватывая хрупкое тело руками, и покаянно прошептал:
— Это ты прости меня. Я не имел права всё это вываливать на тебя. Не уходи, хорошо? Можешь ничего не говорить, прошлое не изменить, просто не уходи. Останься со мной.
И она расслабилась, положив свои ладошки на его руки и откидывая голову назад. Никита улыбнулся и качнулся в сторону, удерживая женщину от падения, и вновь опустился на диван, прижимая её к себе.
— Фёдор Павлович после всего случившегося решил уехать из города и забрать меня. Но решил, что мне нужно изменить фамилию, хотя я хотела оставить фамилию мамы. Он нашёл этого… ну, моего будущего мужа, заплатил ему за молчание. Я вышла замуж и жила у него, а Фёдор Павлович в это время продал квартиру, подбирал варианты в других городах. Бизнес их был арестован… Летом после того, как он узнал всё о сыне… он умер, не успев купить новую квартиру, но отдал деньги Горелову. Я осталась с мужем, в сентябре родилась Эрика. Ей было два года, когда мне пришлось выйти на работу…
