Он что-то говорил, видела это по двигающимся губам, но было мне так плохо, что сил ни на что нет.
Откинулась головой ему на плечо и прикрыла глаза. Впервые тишина для меня — благословение.
Глеб пах морским бризом, и это навевало на меня приятные воспоминания пляжа, моря и бушующих волн. Парфюм он подбирать умел, этого у него не отнять.
Очнулась, когда ощутила знакомый запах выпечки. В общежитии намечался полдник. Встрепенулась, открыла глаза и застыла, видя, что парень нес меня в медпункт.
Тронула его за плечо, чтобы обратил на меня внимание, и качнула головой.
— Что? — нахмурился, поворачивая ко мне лицо. Я, наконец, полноценно видела движение его губ.
Сглотнула и кивнула на пол, чтобы отпустил, но он не послушался, продолжил свой путь. Только подбросил мое тело слегка в воздухе, перехватывая поудобнее.
Ударила ладошкой по мужскому плечу, но он больше не смотрел на меня. Нацелился на медпункт, и был таков.
Пришлось мысленно попыхтеть и успокоиться, ведь совладать с его силой мне не удалось, и я всё также продолжала лежать на его руках. Пару раз на нашем пути встречались ученики, но мне хватило пары понимающих улыбок и сворачиваемых нам вслед голов, чтобы больше не обращать ни на кого внимания.
— Ох, что случилось? — воскликнула медсестра, как только мы оказались у нее на пороге.
Дородная женщина лет сорока, с добрым лицом и лучистыми глазами. Глеб что-то ответил, но я не видела. В это время удобно села на кушетку и только потом подняла глаза, наблюдая за их разговором.
— Ну-ка, детка, как тебя зовут? — спросили у меня, и я рукой потянулась к телефону Глеба.
Демидов сложил на груди руки и наблюдал за мной со скепсисом и иронией во взгляде.
Не знаю, какие мысли бродили в его голове, и почему он прицепился ко мне, но было некомфортно, хоть и приятно в душе.
Сердце ходило ходуном, а в груди всё сжималось. Придется ведь объясняться, почему я молчу, а мне этого так сильно не хотелось.
Двинула губами спасибо и кивнула ему на выход, надеясь, что он оставит нас с медсестрой наедине.
Но он остался стоять на месте, отказываясь покидать медпункт. Упертый. Как же бесит.
— Ау, — щелкнула перед моими глазами пальцами женщина, и я покраснела.
«Я вас не слышу», — напечатала на смартфоне.
— Тебя ударили? — пришла к ней мысль, и она озвучила ее вслух, но затем осеклась. — Ой, щас я тоже на телефоне напечатаю.
«Не надо. Я по губам читаю».
Женщина нахмурилась, а вот Глеб не видел моих сообщений, стоял чуть в отдалении и пока лишь догадывался о том, что происходит.
«Я упала и ободрала колени. Слух потеряла год назад».
Надеялась, что, получив интересующую ее информацию, вслух она ничего не скажет, и Демидов ничего не узнает, но всё произошло ровным счетом наоборот.
На ее лице сразу же возникла сочувствующая улыбка, глаза на мокром месте, будто трагедия произошла с ее дочерью, а не с посторонней девицей. У меня от напряжения свело скулы. Ненавидела жалость.
— Ох, такая молодая, а уже калека, — покачала головой, даже не замечая, что оскорбила меня.
Может, не дошло до нее, что я вижу ее губы и прекрасно знаю, о чем она говорит.
Не хотела больше видеть и опустила глаза. Смотрела только в пол, пока она обрабатывала мне колени.
Испытывала смешанные чувства к Глебу.
С одной стороны, он меня спас от парней и принес в медпункт из лучших побуждений.
С другой… Теперь я вынуждена обтекать и гореть от стыда. Двоякая ситуация.
Ощущала на себе его внимательный взгляд и не поднимала глаз. Не желала видеть там приговор.
Обхватила себя руками, желая оказаться как можно дальше, но реальность такова, что худшее еще впереди.
Женская ладонь коснулась моей руки, и я вынужденно посмотрела на медсестру.
— Всё. Парню твоему я уже сказала, как обрабатывать, так что задерживать не буду, — махнула рукой на выход, а я застыла, не соображая, что она только что сказала.
