— Я послал тебе билет на самолет, Майя. Ты можешь прилететь сегодня вечером?
Она прислонилась спиной к такой знакомой, холодной, выложенной изразцами стене кухни, ее глаза ничего не видели сквозь слезы, она должна была взять себя в руки, чтобы не разрыдаться вслух.
— Мы так долго ждали, Майя. Может быть, у тебя есть кто-то другой? Ты еще любишь меня, Майя?
— Нет! Да! — закричала она. — О Филипп! Ты же знаешь, что я могу любить только тебя! Я буду с тобой, как только смогу, дорогой мой! — говорила она, представляя, какой вкус у его губ, его рта, и как это будет — почувствовать себя в его сильных, всеохватывающих руках, на этот раз без ощущения вины и не сдерживая себя. — Я буду с тобой очень скоро…
К шести часам вечера все обитатели Манхэттена, претендующие на принадлежность к обществу или миру моды, заканчивали последние приготовления. Богатые принимали парикмахеров в своих спальнях. Менее богатые совершали паломничество в свои излюбленные салоны. Немногие «бедные» осторожно освобождали свои волосы от бигуди.
Маккензи натянула на свое роскошное тело облегающее черное кашемировое платье, которое сама смоделировала на этой неделе; оно было по-новому длинное — времена мини-юбок прошли. Блестящие граненые под бриллиант пуговицы отражали свет, когда она завершала свой макияж в черной мраморной ванной комнате. Она поворачивалась то одним, то другим боком, рассматривая свое отражение.
— Неплохо, — решила Маккензи.
Не так уж далеко от нее Майя, с учащенным дыханием и сердцебиением, упаковала в маленький чемодан джинсы, свитера, ночную рубашку. Потом облачилась осторожно в новое вечернее платье от Зандры Родес. Ее длинные волосы были высоко зачесаны, сзади на голове покачивались ленты и цветы, подобранные соответственно пастельной вышивке на платье. Майя положила свой паспорт в вечернюю сумочку с золотыми блестками. Потом позвонила в «Пан Америкен», чтобы подтвердить заказ. В холодильнике она заметила бутылку шампанского и стала размышлять, успокоит ли оно ее или еще больше возбудит. Она находилась в каком-то трансе, словно в полусне, когда все выглядит не вполне реально. Но трудное испытание с получением награды перед публикой было ничто в сравнении с тем, что ожидало ее после — полет в Париж и Филипп!
Между тем, Колин явился в квартиру Корал, облаченный в специально скроенный на его небольшой рост токсидо.[42]
— Господи! Какой ты элегантный! — Глаза Корал блестели, когда она открыла ему дверь. Она наклонилась, чтобы поцеловать его. — Ты должен всегда так одеваться, Колин! Это как-то особенно идет тебе!
Он осторожно осмотрел ее — она выглядела почти как Корал былых дней. Она была прекрасно причесана, с превосходным макияжем, в черном с блестками вечернем платье от Баленсиаги, которое великолепно облегало ее фигуру. Он взирал на нее с изумлением: мода, конечно — это волшебство.
— Как ты себя вела? — спросил он, войдя в комнату и принюхиваясь.
— Всего только один маленький джойнт… чтобы расслабиться, — ответила она. — Не обращайся со мной, как с озорным ребенком, Колин. Как, по твоему мнению, я выгляжу? — Она повертелась перед ним, и он одобрительно кивнул.
— Абсолютно супер! — заявил он. — Я горжусь тобой!
— Отлично! — Она хлопнула в ладоши и вручила ему бокал шампанского. — Есть еще жизнь в старушке, а?
— За успешный вечер! — провозгласил Колин. — Ты выйдешь на сцену, держа награду… — говорил он ей. — И должна будешь сказать следующее… — Колин выудил из кармана напечатанный на машинке текст, который дал ему Уэйленд.
Корал взяла листок и прочитала. Он внимательно наблюдал за ней, но было незаметно, чтобы она кололась. Следить за ней все двадцать четыре часа в сутки было невозможно.
— Годится! — сказала Корал и аккуратно сложила текст речи.
— Позволь мне послушать, как ты произнесешь ее! — настойчиво попросил Колин.
— В самом деле! — Она покачала головой и развернула листок. — «Награда «Дивайн» в этом году присуждается Анаис Дю Паскье. Она, как кое-кому известно, моя дочь. Чтобы избежать обвинений в непотизме,[43] эта блестящая художница-дизайнер использовала название компании как псевдоним. Я счастлива сообщить, что решение об этой награде было принято новым главным редактором «Дивайн» Донной Брукс до того, как она узнала, что Анаис — это Майя». Колин, я должна все это сказать? Боюсь, что я споткнусь на имени Донны…
— Абсолютно все! Ты можешь читать это, если хочешь.
— Я сымпровизирую. — Она спрятала текст в сумочку. — Я делала это раньше, ты знаешь. Несколько раз, начиная с Филиппа Ру, помнишь?
Лимузин прибыл за ними в семь тридцать. Болтая, смеясь, Колин вывел Корал из квартиры и усадил в автомобиль, скрестив за своей спиной два пальца.[44]
Ряд удлиненных лимузинов выстроился к восьми часам возле здания «Хедквотерз». Огромный прожектор у главного входа был направлен вверх, его широкий, яркий луч медленно перемещался по темно-синему небу. Из автомобиля, подъехавшего перед ними, вышли Холстон и Лайза Минелли. По тротуару медленно вышагивал Энди Уорхол, окруженный стадом своих суперзвезд.
Колин увидел впереди себя Майю и Дэвида, ожидавших лифт. Он заметил Донну Брукс и Ллойда. Говард Остин пришел один. Модели, стилисты, фотографы, издатели, их помощники шли по украшенному гирляндами из белых гвоздик пути от главного входа к лифтам. Здесь были дизайнеры с Седьмой авеню, одетые в свои лучшие костюмы в надежде ослепить своих конкурентов. Колин пытался прикрыть Корал от толпы, она шла выпрямившись, высоко вскинув голову, не желая узнавать ни друзей, ни врагов.
Кордоны службы безопасности сверяли по спискам фамилии и приглашения гостей под звуки рок-музыки, несущейся из динамиков.
Корал, царственно прямая, стояла в очереди. Вырез ворота обнажал скульптурно очерченные линии шеи. Крупные, сверкающие серьги от Кеннет Лэйн и черные с золотыми блестками чулки придавали ей праздничный вид. Руки ее украшали тяжелые серебряные браслеты. Минуя охрану, толпа растекалась вширь, позволяя Корал и Колину пройти вперед, многие обращали внимание на гордую, вызывающе привлекательную рыжеволосую женщину. Она и в самом деле образовывала вокруг себя определенную ауру, заметил Колин, ведя ее к лифту, а затем поднимаясь с ней на самый верхний этаж.
Здесь они оказались в гуще другой толпы болтающих, надушенных, вытягивающих шею, чтобы получше разглядеть окружение, людей. Колин вел Корал мимо них за кулисы. Кто-то приветственно хлопал его по спине, он поцеловал несколько моделей, и несколько моделей поцеловали его. Корал казалась спокойной и собранной, она улыбалась окружающим, большинство из которых прекрасно знала.
