Ознакомительная версия.
До Брилева ехать было недалеко, и мы больше ни о чем так и не перемолвились. С электрички шли молча, но это молчание не было тягостным, поскольку приходилось расспрашивать встречных, каким путем лучше всего пройти к заброшенному храму. Словом, мы были здорово заняты, и переживать мне было некогда.
Храм стоял на пригорке и, наверно, в лучшие свои годы выглядел великолепно, высокий, устремленный вверх, с крупным куполом. Рядом высилась многоярусная колокольня, у которой отсутствовала главка. Я ничего не понимала в архитектурных стилях, но помнила прекрасную церковь Покрова на Нерли во Владимире, фотография которой обязательно украшала школьные учебники истории. Что-то общее было у Брилевского храма с церковью на Нерли, но он был мощнее и серьезно пострадал от времени.
Когда мы подошли ближе, стало еще заметнее плачевное состояние постройки. Штукатурка почти совсем отсутствовала, лишь в некоторых местах висела ветхими, грязными лохмотьями. Кирпичную кладку будто изгрызла огромная ненасытная мышь. Сквозь дыры в стенах проросли травы и кусты. Из провалов узких окон с выбитыми стеклами при нашем приближении вылетела стая птиц.
– Да-а-а… – протянул Май. – Руины… Жаль…
– Что, неужели не восстановить? – огорченно спросила я.
– Трудно будет… А если в ближайшее время не начать, храм вообще рухнет. Видите, какие трещины в фундаменте! Еще пара лет – и сооружению конец!
– Так, может, вы тогда и начнете побыстрей?
– Деньги нужны большие. Надо, чтобы кто-нибудь вложился: меценат какой-нибудь, ктитор…
– А ктитор – это кто?
– Это старинное название людей, выделяющих средства на строительство или реставрацию православных храмов.
– Спонсоры, что ли?
– Ну… почти. Кое-какую выгоду ктиторы тоже имели, как и нынешние спонсоры. Изображения ктиторов даже висели в церквях, обязательно с храмом в руке. Но это я так… блеснул словечком… – Май улыбнулся. – Конечно, не плохо бы найти спонсора, человека или юридическое лицо. – Он расстегнул свой рюкзак и добавил: – Вы побродите вокруг, внутрь только не заходите: что-нибудь может обрушиться. А я сделаю несколько фотографий для нашей фирмы. Может, руководство поищет этого самого спонсора…
Я пошла вокруг храма. Да-а-а-а… издалека он выглядел куда приличнее. Вблизи было видно, как искрошилась кирпичная кладка, как ржавы и погнуты остатки купола. Тем не менее от храма веяло благостью и покоем. Или мне так казалось. Или хотелось, чтобы было так.
Несмотря на запрет заходить внутрь, я все же протиснулась в пролом в стене, когда поняла, что Май со своего положения меня не сможет увидеть. Передвигаться внутри храма было невозможно. Растрескавшийся пол был завален кирпичами, камнями, гнутой арматурой. Сквозь щели дыбились клочья прошлогодней бурой осоки и какая-то малосимпатичная новая трава. Я оглядела внутренние стены. Они, так же, как и внешние, являли собой искрошенную кирпичную кладку, с которой кое-где свисали лохмотья грязной штукатурки. Я уже совсем собралась выбраться наружу, когда мне показалось, будто на меня кто-то смотрит. Я тут же приготовилась повиниться перед Маем за то, что залезла-таки внутрь храма, вопреки запрету, но его рядом не было. Я с опаской повертела головой и на одной из стен заметила изображение какого-то лика. Тут уж никакой запрет меня бы не смог остановить. Мне пришлось пробираться по внутреннему периметру храма, так как пересечь его по диагонали было невозможно. Я приблизилась к сохранившемуся фрагменту старинной росписи. С грязно-серого клока штукатурки на меня смотрели огромные, печальные глаза Богоматери. Похоже, покров на ее голове когда-то был красным, теперь же едва розовел. Я никак не могла отвести глаз от этого лика. Мне казалось, что Богоматерь все-все обо мне знала, и потому ее взгляд был укоряющим. Я – мужняя жена – явилась под ее светлые очи с чужим мужчиной… И как посмела? Но я ведь еще ничего… Мы приехали сюда просто друзьями, а когда вернемся в Петербург, расстанемся навсегда…
Мне вдруг стало невыносимо грустно. Я отвела глаза от образа Богородицы и стала пробираться к пролому в стене. Споткнувшись о ржавый крюк, торчащий из каменной глыбы, я не удержала равновесия, упала на одно колено и здорово его ушибла. Неужели Богоматерь таким образом дает мне понять, что я делаю нечто предосудительное и потому буду и впредь обдирать себе колени, рвать душу? Да… я поняла… Мне ничего нельзя…
Когда вернулась к тому месту, где, прижавшись друг другу, стояли наши вещи, Мая я не увидела и сразу испугалась до дрожи в руках и коленях. Я не хочу его терять! Я хочу, чтобы он все время был рядом! Я готова падать и падать, и расшибаться в кровь, до самой кости, только бы быть с ним! Прости меня, Богородица! Впрочем… Я все это зря… Тому мужчине, который бегает с фотоаппаратом вокруг храма, ничего такого с моей стороны не нужно!
Май вылез из одного из оконных провалов. И как мы с ним не столкнулись внутри здания? Он сделал это по-мужски грациозно. Потом с силой оттолкнулся от искрошенного подоконника и, легко перепрыгнув канаву, заполненную кирпичами и всяким хламом, оказался недалеко от меня. Еще раз повернулся к полуразрушенной постройке, присел и сделал ее снимок снизу, потом поднялся во весь свой рост и сфотографировал останки купола. Я невольно любовалась его сильным, гибким телом, длинными ногами, резко очерченным профилем. Это был мужчина моей мечты! Да, именно о таком мне мечталось в юности, тогда, когда можно было мечтать о чем угодно, поскольку еще не знаешь, что вовсе не все в этой жизни будет тебе доступно. Сейчас-то я точно знала, что мечтать о Мае мне не стоит. Богоматерь весьма прозрачно мне на это намекнула. У меня есть муж, к которому я вернусь, когда истекут два отпущенных мне дня. Ну и ладно! И хватит себя изводить!
– А вы видели там… – Я махнула рукой в сторону храма. – …лик… кажется, Богоматери…
– Все-таки залезали внутрь! – Май погрозил мне пальцем. – Это очень опасно, Галя!
– Так вы видели или нет?! – Я не желала говорить про опасность. – Хотите, покажу?!
– Не надо! Я видел! Даже сфотографировал… Может, получится восстановить. Это Оранта…
– Оранта? Это которая с поднятыми руками? А как вы догадались?
– Так там же осталось и изображение ладоней! Еле видное, конечно… Сейчас покажу! – Май защелкал кнопками фотоаппарата, а потом протянул его мне. На экране действительно четко видна была одна рука Богоматери. Май сдвинул снимок вправо, и я увидела вторую ладонь.
Надо же, а я и не заметила! Видимо, завороженная укоряющим, как мне показалось, взглядом Богородицы, я уже ничего не хотела рассматривать, могла лишь думать о своей незавидной судьбе. А Богоматерь, оказывается, вовсе не укоряла. Она сочувствовала мне, раскинув в стороны руки с раскрытыми наружу ладонями в традиционном жесте заступнической молитвы.
Ознакомительная версия.