Так и хотелось крикнуть, что она ошиблась, и Глеб никакой мне не парень, но когда терпеть его взгляд уже стало невмоготу, я повернула голову в его сторону и застыла.
Ни гнева, ни презрения, ни жалости в его глазах не было. Взгляд нечитаемый, совершенно не понять, что он думает.
Они с женщиной еще перекинулись парой фраз, но опровергать ее слова он не стал. Будто ему совершенно плевать, что она считает его моим парнем.
Мне казалось, он обо мне забыл, но когда я спустилась с кушетки, мои ноги даже пола не успели коснуться, как он оказался рядом и снова поднял меня на руки.
На этот раз сопротивляться я не стала, ощущая его напряженные мышцы и видя хмурые складки на лбу. Тронешь — взорвется.
Знала, нам предстоит серьезный разговор.
Глеб
Нина была пушинкой, и нести ее оказалось настолько приятно, что отпускать из рук не хотелось. Вот только у нее на этот счет были другие планы.
Ей будто неприятно мое общество. Она постоянно отводила взгляд, пыталась увеличить между нами дистанцию и всем видом показывала, что в моей помощи не нуждается.
Пришлось терпеть, сцепив зубы и напоминая себе, что дал себе слово, что не позволю ее холодности повлиять на мои эмоции и решения.
Я собирался поговорить с ней, и я это сделаю. Любым способом. Любыми путями. Пусть сколько угодно кривится и отталкивает, больше это не сработает.
Отстану, только если прямо скажет.
Глеб, отвали.
Но когда я принес ее в медпункт, произошло странное. Если до этого я еще сомневался, что ее молчание даже при прямых вопросах с моей стороны связано с ее принципиальностью и бунтом, то вскоре уверился, что оказался прав, и проблема крылась куда глубже, чем я считал.
— Ох, не позавидуешь девочке. Такая молодая, — всё качала головой медсестра, обрабатывая Нине ободранные кровоточащие колени.
Я же хмурился, гадая, что Топоркова печатала на моем смартфоне.
— А тебя как зовут? — с любопытством глянула на меня женщина.
— Глеб, — нехотя произнес.
Ее присутствие тяготило, и я видел, что Нина вся как-то зажалась и опустила глаза, отгородившись от нас каменной стеной.
Между нами будто совсем разверзлась пропасть, и мне это категорически не нравилось.
— Таких парней, как ты, Глеб, днем с огнем не сыщешь. Не каждый с такой встречаться будет.
— С какой такой? — процедил и стиснул кулаки.
— Калекой.
Калека. Второй раз произносит это слово.
Женщина мне нравилась всё меньше и меньше. Сочувствие в ее голосе, может, и было настоящим, но словоохотливость раздражала. Несла какую-то чепуху и околесицу, ни капли не стесняясь.
— Ну. Без слуха-то Нина, а тяжело вам обоим, наверное. Любовь всё же зла, полюбишь и… — не договорила. — Родители твои как к этому относятся?
Медсестра никак не унималась, выпытывая у меня подробности, а вот мне будто под дых дали. Сердце заколотилось, и я посмотрел на Топоркову, желая, чтобы в этот момент она подняла на меня свои глаза.
Ну же, скажи мне, что это глупости, и ты просто вредная девчонка, не желающая говорить из принципа.
Но чуда не происходило, и она всё также продолжала смотреть в пол.
Прошлая Нина, которую я знал, никогда бы не позволила такие речи в свою сторону, так что реальность оказалась для меня куда страшнее, чем я мог себе представить.
Мысли хаосом закружились в голове, мешая сосредоточиться.
Эмоции и чувства смешались, заглушаемые разумом, а я никак не мог понять, что мне делать или говорить в этой ситуации.
Как поступить.
— Ну всё. Раны не сказать, чтобы серьезные, но лучше, если шрамов не останется, — наконец, заговорила по делу медсестра и выдала мне список мазей, которые нужно было растирать для лучшего заживления тканей.
Внутри продолжал царить сумбур, но в этот момент женщина щелкнула пальцами перед лицом Нины, и она вдруг стала поднимать взгляд вверх.
