разговаривать. Появилась пожилая женщина и сказала, что принесет им кофе. Они увлеклись беседой, и я вышел наружу, оглядывая водные просторы. Прошло несколько часов с тех пор, как Капитан и несколько членов его команды поднялись на борт нашего судна и привезли с собой сокровища. Солнце только начало садиться, и вдалеке я заметил несколько кораблей, следующих за нашим.
Я достал свой телефон и набрал номер. Рокко ответил на третьем гудке.
— Амадео, — сказал он.
— Рокко.
Его глубокий, низкий смех прозвучал в трубке.
— Если это была твоя уловка, то нифига не в точку.
— Тебя не зовут иначе, — сказал я. У меня было много имен - Амадео было одним из них, хотя только семья называла меня этим именем.
— Ах, — сказал он. — У меня много имен. Тебе просто не доводилось никогда слышать их.
— Аманте не считается, — произнес я.
Он засмеялся чуть громче, потом вздохнул.
— Все в порядке с посылкой?
— Да, — ответил я. — Только мне это не нравится.
Солнце скрылось за горизонтом, и единственными огнями были те, что давали корабли, плетущиеся за нами в хвосте. Несколько человек вышли на палубы, чтобы постоять и понаблюдать за ними. Вероятно, они чувствовали то же, что и я. Тревогу.
Капитан оставил свой корабль, потому что обогнал их накануне вечером. Была даже стрельба. Он не знал, были ли это его конкуренты, нанявшие команду для выполнения грязной работы, или настоящие пираты. Если они не знали, что сокровища принадлежат Фаусти, им лучше побыстрее об этом прознать. Это была причина, по которой сокровища перевозились на нашей яхте в первую очередь. Большинство людей знали, что с ними лучше не связываться.
— Я многим не доверяю, — сказал он.
Больше ему ничего не нужно было говорить. Рокко доверил бы такой ценный груз лишь немногим. То же самое я чувствовал и по отношению к своей жене.
Рокко замолчал на несколько секунд. Я услышал, как он выдохнул, прежде чем заговорить.
— Брак уже изменил тебя, Амадео, — сказал он по-итальянски.
— У меня появилась ответственность - необходимость о ком-то заботиться. — В точку и абсолютная правда.
— Будущее не за горами.
Я знал, о чем он мне напоминает, о моей войне в Нью-Йорке, но сейчас она не имела для меня никакого значения.
— Моя жена не может долго задерживать дыхание под водой, — сказал я. — Ей лучше на суше.
— Там у нее больше опыта, как быть на шаг впереди дьявола, — сказал он почти задумчиво. — Груз будет выгружен в следующем порту. Если они подойдут слишком близко, вышибите этих ублюдков с воды.
Рокко закончил разговор, сказав, что увидится с нами в Нью-Йорке - мы встретимся за ужином.
Свет на яхте еще не включили, и я стоял в темноте, наблюдая за кораблями, пытаясь определить, как далеко они находятся.
— Что делается в темноте, то рано или поздно станет явным, — произнес мягкий женский голос.
Я повернулся и увидел, что Марипоса стоит у двери и смотрит на меня.
— Нонно, — сказала она. — Он сказал мне это. Это стих, верно?
Даже если Марипоса не видела моего кивка, она продолжала, как ни в чем не бывало.
— Он сказал, что секреты всегда раскрываются, и правда всплывает наружу - независимо от того, как долго она скрывалась.
Я протянул ей руку, и когда моя жена взяла мою ладонь, притянул ее к себе. Она вздохнула, но это был тихий вздох, и ветер унес его. Я прижал ее к себе, положив руку ей на бедро.
— Ты должна рассказать мне один секрет, — сказал я. — Утром.
— Возможно, — услышал я усмешку в ее голосе. — Но вообще-то я говорила о них. — Она кивнула в сторону кораблей. — Думаю, к утру мы узнаем, преследуют ли они нас?
— Да, но секрет в том, достаточно ли они безрассудны, чтобы попытаться украсть то, что им не принадлежит.
Мы оба замолчали. Марипоса даже не спросила меня, что мы будем делать, если они это сделают. Она знала, сколько стоит жизнь на улице. Насколько непредсказуемой может быть жизнь. Она применяла это знание к своей жизни ежедневно. Для нее реальность не была в сотнях миль. Каждый день на улицах она была так же близка к проигрышу, как те корабли были близки к тому, чтобы настигнуть нас.
Я прочистил горло.
— Кто я и что я делаю, преследует меня, Марипоса.
— Тогда это преследует и меня. — Таковой была наша договоренность.
Как и тогда, когда она поняла, что случилось с Замбони, тем ханыгой, который посмел обидеть мою девочку, она глубоко-глубоко вдохнула и выдохнула. Но когда на этот раз моя бабочка положила свою руку на мою, она не дрожала.
Капо сидел напротив меня, ближе к двери, в темноте. Я знала, что он не заснет.
Со своего места на кровати я представляла, как его электрические глаза будут первым, что я увижу, если он наклонится вперед - бодрствующими и кипящими энергией, когда казалось, что весь мир уже заснул. Прямо как татуировка волка на его руке, на которой эти же глаза выступали из черноты его меха.
Время от времени мне казалось, что я слышу его дыхание... вдох, вздох, даже зевок. Но я ничего не слышала. Капо был неподвижен, как призрак. Присутствие... Я знала, что он здесь, но чувствовала только потому, что его присутствие щекотало мне шею.
Может быть, я даже ощущала его в своих костях.
А может, и не призрак... Я не хотела думать о нем в таком ключе, не тогда, когда я понятия не имела, что произошло с его горлом. Я подумала о мозаике внутри пещеры, а вместо нее - вода. Капо мог быть настолько неподвижен, что становился отражением. В зависимости от того, как он смотрел на меня, я видела то, что видела в нем.
Внутри нашей каюты было жутко тихо. Стены казались звуконепроницаемыми, но я все равно представляла себе обычные шумы яхты. То, что я услышу, как только выйду из каюты.
С одной стороны, это нервировало меня, когда я знала, что по ту сторону нашей двери кипит жизнь, движется, шумит, а я понятия не имею, что происходит.
