Вздыхаю… Опустошение какое-то.
- А я… не могу.
Иначе пиздец вам, Зольниковы. Просто пиздец…
Жму на газ. Медленно веду тачку в сторону нашего дома.
В голове пустота. Потому что я не знаю, что мне делать.
Я одна против мощной силы. И я не могу позволить утопить Зольниковых. Даже не смотря на предательство Ивана и посыл Виктора - справляться самой с тем, куда влипла.
Как я буду с этим справляться?
Пока что у меня только одна версия: убрать Алишера.
Он так аккуратно меня абьюзит, стараясь не загнать в угол до конца, чтобы мне не сорвало крышу на полноценную войну. Но он не учел одного. Зольниковы со спины подвинули ко мне угол сами! И я все равно оказалась в нем.
Меня мутит… Мутит от страха, что я не вывезу.
- Ты голодная? - срывается голос Ивана, словно он спрашивает через силу.
- Что?.. - растерянно выплываю из своих мыслей.
- Ты ела сегодня?
- Я не помню… - бормочу я.
Я вообще не помню, когда я ела. Я вчера ела?..
- Дай сигарету.
Открывает пачку, протягивает.
Торможу на красный. Забираю сигарету, прикуриваю. Закрывая глаза, делаю глубокую долгую затяжку, чтобы немного ослабить ком в животе и давление в грудной клетке.
Внезапно подкатывает острый приступ тошноты.
Успеваю только выскочить из тачки, как меня выворачивает кислотой, обжигая пищевод и горло.
- Фак…
А вчера я действительно не ела. Только курила.
Так нельзя! - злюсь на себя.
Так мне никакой серьезной войны не вывезти!
Достаю из кармана влажные салфетки, вытираю губы.
- Яра… - подходит Иван.
Во взгляде беспокойство борется со злостью.
- Ты заболела?
- Сядь за руль, - коротко бросаю я. - Я в порядке.
Падаю на заднее сиденье.
Паркуется возле дома. Открывает мне дверь. Подаёт руку. На ней нет кольца…
Не хочу его руку!
Отталкиваю, выхожу сама.
Лифт - это просто пытка!
Нам тесно, больно и стрёмно находиться так близко. Зачем он это делает?
Приняв душ, я молча ложусь в кровать, отворачиваясь от него.
Он сидит в кресле. Гасит через пять минут свет.
Темнота густая и болезненная. Невыносимая! Внутри кипит и горит… Я чувствую себя очень больной, да.
Мне тяжело от того, что он сидит там. Потому что я знаю, что он тоже очень устал. Но если он ляжет рядом, я встану!
Уснуть не получается даже не смотря на усталость, ещё рано и стресс сжигает изнутри.
В темноте присаживается передо мной.
- Яра… - хрипит он. - Я не могу так…
Прижимается своим лицом к моему.
- Так нельзя…
- Не трогай! - срывает меня на тихую истерику. - Не трогай меня!
- Хватит!!
Пытаюсь встать, но лечу обратно на кровать. Он распинает меня.
Закрывает мой рот, впиваясь, и не позволяя мне наговорить ему остужающих пыл гадостей.
Не могу дергнуться под его телом! Сил нет… Не могу сопротивляться физически, словно отказали все мышцы. А может, морально… А может, я где-то глубоко внутри не хочу сопротивляться! Мне так хочется его рук, запаха, губ и ощущения близости, словно никакого дерьма не случилось. Темнота - она как сон. Это все словно во сне. Какая разница, что происходит во сне?..
А “во сне” происходит прелюдия. Не ласковая, не жёсткая. Короткая и животная, не требующая от меня ни согласия, ни участия. Иван, словно пьяный в дрова! Как слепой инстинкт.
Я так его хочу… И очень стараюсь отключиться. Не думать. Только чувствовать. Это всего лишь секс, в конце концов.
Он поднимается на мгновение, садясь между моими бедрами. Слышу, как рвет фольгу, натягивает резинку.
Я могу это сейчас остановить.
Но я не могу…
Входит в меня, ложится сверху, до боли сжимая, медленно двигается.
“Просто секс” - не прокатывает. Внутри меня зарождается истерика. Мне кажется, я сейчас буду рыдать…
Потому что так действительно “нельзя”.
И чтобы не рыдать, я зажимаюсь, и почти не дышу.
- Отвечай мне! - срывает ему башню. - Не смей так делать!!
