пару раз. Однажды, когда мне было года два, он сам к нам приехал, а еще спустя несколько лет нас с братом отправили к нему на пару недель в Казахстан. Из той поездки, к сожалению, я мало что помню. Только наш выезд в степь на лошадях. Помню мощь коня под собой, его непривычный запах, крепкое тело отца за спиной, его заскорузлые смуглые руки, удерживающие уздечку… И зеленые в алых всполохах маков просторы. Это воспоминание – все, что мне осталось. Ведь спустя еще два года папа скоропостижно скончался.
Цветы я ставлю в десятилитровое оцинкованное ведро. Это так красиво, что я опять щелкаю камерой.
Подходит Адиль. Задерживается задумчивым взглядом на букете, интересуется:
– Ты помнишь, как мы…
– Помню.
Адиль вздыхает. Садится рядом со мной на порожек и обнимает за плечи.
– Я часто думаю, как бы сложилась наша жизнь, если бы родители не развелись. Может, я не стал бы таким мудаком.
– Ты не мудак.
– Расскажи об этом Светке.
– Что рассказать? – ловит обрывок разговора та, подходя к нам с тремя бокалами. Разбираем…
– Какой я классный. Классный же? – усмехается брат, ловя жену за ручку и, несмотря на ее вялый протест, усаживая себе на колени.
– Первоклассный, я бы сказала. Первоклассный кобелина.
– Да блядь, Свет! Ну, какого хрена? Хорошо ж сидим, нет, ты опять начинаешь!
Слушать ссору не хочется. Я встаю, думая вернуться к столу, когда слышу, как к воротам опять подъехали.
– Ясь, там Молотов, кажись, прибыл, – замечает Валюха, вытягиваясь на цыпочках. Я киваю. Только что унявшееся сердце заходится в новом припадке. С тех пор, как он подал на развод с женой, в офисе гадают, кто стал тому причиной. Некоторые ставили на его ассистентку. И с тех пор, как он ее уволил, в кои веки взяв на работу компетентную, но ничем не выдающуюся с точки зрения внешности женщину, эти догадки только укрепились. Вроде как зачем юной прелестнице прозябать за три копейки в приемной, когда у нее такой папик… Но я-то знаю, что они ошибаются. Игорь ломал свою привычную жизнь в угоду совсем другой женщине.
– Привет. Не ждала, что ты приедешь.
– Не ожидал, что придется переться в такую глушь.
Там, где что-то подтаяло, когда мне привезли маки, снова стынет. Игорь отворачивается, зачем-то открывает пассажирскую дверь и достает огромный веник. Дорогой. С всякими наворотами, намекающими на то, что над созданием композиции потрудился профессиональный флорист.
То есть маки не от Игоря? Ну, конечно. Стал бы он гнать сюда курьера, если собирался приехать сам! Тогда от кого? Тонкая корочка льда в груди со звоном трескается. Боже, как больно. Не зная, куда себя деть, зачем-то вытаскиваю телефон из кармана. А там сообщение.
«Ты очень красивая девочка, Яся. И маки тебе к лицу».
О боже! О боже…
«Ты очень красивая девочка, Яся. И маки тебе к лицу».
Но как? Он же за решеткой! Да и букет… Ну вот сколько такой может стоить? Долларов пятьсот? Откуда у зэка деньги? Я, конечно, интересовалась у Клима, как у них с работой в колонии, но не думаю, что денег, которые ему платят за пошив спецформы, хватит хоть на ленточку от букета.
Да и не затем сидельцы ищут баб на воле, чтобы на них тратиться.
– Яся, ты куда? – зудит за спиной голос Молотова.
– Ты проходи, Игорь, – бормочу на автомате, глядя в телефон. – Мне тут нужно ответить…
«Это ты?»
«Что я?» – прилетает тут же.
«Ты мне их прислал?»
Вопрос дурацкий. Я понимаю. Но если я его не задам – изведусь. Ту историю про маки знает… Да никто не знает, в том-то и дело! Конечно, я допускаю мысль, что кто-то из моих знакомых просто захотел выпендриться, вот и купил наобум едва ли не самые редкие в эту пору цветы. Но, блин, как так вышло, что единственный букет, который меня сегодня нашел – состоит именно из маков?
«Конечно, нет. Ты же знаешь, где я нахожусь. Но если бы я мог, то я бы подарил тебе маки».
Шмыгаю носом. Хренов романтик.
«Все-таки будешь разводить?» – пишу я и добавляю несколько смеющихся смайликов. Клим нечасто позволяет себе пересекать черту, но когда это случается, я торопливо свожу все к шутке. Если зэк говорит то, что тебе хочется слышать – значит, он ищет способ тебя кинуть. Это же ясно как божий день. Никогда им не верьте!
А если он врет? Если он ни в какой не колонии? Ну, мало ли. Тогда все сходится… И он, наверное, мог бы купить мне цветы. Вот только непонятно в таком случае, зачем он врет, что сидит.
«Я не буду тебя разводить. Мне ничего от тебя не надо. Сколько раз еще это повторить, чтобы ты запомнила?»
«Ладно-ладно. Тем более твоя все равно взяла».
«Ты это о чем?»
«А тебе еще не передали мою посылку? С днем рождения, Клим! Разве это не удивительно, что мы родились в один день?»
«Ты отправила мне посылку?»
«Угу».
Минуту стою, вторую. Ответа нет. А меня между тем отвлекают:
– Ясенька, ну что ты в телефон уткнулась? Некрасиво, гость приехал. Ты бы ему тарелочку организовала.
Ах да. Молотов! Оглядываюсь. Тарелочку Игорю уже организовали и без меня. Есть кому, слава богу. Сидит вон, рожа недовольная. На меня смотрит. Не привык барин, что его игнорируют. Ну, ничего. Пусть на собственной шкуре почувствует, как оно. Ему не помешает для общего развития.
Веду взглядом дальше. Адиль как раз снял котелок плова с огня. Взгляды, которые он бросает на Молотова, не предвещают ничего хорошего. А ведь раньше они неплохо общались. Игорь даже инвестировал в пару его кальянных. Потом, правда, я настояла, чтобы Адиль все до копейки ему вернул. И теперь это меня несколько утешает. Угрозы Молотова никогда не были пустыми. Со своими врагами он не церемонится. Собственно, как и с близкими.
– Ну что? По бокальчику под пловчик? – бьет себя по ляжкам Валюха.
– Конечно. С опоздавших тост, – улыбается Света. Молотова она по понятным причинам не любит, но никак этого не показывает. Чувство самосохранения, в отличие от меня, у невестки как следует развито.
– Да отстаньте вы от человека, – фыркаю я.
