В общении с мужчинами Клара была нервной, невинной и осторожной. Я был первым человеком, которого она поцеловала. Не думаю, что подобное относится к Моне. Несмотря на ее юный возраст, в ней чувствуется зрелость. Я роюсь в воспоминаниях, пытаясь вспомнить, сколько ей сейчас.
— Восемнадцать, — произношу я вслух, когда меня, наконец, осеняет.
— Что? — замирает она.
— Вчера был твой День рождения.
Мне это известно только потому, что он в тот же день, когда было найдено тело Клары.
— Откуда ты это знаешь? — затаив дыхание, говорит Мона, и в уголке ее рта остается капелька Нутеллы.
Мой взгляд падает на ее цепочки.
— Так вот как вы познакомились с Кларой? Она пришла к тебе, чтобы их купить? — спрашивает Мона, сжав в руке подвески в виде сердечек.
— Я встретил Клару не здесь, — сообщаю ей я и, взяв кусочек бекона, кусаю его.
Она распахивает глаза. Ставит банку на стол, и Колт протягивает руку, чтобы стереть каплю с уголка ее рта, от чего Мона делает резкий вдох. Колт засасывает в рот подушечку большого пальца и нараспев произносит:
— Мммм, и впрямь волшебно.
Внутри меня неожиданно взрывается вспышка ревности и возбуждения.
— Пойдем, — перебиваю его я, и в воздухе между всеми нами сгущается напряжение. — Давай прокатимся.
— Прокатимся?
— Ах, ты никогда раньше не ездила на машине.
— Нет…, — в изумлении выдыхает она.
— Что ж, в этой поездке с тобой произойдет много нового, — подмигивает ей Колт, и я хмуро смотрю на него.
Обычно он не такой игривый.
— Что? — искренне озадаченно спрашивает он.
— Ничего, — качаю головой я.
Вообще ничего. Просто прошло слишком много времени с тех пор, как я видел в его глазах жизнь. Мне это нравится.
— Надень это — Колт бросает к ногам Моны кроссовки.
— Чьи они? — спрашиваю я, приподняв бровь.
— Аннемари заполнила всю гардеробную, пока проводила здесь время, — ворчит он.
Из всех женщин Аннемари была единственной, максимально близкой к тому, чтобы стать девушкой Колта. Он был угрюмым ублюдком, которого заботило только построение своей империи, где он мог бы восседать на троне и играть в Бога.
— Вау, какая прелесть, — восхищенно говорит Мона, обходя «Мерседес» Колта — одну из многих принадлежащих ему машин.
— Прелесть? — хмыкает Колт и, открыв для нее дверь, садится за руль, а я забираюсь на пассажирское сиденье.
Когда он заводит двигатель, Мона издает негромкий испуганный звук. Я наклоняюсь назад, чтобы пристегнуть ее ремнем безопасности, и моя рука касается ее груди. Мона ахает, и наши взгляды встречаются. Она чувствует напряжение, притяжение. Черт, я не могу думать о ней в таком смысле. Это омерзительно…неправильно.
— Спасибо, — говорит она мне, облизывая языком губы.
«Черт. Черт. Черт».
12
МОНА
Шум и люди — их сотни, бетонные здания и дороги… все так бросается в глаза. На улицах оживленно, кажется, что все куда-то спешат. Куда все направляются? Это ошеломляет.
— Пойдем, — говорит Колт, положив руку мне на спину, этот жест защищает меня от окружающего нас хаоса.
Мне это нравится. Я протискиваюсь между ними двумя, загораживаясь ими, как щитом. Кэш открывает стеклянную дверь и проводит меня внутрь здания, над которым красуется вывеска с их фамилией: «Ювелирные украшения братьев Уорд».
— Вау, — выдыхаю я, любуясь открывшимся передо мной зрелищем — сверкающие блестки, украшения самых разных цветов, куда ни кинь взгляд.
— Давай пройдем в мой кабинет, — распоряжается Кэш, оттаскивая меня подальше ото всей этой красоты.
— Кэш — коллекционер блестящих вещиц, — шепчет мне на ухо Колт, как только мы оказываемся в офисе Кэша.
От этого контакта по моей нервной системе пробегает заряд энергии. Кажется, Колт понимает, что вызывает во мне какую-то реакцию. Об этом говорит его взгляд и изгиб губ, только разжигая внутри меня и без того жгучую потребность.
