самоуверенной.
— Осторожно, — предупредил я.
— Я бы сказала тебе то же самое, но ты игнорируешь почти все, что я говорю.
Это вызвало у меня интерес. Что же я игнорирую?
— «Почти»?
— Ты еще ни разу не повторил, что я шлюха.
— Ночь еще только началась. Итак, позволь мне прояснить ситуацию: твой отец задолжал деньги Агрелла. Они сказали, что ты сможешь отработать часть долга, если приедешь сюда и… что именно сделаешь?
Она пожала плечами.
— Поговорю.
Какого черта?
Агрелла только что позволили этой девчонке прийти сюда и собирались заплатить ей за то, чтобы она — что, раздражала меня до смерти?
— Поговоришь? — потрясенно сказал я.
— Да.
― Разговоры стоят дешево.
— Не так уж и дешево, видимо.
Я нахмурился.
— Сколько, по их словам, они простят из долга твоего отца?
— Не понимаю, какое это имеет отношение к тебе, — язвительно сказала она.
Сука…
Это я плачу твоей заднице за информацию.
— Имеет, если ты хочешь получить свои чаевые, — холодно сказал я.
Она посмотрела на меня так, будто ненавидела.
Жаль, что от этого она выглядела еще сексуальнее.
— … три тысячи евро, — наконец сказала она.
Теперь уже ничего не имело смысла.
Отец этой девчонки задолжал деньги Агрелла…
И теперь они, по сути, платят ей три тысячи за разговор?
Что-то было не так.
— Ты, наверное, шутишь?
— Нет, — огрызнулась она.
Я ничего не ответил, потому что перебирал в уме все возможные причины, по которым Агрелла могли совершить такую глупость.
Когда я не ответил, она стала защищаться.
— Что?
— Они сильно переплачивают, — сказал я.
Это была своего рода шутка — но в основном правда.
— Может быть, если бы я получала больше удовольствия от общения с тобой, это было бы немного дешевле, — огрызнулась она.
Я был близок к тому, чтобы перекинуть ее через колено и отшлепать по заднице.
— Значит, чтобы хорошо работать, нужно получать удовольствие от работы? — спросил я, подставляя ее.
— Это помогает.
— Ну, тогда я надеюсь, что тебе нравится делать минет.
И тогда она дала мне пощечину.
Вот уж не ожидал.
И она не стала тянуть с оскорблениями.
— Попробуй и узнаешь, придурок! — крикнула она, уходя.
В моей голове одновременно пронеслись пять мыслей.
Первая: я хотел ее убить.
Вторая: мне еще больше захотелось ее трахнуть. Не буду врать, меня это даже заводило.
Третье: я злился, что не предвидел этого. Доминатрикс Барби, по сути, просто трахнула меня. Что, черт возьми, это обо мне говорит?
Четвертое: Мое уважение к ней возросло в разы.
У сучки были стальные яйца, это точно.
Либо это так, либо она глупа — или безумна.
Никто в здравом уме не стал бы давать пощечину человеку из Cosa Nostra. Это билет в один конец в неглубокую могилу.
Это напомнило мне о том, что я мог бы сделать: безумное, глупое и чертовски смелое.
И пятое: я вспомнил, почему она вообще со мной разговаривала…
И решил поставить ее на место.
В конце концов, я все еще был зол.
Поэтому потянулся в карман и вырвал пару купюр из своего портмоне.
— Эй, ты забыла чаевые.
Она остановилась и оглянулась на меня.
Она ненавидела меня — это было ясно по выражению ее лица.
Но в ее глазах было и отчаяние.
Я знал, что она борется с желанием вернуться за деньгами.
Часть меня надеялась, что она не вернется…
… но потом она разочаровала меня.
Она продалась — как и все они.
Неважно, шлюха это или киллер.
Все они продают себя за небольшие деньги.
Она подошла ко мне с жалким выражением лица…
И ее рука потянулась за деньгами.
Я мог бы быть мудаком и отдернуть свою, но решил этого не делать.
Отдать их ей было бы хорошим «Fuck you, princess» (Иди к черту, принцесса).
И тут…
… она снова удивила меня.
В ее глазах снова вспыхнула ненависть, и она ткнула мне в лицо средним пальцем.
— Засунь их себе в задницу, — прошипела она, затем повернулась и ушла.
Я стоял в шоке.
За 28 лет моей жизни…
И более двенадцати лет в семейном бизнесе…
Никто никогда так не поступал.
Никто никогда не отказывался от денег и не говорил, чтобы я шел на хер.
Особенно тот, кто действительно в них нуждается.
Она ценит себя.
Это редкость.
Признаюсь, то, что она сделала, вывело меня из себя.
Но это также заставило меня уважать ее до чертиков.
Madonn…
Какая женщина.
Когда она ушла в другую комнату, прибежал Кармин.
Он делал вид, что возмущен за меня, но под гневом не мог скрыть своего ликования.
— Синьор, мне очень жаль, я сейчас же распоряжусь, чтобы ее выгнали и наказали!
Я знаю, что должен злиться на нее.
В конце концов, она только что ударила меня на глазах у одного из моих врагов.
Выставила меня дураком.
И я уверен, что Кармин расскажет об этом своему боссу, что еще больше осложнит переговоры.
Он — слабак!
Он позволил ЖЕНЩИНЕ ударить себя!
Но я не злился.
Ну…
Ладно, да, злился.
Очень сильно злился.
Но испытывал глубочайшее уважение к тому, что она сделала.
У меня нет врагов, которых я бы уважал — уж точно не Кармин или Агрелла.
