Окрыленная надеждой, я снова открыла бардачок и на несколько минут замерла в ослеплении. Теперь-то я точно знала, что чувствовал Эдмон Дантес, вскрыв сундучок с эмблемой древнего рода кардинала Спада.
Дрожь в коленях.
Я немного посидела, привыкая к нервному ознобу, потом протянула дрожащую руку, достала одну увесистую пачку долларов и благоговейно уложила ее на сиденье рядом с собой. Туда же перекочевали и остальные пачки денег.
Я немного полюбовалась на них. Зрелище было неотразимым. Пачек оказалось намного больше, чем мне казалось, когда они лежали в темной глубине бардачка. И вообще, новенькие доллары пахнут пленительней, чем любой парижский парфюм. Знаете почему?
Потому что имеют запах неограниченных возможностей.
Опорожнив бардачок, я пошарила внутри темной пасти маленького монстра.
Пусто.
Только теперь я заметила, что сижу в машине больше часа. За окном на город опускались поздние летние сумерки, густел воздух, скрывались грязные пляжные окрестности. Нужно было поторапливаться.
Я уже совершенно небрежно покидала пачки денег обратно в бардачок и пошарила за солнечным щитком со стороны пассажира. И правильно сделала.
На пол тяжело шмякнулась пачка документов.
Я подняла их с образцово вымытого коврика и полистала.
Что ж, все правильно. Со странички раскрытых прав на меня смотрел пропавший суперсамец. Судя по записи, он назывался Сергеем Витальевичем Никифоровым.
Уже что-то.
Я полистала новенький паспорт. То же имя, та же вылощенная внешность. Графа «семейное положение» чиста, как слеза ребенка. Хотя это еще ни о чем не говорит. Вполне возможно, он просто не перенес данные из старого документа.
А вот в графе «прописан» все на месте. Лялин переулок. Что-то знакомое, кажется, центр. Ладно, посмотрю по карте, благо, карта в бардачке имеется.
Я покопалась в тощей визитнице и выудила из нее небольшую пачку новеньких визиток «Никифоров и сын».
А чуть пониже жирными буквами: «Адвокатская контора».
И один-единственный номер телефона. Похоже, рабочий.
Сведений о доверителе я собрала не очень много, но вполне достаточно, чтобы вернуть его частную собственность по указанному адресу. Или по месту работы.
Впрочем, сегодня суббота. И даже не суббота, а вечер субботнего дня. Вряд ли служащие господина Никифорова в экстазе ворошат тома своих адвокатских дел в это время суток. Хотя все возможно.
Проверим.
Я приоткрыла дверь машины и стала ждать. Через десять минут на улице показалась девушка, говорившая по мобильнику. Я быстро выхватила из кармана единственную взятую с собой денежную бумажку достоинством в пятьдесят рублей.
— Девушка!
Барышня повела вокруг удивленными глазами.
— Я здесь!
Девушка нашла меня взглядом и остановилась, что-то договаривая в трубку. Я сверзилась с высокого кресла и пошла к ней.
— Простите, — начала я, мило улыбаясь, — вы не поможете мне позвонить?
Девушка закончила говорить и окинула меня недоверчивым взглядом.
— Я заплачу! — поторопилась уточнить я и протянула свои единственные деньги.
Девушка еще раз осмотрела мою роскошную тачку, стоявшую сзади. Взгляд из недоверчивого стал завистливым.
— Ваша? — спросила она, кивая на машину.
— Моя, — не удержалась я от хвастовства.
— Ничего машинка…
Я протянула ей визитку с номером телефона.
— Наберите, пожалуйста, — попросила я.
— А если ответят, что сказать?
— Тогда я поговорю сама. Да вы не беспокойтесь, мы можем в машину пересесть.
— Ничего, я вам доверяю, — великодушно ответила барышня. Действительно, какая идиотка убежит от роскошного джипа, сжимая в руке дешевый мобильник «Нокиа?»
— Спасибо.
Девушка набрала номер и приложила телефон к уху. Несколько минут мы молчали.
— Не берут, — наконец сказала она.
— Спасибо.
И я протянула своей благодетельнице пятидесятирублевку.
— Да ладно! — отмахнулась она. — Не говорили же…
— А набор?
— У меня оплата после первой минуты разговора.
— Спасибо вам огромное, — повторила я уныло и вернулась к машине.
Выхода нет. Придется гнать машину самой.
Конечно, не так все страшно. Как крутится руль, я знаю. Где расположена педаль газа, тормоза и сцепления, помню. Блок скоростей здесь немножко другой, чем у «шестерки», но на симпатичной черной ручке нарисовано ветвистое дерево, объясняющее схему переключения. Зачем немцы его нарисовали — ума не приложу! Очевидно, для горе-водителей, вроде меня. Или для водителей, страдающих рассеянным склерозом.
Я склонилась над ручкой. Так, скоростей не так уж и много, всего шесть. Шестая, очевидно, задняя. Попробовать, что ли?
Я выпрямилась на сиденье, облокотилась на спинку и глубоко вздохнула, как перед прыжком в воду.
Ничего. Сегодня суббота, дорога относительно свободна. Будешь держаться с самого краю, на скорости двадцать километров в час. Как-нибудь доковыляешь.
Для поднятия боевого духа я включила автомагнитолу. Салон наполнился хорошим стереозвуком. Прозвучали и растаяли элегантные ностальгические позывные «Радио-джаз», красивый вкрадчивый мужской голос прочел короткий стишок про любовь.
Ну, господи, благослови.
Я еще раз вздохнула, до отказа выжала сцепление и нерешительно потянула переключатель скоростей в сторону шестой задней скорости. Вправо и вниз. Так, во всяком случае, нарисовано. Если что не так — я не виновата.
Отпустила сцепление и легко тронула педаль газа. Машина едва заметно вздрогнула и отползла назад.
Получилось!
Окрыленная, я начала действовать смелей. Прибавила газ, выкатила из полупустого ряда машин, даже не посмотрев по сторонам. Но боги, как известно, хранят пьяниц и идиотов, поэтому мне повезло. Дорога была пустой.
Я снова произвела филигранную операцию по переключению скоростей и, установив ручку в положение «первая скорость», нажала на педаль газа.
Машина вздохнула, словно сожалея о моей малограмотности. Но послушалась и двинулась вперед.
— Ты моя хорошая! — сказала я вслух, переполненная благодарностью. — Ты моя умница!
Машина катила вперед, причем слушалась руля так же легко, как дрессированная собака слушается устных команд хозяина. Вести огромную тяжелую груду металла с классным дизайном и компьютерным мозгом оказалось на удивление просто.
Проблема в другом.
Мой приятель, возмечтавший обучить меня азам вождения, вскоре плюнул на свои потуги. Он заявил, что если бы он работал в цирке и в его обязанности входило научить этому обезьяну, то дело было бы уже сделано.