– Сие слегка поувлекательнее, чем фокус с пилением придурка в колоде. Впрочем, было бы интереснее, кабы белая девка менялась на чернокожую, – не боясь грешного словоблудия в монастырских стенах, молвил Соколов. – Надо будет расспросить игумена, что он творит с этими петухами?
И вся компания убыла в тайную кофейню.
Впрочем, на следующий день Соколов опять с помпой прибыл в монастырь. Его с почестями препроводили сперва в приемную (ту самую, где Феодосья впервые увидела букеты из белоснежных шелковых лилий), а после в личную рабочую келью игумена.
– Благословите, отец Феодор, – скороговоркой промолвил Соколов.
Мельком склонился к протянутой длани и сразу перешел к делу:
– Признайтесь, отец Феодор, как ваша братия меняла петухов?
– Для нас самих сие божественная загадка, – начал было игумен.
– Бросьте-бросьте-бросьте! – отмахнулся перстами Соколов. – Кто автор ваших божественных чудес? Чьи идеи? Имя назовите. Мне бы очень желалось выменять на деньги часть его способностей. Мне нужен сведущий в науках учитель для сына и себе собеседник. Совершенно не с кем обсудить новинки алхимии и астрологии, прости меня Господи!
Отец Феодор мысленно перекрестился, попросил у Бога прощения за стяжательство, без которого в нынешние времена не проживешь, и сообщил:
– Автор нынешних укрепительных чудес брат Феодосий.
– Все! Более ничего не говорите. Беру! Цену назначите сами, – бойко сообщил Соколов.
– Мой монастырь торговлей не занимается… – не очень убедительно произнес игумен. – Но учитывая, что мы всегда стараемся идти навстречу просьбам таких глубоко верующих людей, как вы…
– Ну и отлично! Жду вашего…
– Феодосия.
– Именно. А пока, нижайше прошу принять в качестве скромного пожертвования…
Соколов похлопал себя по боками.
– Что же? Ах, вот!
И он снял с носа серебряные очки.
– Итальянская работа. Увеличительные очи. Попробуйте, попробуйте!
– Не могу! – вяло воскликнул игумен.
– Возьмите!
– Ох, бесовское измышление, – не очень искренне посетовал игумен, пряча перста в складки рясы.
Соколов захохотал, потом сделал серьезное лицо.
– У государя нашего Алексея Михайловича очков три пары фряжской работы, и не считает за грех. Наоборот, сочинил при их помощи прелестный трактат о соколиной охоте. Только русские варвары могут полагать очки принадлежностью бесовских художников или еврейских менял. Я полагаю, оне, напротив, придают лицу прогрессивный вид. Как, уговорил я ваше мягкое сердце?
Игумен хмыкнул.
Как всякий ученый, он был любопытен и не смог устоять перед соблазном приложить увеличительные кристаллы к носу и взглянуть в книгу.
– Боже мой! – воскликнул игумен, позря на увеличившиеся буквы.
В монастыре были шаровые стекла для оптического увеличения мелких деталей, но имели оне вид лупы в оправе, которые приходилось держать перстами или укреплять перед чертежом либо книгой. Очки же зело удобно уместились на сиделку носа.
– А я вам что говорил? Последнее слово науки. Нефритовую чашу за них отдал.
– Как же вы теперь без очков? – пытался бороться с искушением игумен.
– Я же говорил, у меня другие есть. Да и зрю аз прекрасно. Ношу, чтоб быть в курсе прогресса.
– Бог вас вознаградит, – пообещал игумен. – Феодосия в ближайшее же время пришлю. Только хочу предупредить… Брат Феодосий странен на вид. Но пусть вас это не смущает.
– Две головы у него?
– Он женоподобен телом.
– Мужеложец? – живо поинтересовался боярин.
– Ни в коем разе! Человек нравный. Ни в чем подобном не замечен. Да у нас это было бы и невозможно. Мыться монахам моим и послушникам совокупно запрещено, только по единому. В кельях чужих находиться в нощное время тоже заповедано. Любые содомские посягания строго пресекаем! Сразу под правый государев суд и на четвертование!
– Очень вы строги к людским слабостям, – со смехом укорил Соколов. – Насчет вида Феодосия я спокоен. Он мне не для украшения дома нужен, а для свечи знаний.
– Вы по поводу его кандидатуры не пожалеете. Можете спокойно доверить брату вашего отрока.
– Договорились, отец Феодор.
И, не перекрестившись, лишь слегка склонив голову, Соколов стремглав отбыл, ибо страдал дефицитом времени.
Глава одиннадцатая
Роскошная
– Ежели бы он рот не раскрыл и не заговорил по-русски, никогда бы ты, Ворсонофий, не признал в нем русича. Ну фря иностранный, и все тут! Европеец до последней мелочи!
Уже второй час после полуночной молитвы Феодосья баяла Ворсонофию, как побывала в палатах государева кравчего, думного боярина Андрея Митрофановича Соколова. Впрочем, руководитель винно-водочного протокола царского двора был еще не сильно стар – за тридцать – и потому вполне мог обходиться без отечества Митрофанович, что он и делал в узком кругу таких же, как он, поклонников всего заморского. Именно так, на фряжский манер, без всякого высокомерия, кравчий познакомился с монахом Феодосием, пришедшем с благословления игумена Феодора в его дворец, дабы стать учителем отпрысков.
– Андрей! Просто Андрей! – сообщил он Феодосии. И выщелкнул руку для поцелуя. Впрочем, тут же отдернув, так что в глазах Феодосии лишь рассыпались радужные брызги преломленного в огромном алмазе солнечного луча. – Терпеть не могу замшелые традиции родной земли касаемо отчества и прочих моисеевых бород до колена. Честное слово, вся эта допотопная дикость должна была скончаться вместе с Иваном Васильевичем Грозным! Хватит уже нашей стране сидеть при лучине на деревянных лавках, когда в цивилизованном свете есть лампы и кожаные кресла! Хватит кичиться крепкой моралью и заветами дедов, которые на поверку состоят в том, чтоб вместо вилки трескать сальник деревянной ложкой.
Феодосия была восторженно ошарашена смелостью суждений государева чиновника. Соколов был невероятно говорлив и с легкостию выступал на любую самую щекотливую тему.
– Прогрессивен чрезвычайно! – с удивлением сообщила Феодосия ночью Ворсонофию. – Али так уверен в себе и не боится? Али обнаглел и по глупости зарывается, не пойму пока.
– Любимцу царя все позволено.
– Почему он в любимцах ходит, как ты думаешь?
Ворсонофий, как обычно, прежде чем сообщить мнение, тихо подошел к двери Феодосьиной кельи, прислушался, вернулся к кровати и, понизив голос до едва слышного шепота, промолвил:
– Сплетники бают, Соколов ссужает Алексея деньгами в трудных ситуациях. Поддерживает власть материально и вещно.
– Царь у виночерпия одалживается? – удивилась Феодосья.
– Ну, одалживается без возврата, конечно. Так сказать, милостиво принимает дары подданного для неотложных нужд отечества.
