Я больше смотрел не за головой сбитыша или ее реакцией. Мне интересно было посмотреть, что там делает этот парнишка, своими ловкими движениями. Как он распознал выкидыш, смогу ли увидеть зародышей.
— Потому что сейчас мы удалим ей матку, — четко и без аргументов произнес Гена, подняв на меня голову и быстро опустив ее, продолжая орудовать внутри тушки.
Я понял их намерение. Бродячих собак нужно количественно уменьшать. Большинство придерживалось мнения, что нужно просто отстреливать или травить. Но вот сейчас я видел вполне гуманный способ. Нужно просто вовремя их стерилизовать. Если бы сейчас сбитыш не оказался на этом обеденном столе, на свет появились щенки. А это новые бродяжки.
— Три штуки, — через какое-то время произнес Гена.
— Чего три штуки? — спросил, не сразу понимая, о чем он говорит.
— Три эмбриончика. И это только те, которые здесь остались. Может еще в машине у тебя валяются, — обратился он к моей очаровашке. — Вот, посмотрите, — протянул он мне на вытянутой ладони непонятный мешочек, на котором был разрез.
Помимо кровавого мешочка, на ладони лежали какие-то непонятные капсулы с прозрачным содержимым. Но приглядевшись, понял, что содержимое не совсем прозрачное. Чуть темнелись очертания, похожие на маленьких крысят, которых я однажды видел на даче в детстве.
От запаха и увиденного ноги мои подкосились. Тошнота резко подступила к горлу, а комната поплыла. Я чувствовал, что начинаю падать, поэтому схватился за стол. Не помогло. Вдруг ощутил руки, обнимающие меня. С пеленой у глаз понял, это была моя Машенька.
Она подхватила меня, хоть и не могла удержать полностью. Мои почти сто килограмм чуть было не рухнули на ее неполные пятьдесят. Но прикосновение рук немного вернуло в реальность, поэтому устоял. Она же, обхватив меня одной рукой, направила в сторону от стола. Я почувствовал ее давление на плече: девушка призывала меня сесть. Сел, очутившись напротив панорамного окна. За стеклом город опустился во тьму. Вид был потрясающим, но сейчас картинка смазывалась. В отражении окна видел стол за моей спиной, где все еще продолжалась операция.
Машенька приоткрыла окно и наклонилась ко мне с непонятным пузырьком. От него исходил ужасный запах, но вдохнув его, мне сразу стало легче. Нашатырь. Окончательно придя в себя, увидел ее лицо.
С добрыми и одновременно перепуганными глазами девушка смотрела на меня. Наши лица совсем рядом. Ее дыхание ударяло мне в нос. Запах клубники ворвался в сознание. На секунду забыл, где нахожусь. Смотрел на нее, не отрывая взгляда. Видел, как она начала улыбаться мне легонько, слегка приподняв уголки губ.
— А вы молодец, долго держались, — услышал знакомый голос за спиной.
Машенька отвела от меня взгляд и посмотрела на Гену. Но положения своего не поменяла. Стояла, склонившись надо мной, положив руку на плечо. Кожа под ее ладонью стала теплой, сердце мое билось гулко.
— Машка тоже падала в обмороки первые полгода. Еще полгода помогала мне с нашатырем в обнимку, — продолжал Гена, а очаровашка вновь посмотрела на меня и начала смущенно улыбаться.
— Это правда, — улыбнулась она мне уже с застенчивостью, слегка кивая головой, поддакивая словам.
И секунды не прошло, как она отошла от меня. С трудом сдержался от порыва коснуться ее ладони, которая лежала у меня на плече. Мне не хотелось ее отпускать. Хотелось чувствовать ее руки. Маленькие и нежные. Она вся была воплощением доброты и заботы. Я не понимал, как в такой маленькой девчушке, ростом не больше ста шестидесяти сантиметров, уживаются сразу два человека.
С одной стороны, это сильная и волевая женщина, которая может резануть словом так, что у тебя поджилки трясутся. Она не боится говорить с вызовом, выговаривать претензии малознакомому человеку. Хотя и в глазах ее периодически можно увидеть страх. Но он мимолетный, больше от неожиданности. С другой, это милое создание, жалостливое не только к людям, но и животным. Ее движения рук, наклоны головы, которые я мог видеть сейчас в отражении окна, говорили о несказанной доброте, сочувствии, сопереживании, сострадании. Легкий взмах головой, поворот в мою сторону, и вот она, девушка с огромным сердцем, думает уже обо мне. Следит за моим положением на стуле, о чем-то думает.