С рычанием срывается в трах, выбивая из меня зажатые вопли и слезы. Потом в нежности… И снова в жесть!
Я чувствую, как он кончает, автоматически, проезжаясь пальцами по его бритому затылку. Потому что он любит так… И мое тело помнит, что нужно так…
Сползая, ложится щекой на мое колотящееся сердце.
Мы не разговариваем. Наверное, нам нечего друг другу сказать. Мы просто засыпаем…
Глава 15 - Внешная угроза
Нет, утром нам не становится легче. Все так же тесно, больно, стрёмно. Мы всё также молчим.
Иван завтракает, я собираюсь. Руки трясутся от слабости. Нет даже сил заплести косу.
- Сядь, поешь.
Оглядываюсь на бутерброды на столе. Желудок протестует. Смотрю на тарелку, пытаясь определиться.
- Сядь…
Я чувствую, он тоже на грани. На грани своей мужской истерики. Я не знаю, какая она будет. Иван ни разу не срывался с края. И я не хочу знать.
Поэтому сажусь. Беру хлеб с сыром…
Мы сидим за барной стойкой. По разные стороны. Он смотрит в стену, которая за моей спиной. Я - в стену за его спиной.
Медленно жуя, листаю по экрану, выбирая приложение такси. Хреново мне… Не хочу за руль.
- Я отвезу, - опять через силу, низким хриплым голосом.
Между нами происходит немой диалог взглядами:
“Я не хочу с тобой ехать!”
“Я тоже с тобой не хочу! Но мы поедем. Вместе.”.
- Тогда, поехали. Я поела.
Кладу на чашку откусанный бутерброд.
Двигает ко мне свою кружку с чаем.
- Запей.
Мы раньше всегда так… Таскали друг у друга…
Я смотрю на эту кружку и меня ломает. И на моем лице все читаемо!
Отодвигаю её обратно.
- Тоже на нее презерватив надеть? - цедит он, лицо дёргается гримасой ярости.
- А мне даже, знаешь, интересно теперь, ты этим презервативом вчера кого защищал? Меня от себя или себя от меня? Ну в свете моего “романа с начальником”.
- Я защищал твоё желание не иметь детей, - чеканит равнодушно.
Но Зольников не умеет равнодушно. Обижен до глубины души. Это тоже легко читается на его лице.
- Ну и что тогда ты делаешь здесь? Тебе двоих пообещали, вперёд…
Встаю из за стола.
- А я не хочу теперь. Ни двух, ни одного.
Обгоняет меня, обуваясь у дверей.
Мы спускаемся в лифте. Вдвоем. Принципиально не глядя друг другу в глаза.
И также едем до службы. Словно отмороженные.
Паркуется криво загораживая проезд на парковку, чтобы сразу развернуться. Блокирует двери.
Чуть разворачивается своими широкими плечами, смотрит мне в глаза тяжёлым взглядом. Я знаю, что он требует…
- Нет… Я не хочу.
Ловит ладонью меня за шею сзади, кистью сгребает волосы у меня на затылке.
- Ау! - от неожиданности вскрикиваю я.
Больно, блять!
Притягивает к себе, целует в губы.
- А я “свой”, ясно? Даже если между нами полный пиздец. Я всё равно “свой”.
Отпускает…
Я фрустрированно смотрю в окно, полностью теряя “направление движения”: что теперь делать? Главное, зачем?
Мне просто хочется сидеть с ним в этой машине. И чтобы не было “вчера” и “завтра”.
Положить голову ему на плечо и сидеть.
Вздрагиваю от сигнала клаксона.
Ах, да… Мансуров. Мы мешаем Вам проехать, товарищ майор?
Они смотрят друг другу в глаза через лобовухи.
Алишер пытливо склоняет голову, рассматривая нас как насекомых в аквариуме.
Чувствую, как рвёт изнутри Ивана. Пальцы сжимающие руль белеют. Стоять! Не надо давать ему повод.
Я ведь тоже “своя” все ещё. И Алишер - это внешняя угроза. Когда она есть, я не могу быть на другой стороне. Я всегда буду на стороне Зольникова.
Пошел ты, Мансуров! Ты на наших костях не спляшешь. Даже если мы “в мясо”, ты не узнаешь об этом, и не насладишься.
Сжимая ворот куртки Ивана, тяну его к себе, впечатываюсь губами в небритую щеку.
Майор сигналит ещё раз, напоминая, что мы загородили проезд.
