— Классику, Софья.
— Ну, было бы глупо ожидать, что он слушает, например, попсу, да?
Виталий смеется.
— А вы что слушаете?
— О, Софья, мне однажды так прилетело от Мирона Львовича, когда он узнал мои предпочтения в музыке, что я удалил все композиции даже из телефона.
— Вы меня заинтриговали.
— Боюсь, вы во мне разочаруетесь, — вновь смеется.
— Ну же, Виталий.
Молчит, хитро поглядывая в зеркало заднего вида, и я осторожно предполагаю:
— Блатняк, да?
Кивает.
— Вы сидели? — хмурюсь.
— По молодости.
На мгновение в глазах Виталия пробегает холодная тень жестокости, и я ежусь. Не хочу знать подробностей.
— Не беспокойтесь, Софья. Я свое наказание понес и сейчас законопослушный гражданин, — улыбается и переводит взгляд на дорогу. — Нет никакого желания возвращаться в места не столь отдаленные. Предпочитаю лишь слушать о тюремной романтике, но не вариться в ней.
— Это как песни о школе, — едва слышно отзываюсь я. — Могу поплакать под них, но вновь вернуться за парту? Нет, спасибо.
— Можно и так сказать.
Мирон Львович не стал бы нанимать на работу сомнительную личность. Таким, как он, в окружении важны надежные люди. Если он доверяет Виталию, то и мне следует расслабиться и отбросить сомнения. Каждый из нас может ошибиться. Надеюсь, сидел Виталий по какой-нибудь несерьезной статье. За кражу или драку, но без убийства.
Смотрю на пальцы Виталия. Наколок нет, но если приглядеться, то можно заметить едва заметные шрамики. Свел. Не мое дело, за что отбывал Виталий срок. Меньше знаешь, крепче спишь.
— Классику поставить, Софья? — нарушает тишину мягким голосом. — Боюсь, школьных песен у меня нет.
Кротко киваю. Не скажу, что я фанатка классической музыки, но послушаю то, под чем Мирон Львович размышляет или мечтает. Ему ведь не чужды грезы о чем-то хорошем и светлом?
Застряв в пробке между стеклянных башен, что подпирают в летних сумерках небо, Виталий неразборчиво ругается под нос. Все эти высотки, яркие огни, шум и вечная спешка Москвы меня всегда напрягали. Мне, конечно, по душе тишина и неторопливость провинции, откуда я родом, но там никто не предложит хорошую зарплату и перспектив. И мужчин таких, как Мирон Львович, не встретишь.
Понимаю, что он видит во мне куклу, но, если признаться, мне лестно сейчас сидеть в дорогой и комфортабельной машине, слушать Вивальди и чувствовать на коже мягкие кружева. Я прямо элитная шлюха, которая едет на свиданку со спонсором. С красивым сексуальным мужчиной, которому многие женщины бы сами доплатили за его внимание.
Незаметно под переливы музыки засыпаю. Мне нет смысла паниковать или отстоять свою честь попытками выпрыгнуть из машины и сбежать. Почему бы не поиграть с Мироном Львовичем в его забавы? Возможно, обеденные шалости и моя неудовлетворенность толкают на глупости, о которых я пожалею, но ему удалось подцепить меня на крючок девичьего любопытства. Да, мерзавец, но притягательный. Его богатство, бесстыдство и наглость завораживают и будят интерес: а какой он на самом деле?
— Софья, — тихий голос Виталия вырывает меня из дремы.
Встрепенувшись, моргаю и недоуменно смотрю на протянутую руку. Неловко улыбнувшись, опираюсь о сухую ладонь и выскакиваю из машины.
Я подобные дома только видела на фотографиях — из белого камня, с панорамными окнами на первом и балконами втором этажах. На пафосном крыльце с мраморными ступеньками и массивными перилами можно устроить фотосессию для Королевы Великобритании и никто не возмутится, ведь “дорого-богато” впечатлит любого чванливого аристократа. Дворец, одним словом, среди соснового леса.
У дорожек, мощееных камнем, в траву утоплены тусклые светильники, что создают интимной мрачности особняку. Вдыхаю полной грудью свежий воздух, напитанный ароматами хвои, и оглядываюсь на урчание жаб. Вижу беседку, что освящается несколькими фонариками, подвешенными к резным балкам.
— Там пруд, — отзывается Виталий.
— Ого.
Очень хочется побежать по дорожке к водоему и увидеть его своими глазами. Это ведь так удивительно! Настоящий пруд с живностью у дома!
