тот, словно в насмешку, тащился еще медленнее, чем обычно, сотрясаясь в каких-то конвульсиях.
Наконец они оказались в квартире, и Лу сразу пошла на кухню, ожидая, что Рома пойдет за ней. Он замешкался, но потом все-таки пришел. Тихо шипя от неприятных ощущений, он умыл лицо водой и сел на стул. Девушка достала из ящика-аптечки перекись и ватные диски. Приблизившись к Роме, она попросила его закрыть глаза и поднять лицо немного вверх. Когда он выполнил ее указания, она закрыла ватой глаз, чтобы перекись не попала, и аккуратно полила на ранку. Жидкость запенилась, а Рома скривился. Повторив процедуру дважды, Лу зажала ссадину, чтобы кровь не текла на лицо.
– Прижми ее пальцем, – попросила она.
Когда Рома дотронулся своей рукой до ее, она вздрогнула от его прикосновения. Они не виделись почти две недели, и она истосковалась по его рукам, голосу, запаху. По нему. Даже в ссоре и дня не проходило, чтобы она не подумала о нем, в глубине души надеясь, что это не было расставанием. Но то, как отстраненно он держался, доказывало ей обратное.
– Спасибо, – сказал Рома, поднимаясь со стула. – Я домой, – бросил он, выходя из кухни.
– Стой!
– Что? – Он не обернулся к ней, но остановился.
– Ром, давай… поговорим? – еле слышно попросила Лу, чувствуя, что вот-вот разрыдается.
Рома не оборачивался, зная, что если увидит ее лицо, если будет продолжать слушать ее голос, то они начнут говорить. Да только обсуждать было нечего. Он мог простить Лу так много и так мало от нее просил. Он спускал ее сцены, терпел истерики, но она перешла ту черту, которую нельзя переступать.
– Нам не о чем с тобой разговаривать, Лу, – проговорил он, сжимая кулаки, чтобы удержать остатки решимости.
– Твоя мама… – попыталась объяснить она, но парень обернулся к ней так резко и так зло на нее посмотрел, что она отпрянула назад.
– Не смей ничего говорить про мою мать. Меня мешай с грязью, как угодно, но ее не трожь, – сказал он и вышел, не дожидаясь никакого ответа.
Через пару секунд хлопнула входная дверь. Лу стояла посреди кухни, чувствуя, что вот-вот заплачет, да только слезы не шли. Она стояла на кухне, хватая ртом воздух, и пыталась осознать, что это конец. Его последние слова не выходили у нее из головы: почти то же самое она сказала Маргарите перед тем, как вылить на нее кофе. И сейчас, стоя на холодном кафеле, она ясно понимала, что пути назад нет.
Как она не позволила Маргарите говорить гадости про свою мать, так и Рома даже слушать ее не стал. Ребенок всегда будет защищать свою мать, всегда будет ее любить. Разве могла она встать между Ромой и его мамой, какой бы сукой она ее ни считала? Разве в ее силах открыть парню глаза на женщину, которая его родила и воспитала? Она задыхалась от осознания того, что он был прав. Какой бы тварью Марго ни была по отношению к ней, она его мама. И она не имела права лезть в эти отношения и пытаться настроить его против нее. Иначе – чем она будет лучше Марго?
И вдруг слова Марго о том, что она никогда не примет ее в семью, стали простыми и понятными. Даже если они с Ромой сойдутся, она всегда будет против нее, будет подначивать сына и кусать Лу исподтишка до тех пор, пока они не расстанутся.
Она проиграла.
60. Ноль, ноль эмоций, бэби [90]
Рокса с каменным выражением лица оплатила счет, игнорируя косые взгляды официантов и нотации дотошного менеджера, который одновременно отчитывал ее и пытался с ней флиртовать.
– Молодой человек, вы закончили? Я прошу прощения за причиненные неудобства, до свидания.
Парень поджал губы и обиженно отвернулся. Рокса быстро оделась, забрала со стола забытую помаду Маринки и вышла на улицу. Настроение было средне-паршивым. Маринка отчетливо напомнила ей эпизод из прошлого, когда ее мать попыталась в очередной раз спьяну ее «воспитывать», а Рокса перехватила ее руку и твердо сказала, что, если она попытается еще раз тронуть ее или Лу, она оторвет ей руку. Получив отпор, мать сразу сдулась и, наговорив ей каких-то гадостей, ушла на улицу. И хотя Рокса победила, на душе все равно было гадко, как и сейчас.
Домой не хотелось. Надо было дать Лу и Роме шанс поговорить. К бабушке в половине первого тоже не поедешь – появятся вопросы и лишние беспокойства. Можно, конечно, позвонить Усачу и перемыть с ним кости общим знакомым, но тот наверняка зависает с Коляном после поездки в Москву.
– Сколько же от тебя проблем.
Роксана резко обернулась и едва не столкнулась нос к носу с Кириллом.
– От меня? – возмутилась она, проклиная себя за то, что не сбежала до того, как он оплатил свой счет.
– Да, от тебя, твоей сестрицы и вашей чокнутой подруги.
– Да неужели? – со злостью прищурилась Рокса, чувствуя, что остатки самообладания сейчас дымкой растворятся в воздухе. – Еще ты мне нотации почитаешь?
– Нотации – это по твоей части. А я просто в шоке от вас, бабы. Ты дала напиться своим подружкам, притащила их в караоке, мужиков склеили, вели себя непотребно. Твоя сестра окончательно мозг сожрала Ромашке, Стас каблук просто последний, еще этой дуре предложение собирался сделать. Я б от нее сбежал на хер в Сингапур, а не кольцо покупал. Передрались, опозорились – пиздец. И все из-за вашего бабьего идиотизма.
Черные глаза Кирилла вытягивали душу, а голос чуть ли не звенел от раздражения.
– Как ловко ты все вывернул и сделал меня и моих подруг вселенским злом. – Рокса была не из робкого десятка, поэтому выдержала его взгляд. – Какое еще предложение?! Какие мужики? Мы никого не клеили! А даже если бы клеили! Я могу, потому что свободна, а Рома вроде расстался с Лу, как она сказала. А Маринка сказала, что Стас ей изменил. И, вообще, вы спели эту мерзкую песню. Дешево и отвратительно! И я бы не позволила Марине наделать глупостей! А ты бы лучше за собой и своим братом следил.
– За собой
