мою нижнюю губу. Втягивают в рот парня. Зубы Саши чуть прикусывают нежную и чувствительную плоть. Пальцы немеют от того, как сильно, как отчаянно я цепляюсь за плечи Коршунова. Голова кружится. Тело слабеет. По каждому участку бегают разряды тока. Это уже не мурашки. Это табуны слонов. Коршунов языком раздвигает мои губы. Проникает внутрь моего рта. Оглаживает дёсны. И сплетается с моим языком. Сколько же там нервных и чувствительных окончаний, что так подбрасывает. Что так импульсами по телу разбегается. Я обвиваю шею парня обеими руками. Зарываюсь пальчиками в волосы на затылке. Телом тесно прижимаюсь к торсу Коршунова. Чтобы идеально совпасть. Чтобы каждый миллиметр тела совместился с его. Чтобы жар его тела опалил. Проник под кожу. Носом втягиваю воздух, чтобы втянуть идеальный запах тела парня.
Саша на миг отрывается от моих губ. Но я не даю ему отдышаться. Притягиваю голову Коршунова обратно. Сама набрасываюсь на его рот с жадностью. С пугающей меня алчностью. Сначала неумело губами обхватываю его губы. Пытаюсь повторит всё то, что несколькими секундами делал он. А затем отрываюсь, чтобы кончиком языка провести по его нижней губе. Идеально. Правильно. Руки парня на моих бёдрах сжимаются, почти до боли. После чего начинают скользить по спине вверх. Когда джинсовая ткань шорт заканчивается и горячие пальцы касаются позвонков, я скулю парню в губы от переизбытка чувств и ощущений. Так много их. Новых. Пугающих. Незнакомых. Так ведь и свихнуться можно. Саша улавливает мою реакцию. И с огромной осторожностью, едва касаясь, ведёт по позвонкам вверх. Обводит кончиками пальцев каждый. Пересчитывает. И, кажется, ловит каждую предательскую мурашку, что бегает по коже. Будто ловит сигналы моего тела. Будто явного доказательства того, что я потеряла голову от чувств, ему мало. Недостаточно. Будто он хочет не только это увидеть, но и прочувствовать.
Я отвлекаюсь от изучения губ Коршунова. Весь мир концентрируется на прикосновениях пальцев к спине. Саша склоняет голову и вновь целует моё плечико. Покрытый гусиной кожей изгиб между шейкой и плечом. Дышит жарко. Часто. Щекочет дыханием.
— Колючка… — хриплым голосом выдыхает в шею.
Это слово будто осязаемо. Будто сотни крохотных колючек, которые не причинят вреда, касаются кожи. Покалывают. Не на миг не дают этим мурашкам успокоиться. Пальцы замирают у резинки топа. Одна ладонь ложится на обнажённую кожу. Защищая. Охватывая расстояние, что только что преодолели его пальцы. А другая ладонь оказывается на моей шее. Под волосами. Сжимает. Подчиняет, будто безвольную куклу. Вынуждает откинуть голову назад. Чтобы губами прижаться к сходящей с ума, беснующей жилке на шее. Боже мой. Что это за звуки, что вырываются из моей груди? Разве я способна их издавать? Разве этот хриплый голос принадлежит мне?
— Саша, — шепчу. — Сашенька… Боже… Саша…
Парень отстраняется. И заглядывает мне в лицо. Смотрит прямо в глаза и улыбается. Так нежно, так ласково, что приходится губу закусить, чтобы не всхлипнуть.
— Моя колючка, — шепчет в ответ.
Глаза лучатся каким-то завораживающим светом. Я снова за поцелуем тянусь. Осознаю, что мне катастрофически не хватает губ парня на своих, но грохот за дверью заставляет подскочить от страха и скатиться попой в раковину. Ткань тут же пропитывается влагой, а я взвизгиваю от холода.
Мигом прихожу в себя. Будто вытащила наушники с волшебной песней среди шумной толпы. Будто проснулась, очнувшись после сладкого сна. Что я творю? Боже! Что я творю? Какая я подлая.
Барахтаюсь, пытаясь выбраться из раковины, но то и дело соскальзываю обратно. Саша подхватывает меня подмышки и ставит с осторожностью на кафельный пол. Я шарахаюсь от парня в сторону. Коршунов мигом мрачнеет. На лице начинают ходить желваки.
— Саш… Я… Чёрт, — шепчу в отчаянии. — Это было ошибкой. Я… Боже.
Качаю головой и отступаю от мигом помрачневшего Саши. Ступаю назад, спотыкаюсь и чуть не падаю.
— Ошибкой… — повторяю и бегу прочь из туалета.
Спотыкаясь, почти падая. От Саши. От самой себя. От этих чувств. Я не имею на них права. Не имею права касаться Коршунова. не имею права целовать. Он чужой парень. Он чужой. Не мой.
Глава 11
Лёва
Я понял, что влип окончательно, потерял разум, когда увидел слёзы на фарфоровых щечках Куклы. Чёрт возьми! У меня внутри всё сжалось, когда увидел плачущую малышку в столовой. Я вышел из-за кулис на сцену и уже начал говорить заученный раннее текст, когда заметил Куклу сидящую на деревянной лавочке, закрывающую ладошками лицо. Спрыгнул со сцены, чуть не навернувшись на вымытом полу и побежал, я чёрт побери побежал к девчонке. Потому что она сидела одна. Потому что её фигурка казалась слишком крохотной и беззащитной. Хрен знает куда все делись. Но меня это сейчас не особо волновало. Куда больше меня тревожило девчонка. Плюхнулся на колени перед Куклой и отвёл дрожащими пальцами крохотные ладошки от её лица. Маша подняла на меня влажные глаза. И одним только взглядом вышибла весь воздух из лёгких. Голубые озёра девчонки казались бездонными. Чёрные длинные ресницы малышки слиплись вместе. Радужка голубых глаз потемнела. По щеке скатилась слеза. Поднял руку и осторожно поймал её. Стёр. Вытер насухо фарфоровую кожу. Только отчего-то Кукла громко всхлипнула и заплакала ещё горше. Крупные капли одна за другой скатывались по бледным щекам малышки.
— Ну чего ты, Машенька? Что случилось? — сиплым сорванным голосом спрашиваю я, стирая солёные капли с её лица.
— Я… упала… а юбка… — шепчет маленькая бессвязно. — Они смеялись… И потом Даша… и Саша… И… — опускает глаза на острые колени.
Я ничего не понял, но сердце сжалось от боли. Видеть, как плачет Кукла было невыносимо. Я с силой сжал зубы и начал шептать какую-то херню.
— Ну чего ты, маленькая моя? Тише, Кукла. Тише, Машенька.
Правой рукой ласково провёл по щеке Маши, заправил прядку волос за маленькое ушко. Указательным пальцем прошёлся по хрящику. Коснулся мочки, чуть оттянул её. Ниже, на длинную шейку. Туда, где бьётся под кожей пульс. Двумя пальцами осторожно коснулся его. Прощупал. Замер на минуту, считая частые удары. Взволнована. Моя малышка взволнована. И хочется