— Не советую заставлять ждать Мирона Львовича.
Ах да. Я же за ключами приехала, а не на экскурсию. Расправляю плечи и шагаю к крыльцу. Поднимаюсь по лестнице и замираю у двери из стекла и дерева. Стучать? Или как? Не нахожу звонка и жалобно оборачиваюсь на Виталия:
— Входить?
— Вероятно.
Киваю, неуверенно открываю дверь и ныряю в полумрак просторного холла. Какая я маленькая посреди мрамора, лепнины и вычурных статуй в углах. Жду, когда по лестнице ко мне спустится бледный вампир во фраке и утащит в подвал, чтобы напиться кровушки.
— Эй?
— Сюда, Софушка, — слышу справа приглушенный голос Мирона Львовича.
Вхожу в гостиную с мебелью из темного дерева и парчи и семеню по толстым коврам к распахнутым дверям, что приводят меня в столовую. На стенах горят блеклые бра с матовыми плафонами, разгоняя тьму и создавая домашний уют в комнате с высокими потолками и тяжелыми глухими шторами.
Мирон Львович сидит во главе широкого прямоугольного стола из лакированного дуба и дожидается, когда я утолю любопытство. Разве имеют смертные жить в такой роскоши? В одной столовой поместится моя квартирка вместе с балкончиком. Поднимаю взгляд на хрустальную люстру, подвески которой играют гранями в теплом свете от бра, и вздыхаю.
— Красиво.
Шагаю к Мирону Львовичу, который в сером костюме очень гармонично вписывается в интерьер своего логова, и протягиваю раскрытую ладонь:
— Ключи.
— Поужинай со мной, Софушка.
— Я тороплюсь.
— Куда? — смотрит на меня и улыбается. — Неужели тебя кто-то ждет?
Удар под дых. Меня никто не ждет и вечер будет полон самобичевания, стыда и безуспешных попыток заснуть с мыслями о том, от кого решила сбежать, если он, конечно, отдаст ключи. Мирон Львович взирает на меня с терпеливым ожиданием.
— Вы ставите меня в неудобное положение своими выходками, — надеюсь, мне удасться его пристыдить тихим голосом.
— И? — Мирон Львович ухмыляется.
Не нахожу, что бы такое едкое ответить, и сажусь на стул с высокой мягкой спинкой, скинув с плеч пиджак. В принципе, я не против поужинать. Я сегодня нормально не позавтракала и не пообедала. Мирон Львович берет со стола колокольчик, который я сразу не приметила, и требовательно звенит им в гнетущей тишине. Исподлобья наблюдаю, как двери напротив распахиваются и в столовую вплывает полная женщина в фартуке и чепчике. Вкатывает столик на колесиках.
— Утомилась? — Мирон Львович разливает по бокалам красное вино.
Женщина молча расставляет тарелки с мясными медальонами под густым соусом и салатом из зелени и раскладывает столовые приборы. Мне неуютно и неловко.
— Утомилась, — наконец тихо отвечаю я.
— Выпей вина, — Мирон Львович придвигает ко мне бокал. — Отпустит.
Да, мне точно не помешает выпить. Надо хоть немного сбросить напряжение, иначе я могу расплакаться. Чужое богатство ввергает меня в пучину отчаяния и стыда за свою жалкую жизнь, где нет места хрустальной и многоярусной люстре и пруду с жабами.
Женщина в молчании покидает столовую, поправляя ладонью чепчик. Делаю глоток терпкого и сухого вина, и в ожидании смотрю на Мирона Львовича. Не хотите ли, уважаемый, развлечь даму высокоинтеллектуальными беседами, например, о классической музыке? Или о жабах?
Глава 15. Смелость и отвага
Мирон Львович вытирает губы салфеткой. Мы насладились нежными телячьими медальонами в брусничном соусе и свежим салатом из руколы с базиликом в молчании. Увы, меня не развлекли разговорами, но после бокала вина мне стало не так важно заполнить тишину словами. Я, в принципе, тоже предпочитаю за трапезой не отвлекаться на беседы.
— Софушка, я не ищу серьезных отношений, — внезапно говорит Мирон Львович.
Поперхнувшись вином, отставляю бокал и удивленно смотрю на него, прижав к губам салфетку. Прям с места в карьер. Дал бы хотя бы сглотнуть вино, прежде чем нарушать идиллию тишины смелыми заявлениями.