Ты кретин, капитан Дрозд! Свалился здесь, как последний придурок! Машенька стоит, а ты валяешься! Ей потребовалось всего полгода, чтобы «отстаивать вахту». А ты почти пятнадцать лет провел на войне, еще десять рассматриваешь растерзанных людей, а иногда и детей, и валишься в обморок из-за какой-то собаки! Стало не по себе. Неожиданно, вновь вспомнил подмигивающего бегуна…
— Ну что ж. Не все так плохо у нас тут. Переломов нет, внутренних кровотечений тоже. Можно зашивать, — в свойственной ему манере подростка говорил Гена. — Быстро управились.
Еще через несколько минут, он стал убирать инструменты в свой чемодан. Сложил рентген аппарат и закрыл сундук, пододвинув его вплотную к панорамному окну. В отражении увидел, как они вдвоем, подхватив пеленку, аккуратно спустили собаку на пол, положив ее под стол. Я тут же встал и закрыл окно, показывая тем, что мне уже гораздо лучше. Собаке явно будет комфортнее лежать в тепле, а не на сквозняке.
— Аллилуйя, — сказала быстро Машенька и тут же приказала нам, — всем мыть руки и пить чай.
Сама очаровашка двинулась к кухне, а Гена с оживлением пошел в ванную.
— Ой, мой любимый послеоперационный фуршет! — пошутил парень.
Мне было неловко. Время уже двенадцатый час. Хоть завтра и суббота, но стоило бы ретироваться домой. Но уходить не хотелось…
— Вы ватрушки с творогом любите? Сама пекла, — спросила у меня Машенька с улыбкой, ловко управляясь на кухне.
Так она еще и печет сама!
Девушка уже заваривала чай с какими-то травами, когда ее телефон завибрировал:
— Да! Да, Мариш, он у меня… Нет… Мариш, послушай… Но мы правда собаку оперировали! — выкрикнула Машенька в трубку, но через некоторое мгновение отвела телефон в сторону и сморщилась.
Ее лицо меня поражало своей мимикой. Сейчас она стояла одновременно смущенная, добрая и стыдливая передо мной. Потому что, улыбаясь, она слегка отвела уголок губы в сторону, сморщив при этом свой носик. Глаза добрые, но периодически глядя на меня, в них появлялись нотки извинений. Ей было неловко, потому что из динамика я слышал крики какой-то Маришки. Ругалась она четко и по делу. Периодически слышны оскорбительные слова. На них моя очаровашка наклоняла голову и с досадой закусывала нижнюю губу.
— И я тоже тебя люблю, Мариш! Спокойной ночи! — перебила она свою собеседницу и отключилась.
Шумно выдохнув, она покачала головой и положила телефон на стойку.
— Извините. Неловкая ситуация, — она опять смутилась передо мной, но продолжила наливать чай в чашки. Поставила передо мной тарелку с ватрушками.
Тут же вышел из ванной Геннадий, но, не успев открыть рот, Машенька его перебила:
— Мариша звонила, — с вызовом, но с улыбкой посмотрела на Гену, будто ее забавляла последующая его реакция.
Гена осекся, раскатал рукава рубашки и стал с волнением бить себя по бокам. Видимо, он искал телефон. Нашел его уже в плаще, который мирно висел на вешалке возле входной двери. Включив его, парень воскликнул:
— Ох, ёёё! Двадцать семь пропущенных! Чего она тебе сказала?! — глаза из-под очков почти выпрыгивали.
— Все как всегда, — девушка пожала плечами, а затем подвинула чашку с чаем ближе к парню. — Сказала, что я тварь безбожная, дура толстожопая, ничего святого во мне нет, раз хочу увести тебя из семьи.
— Блиииин, — парень еще быстрее и суматошнее начал сборы. — Машунь, ну ты же ее знаешь…
— Ага, — подтвердила очаровашка и засмеялась.
Гена тем временем уже накинул плащ, схватил свой чемодан с инструментами, забыв о сундуке. Движения были хаотичными. Я насчитал шесть перемещений от входа в комнату мимо меня. По пути он все же схватил ватрушку, надкусил ее. Уже обувшись, он подбежал к стойке и хлебнул чаю, обжегшись при этом. Крутанувшись вокруг себя в очередной раз, опять хлебнул чаю уже большим глотком. Ничего не почувствовав, схватил новую ватрушку из тарелки и сунул ее себе в карман. Потом взял надкусанную и, ухватив зубами, начал щупать себя по карманам.