Это что-то новое — что-то, что я не могу контролировать. Кажется, мне это нравится.
— Что думаешь? — спрашивает Кэш и, повернувшись, вытягивая перед собой руки.
Он гордится своими сокровищами — и так и должно быть. За освещенным стеклом разложены огромные цветные камни, которые искрятся от падающего на них света.
— Я коллекционирую редкие драгоценности. Думаю, именно это и привлекло меня в твоей сестре.
Он улыбается, и это не похоже на улыбку Колта. Она нежная и дружелюбная. В нем есть теплота, которой не хватает Колту.
При упоминании о Кларе мое сердце замирает.
— Ты упомянул, что встретился с ней не здесь. Что ты хотел этим сказать?
Я провожу пальцами по стеклу, отчаянно желая взять камни и рассмотреть их повнимательнее.
— Позволь мне начать с самого начала, — говорит он, сидя за огромным письменным столом, занимающим центральное место в комнате.
Колт садится на кожаный диван у задней стены и похлопывает по месту рядом с собой.
— Я постою, — прищуриваюсь я, взглянув на него.
Он самодоволен, но чему-то глубоко внутри мне это нравится. Я чувствую к нему притяжение, с которым борюсь из принципа.
— Тогда начинай с начала, — говорю я, глядя на Кэша.
— Когда нам с Колтом было по четыре года, наша мать познакомилась с кем-то с вашего острова. Он называл себя миссионером.
Как рассказывала мама. Я ловлю себя на том, что, когда Колт подается вперед, я придвигаюсь ближе к столу.
— Он болтал всякую хрень о грешниках и тех, кто может возродиться во имя Господа, о прощении — обо всей этой сектантской чуши, в которой убеждает себя ваш народ, — усмехается Колт.
В его тоне слышится ненависть. По моей спине пробегает холодок и оседает в моем сердце.
— Мы не все мыслим одинаково, — защищаюсь я, и его пристальный взгляд прожигает меня насквозь.
— Наша мать была несчастлива с нашим отцом. Он был тем еще ходоком и работал не покладая рук, — вставляет Кэш, отвлекая мое внимание от Колта.
— Что вы подразумеваете под словом “ходок”?
— Он трахал женщин, которые не являлись нашей матерью, — ворчит Колт, сосредоточившись на чистке своей штанины.
— Трахал? — я ощущаю вкус этого слова на своем языке.
И Кэш, и Кольт ерзают на своих местах и впиваются в меня своими горящими глазами.
— Это означает половой акт, — уточняет Кэш.
— Оу. — Я чувствую, как мое лицо заливает румянец.
— А он не мог просто взять себе других жен? — спрашиваю я, хотя мне бы не понравилось, будь у моего мужа больше одной жены.
— Мы здесь этим дерьмом не занимаемся, — огрызается на меня Колт.
— Прости, — хмурюсь я. — Просто, если я выросла c осознанием этого, не значит, что я согласна с обычаями, которых придерживается мой отец.
— Твой отец — мерзость. Он не более чем лидер культа, у которого есть стадо овец, слушающих его бредни
— Хватит, Колт, — рявкает Кэш, хлопнув ладонью по столу.
— Мы не против менажей, Мона. Но это нечто сокровенное, согласованное всеми сторонами, а не навязываемое женщинам, которые не имеют права голоса в этом вопросе.
— Менажей?
Колт встает, изливая на меня свою сущность и окутывая меня своей аурой.
— Это когда мы вдвоем обладаем твоим телом, чтобы доставить тебе невообразимое удовольствие.
Я сглатываю наполнившую мой рот слюну. У меня перехватывает дыхание, и между бедер возникает боль. Он нависает надо мной, его губы совсем близко.
— Как и сказал Кэш, — он отстраняется, и я постепенно прихожу в себя. — Все стороны должны этого хотеть.
Это что в его голосе? Юмор? Черт возьми, он…как там он тогда сказал? Придурок.
— Как бы там ни было, вернемся к нашей истории, — откашливается Кэш. — Тогда твой отец еще не был главным. Как только это произошло, он запретил людям покидать остров в качестве миссионеров. Он больше не хотел, чтобы туда приезжали посторонние — там должны были быть только чистокровные дети, которых с рождения растили на острове, чтобы никакие внешние влияния, рассказы и правда не портили его идеальную жизнь, — заканчивает Кэш, и за ним подхватывает Колт.
