Ознакомительная версия.
Видимо, весь заряд злобной обиды ушел в эти сплетенные отчаянием пальцы — тут же опять зарыдала, сникла у матери в руках.
— Ой, как стыдно… Позор-то какой, что люди скажут… Теперь каждая собака на улице на меня будет пальцем показывать — разженка-брошенка…
— Подумаешь, нашла о чем переживать! Да я везде раструблю, что ты его бросила, и все дела! Понимаю, если б стоящего мужика потеряла, а тут… И жалеть не о чем, подумаешь! Баба с возу, кобыле легче! С глаз долой, из сердца вон! Чего, так уж любила его, скажешь? Ведь нет же! По крайности возраста замуж-то выскочила, не по любви!
— Да разве в этом дело — любила, не любила… Мне другое обидно — как он вообще посмел! Ну как? Вроде я его в черном теле держала, как собаку к ноге… Сидел, пикнуть не мог… У меня и мысли не было, что он на такое осмелится!
— Ну, как говорят, в тихом омуте черти водятся…
Они долго еще разговаривали на кухне. В телевизоре давно закончились латиноамериканские страсти, дикторша из программы «Время» что-то говорила с экрана, напрягая умное серьезное лицо. Тихо посапывал в своей кроватке Мишенька.
Надя плакала. Осознание собственного горя пришло не сразу, выросло постепенно из неприятия Натальиного рассказа, недоумения, горечи, внутреннего смирения сложившимся обстоятельствам. Для Сережи счастливым, наверное, обстоятельствам. Почему-то представлялось его лицо, как рассказала сестра — совершенно спокойное. «Не надо скандалить, Наташа… Я с тобой развожусь…»
Да, все правильно сделал. Конечно же, правильно. Пусть он будет по-настоящему счастлив.
Только слезы по лицу бегут и бегут, не остановишь. Слезы ее собственного горя. Или, наоборот, счастья… Неужели она его больше никогда не увидит? И как теперь жить — с этим горем-счастьем внутри?..
* * *
— Серенький, ты дома? Чем у тебя так вкусно пахнет?
Ласковый Лилин голосок прилетел на кухню, покружился над плитой с изнемогающим на сковородке мясом, щекотливо пробрался вовнутрь, заставив улыбнуться. Ему нравилось, как она его называет — Серенький… Да, в общем, и не в имени дело — пусть хоть как зовет. Главное — интонация… От такой ласковой и фартук повяжешь, и к плите встанешь, и улыбаться будешь, и радостно подпрыгивать серым зайчиком.
Нет, зайчиком он, конечно, не подпрыгивает, но иногда так и тянет из благодарности — на контрасте с прежними семейными отношениями. Да и чего там — не привык пока, впервые в жизни, можно сказать, в это бело-пушистое сюсюканье окунулся. Оттого, может, и чувствовал себя неуклюже, как слон в посудной лавке.
Поначалу никак не мог в Лилином доме освоиться. Чужаком себя ощущал, бедным родственником. Она, добрая душа, даже рассердилась однажды, выговор сделала: если, мол, серьезно у нас все и ты навсегда остаешься, то и веди себя как мужик, а не как залетный любовник! Сколько можно неловкостью мучиться, мне же обидно! Или ты, говорит, передумал со мной жизнь связывать?
Нет, не передумал… Куда уж, дело сделано, мосты сожжены. Если бы еще для полного счастья Мишка с ним был… Но об этом не стоит мечтать, конечно же. За сына еще повоевать придется, чтобы иметь возможность видеться иногда. Хоть раз в неделю. Но это уж как суд решит…
— Ой, Серенький у меня молодец, мясо жарит… В фартучке… — послышался за спиной Лилин голосок, и вот уже ее симпатичная мордашка вынырнула сбоку, потерлась носом о плечо. — А я такая голодная, жуть! Последняя клиентка только в восемь ушла…
— У меня готово почти! Смотри, как красиво получилось! Это я в журнале рецепт вычитал — мясо по-венгерски с чесноком и помидорами.
— Ух ты! Да в тебе, Серенький, кулинарный талант пропадает!
— Ага. Давай, бегом в ванную, мой руки и за стол…
— Иду! — девушка быстро чмокнула его в щеку.
Сняв сковородку с плиты, он аккуратно разложил мясо по тарелкам, накрыл на стол, отошел на шаг, полюбовавшись красивой картинкой. Да уж, как в кино… И вино французское, Лиля такое любит… Для романтического ужина только музыки не хватает. Но это — дело поправимое, сейчас что-нибудь найдем в телевизоре…
Экран послушно замигал, слышались обрывки звуков. Все не то, не то…
— Ой, что ты, оставь! — вскрикнула появившаяся в дверях Лиля. — Там же Вадим Казаченко поет! Обожаю его!
— Да-а-а? — немного разочарованно произнес Сергей, отходя от телевизора.
— Ну конечно! Я прямо раскисаю вся, таю, как свечка! Такой он лапочка! Смотри, какие шаровары, ни у кого таких нет! А как поет душевно, только послушай!
Страдальчески сморщив маленькое личико, Лиля резко тряхнула головой, уронив на глаза густую высветленную челку, заголосила пискляво, не попадая в такт экранному Вадиму Казаченко в шароварах: «Больно мне, больно…»
— Хм-м-м… — с трудом сдержал он обидный смешок.
— А тебе что, разве не нравится? — удивленно уставилась на него Лиля.
— Нет…
— Почему-у? — протянула, обиженно вытянув губы.
— Хм… Вообще-то о вкусах не спорят, Лиль. Шаровары шароварами, но, мне кажется, о любви нельзя так петь.
— Как — так?
— Бессовестно манипулируя женскими душами. Конечно, я не женщина и не могу судить… Но в принципе терпеть не могу всякой манипуляции. А точнее сказать — боюсь манипуляторов. Хотя говорят: кого боишься, того в конечном итоге к себе и привлекаешь…
— Ой, как умно сказал, ничего не поняла! Но если тебе не нравится, переключи…
— Нет, нет! Пусть поет, жалко, что ли. Просто ты спросила — я ответил. Сказал, что думаю. Мы же договорились никогда не врать друг другу, правда?
— Ага… Тогда можно еще кое о чем спрошу?
— Спрашивай…
Лиля вздохнула, усаживаясь за стол, посмотрела на Сергея озадаченно. Потом произнесла тихо:
— Нет, давай сначала поедим… И вина выпьем…
— Ладно. Как скажешь.
Тут же свернули на благодатную гастрономическую дорогу — о приятной терпкости французского вина, о хорошо прожаренном мясе с чесноком и помидорами. Свернуть-то свернули, но чуялась на этой дороге колдобина ожидания предстоящего, судя по всему, серьезного разговора.
— Послушай, Сереж… — положив крест-накрест вилку и нож на тарелку, тихо произнесла Лиля. — Скажи, мы ведь с тобой вместе собираемся жить, навсегда и навеки? В горе и в радости, ведь так?
— Ну да… Навсегда и навеки, в горе и в радости.
— Тогда… Почему бы нам с тобой одним делом не заняться? Так сказать, небольшой семейный подряд организовать…
— Хм… Не понял… Ты что, ко мне в бригаду маляром хочешь пойти?
— Да ну тебя! Я же серьезно спрашиваю!
— Тогда и объясняй серьезно, чего хочешь.
— Ну, вот смотри… Я же классный парикмахер, да? Ко мне клиентки на месяц вперед записываются! Иногда даже отказывать приходится, представляешь? Так обидно, когда деньги мимо пролетают, как фанера над Парижем… Мне же процент от каждой насчитывается…
Ознакомительная версия.
