Ознакомительная версия.
Но Катя немного кривила душой – дело было не в деньгах. Просто она уже начала раскаиваться в своем поступке. Стоит ли рассказывать совершенно чужому человеку о своих проблемах? Зачем? Разве может какой-то Ефим Миронович стереть из ее памяти воспоминания о Григории Ганине? Разве способен он притушить ее вечную, неутихающую тоску по Алексею?
Катя бесцельно подошла к окну в коридоре. Она никак не решалась постучать в дверь кабинета дипломированного специалиста Копейко.
Из окна был виден засыпанный снегом дворик с хозяйственными пристройками, по крыше низенького сарая прыгала ворона, вертела круглой черной головой в разные стороны – поликлиника располагалась в старинном особняке. Еще дореволюционной постройки – толстые стены, заколоченные камины в самых неожиданных местах, маленькие зарешеченные окна, – здание почему-то напомнило Кате Петропавловскую крепость, в которой она была когда-то, очень давно, с экскурсией...
В пустом гулком коридоре, позади от Кати, раздались шаркающие тяжелые шаги. Она поспешно оглянулась и увидела женщину средних лет, которая, задыхаясь – то ли от спешки, то ли от волнения, – брела к кабинету Ефима Мироновича.
– Вы... крайняя?.. – одышливо спросила женщина.
Была она довольно полной, с примятыми волосами, взгляд потерянный и блуждающий. Бесформенный коричневый свитер, черная юбка, к подолу которой прилипли шерстяные серые волоски неизвестного происхождения.
– Я после вас зайду, – неприязненно произнесла Катя.
Она недолюбливала подобных женщин. Женщин, которые позволили себе опуститься раньше времени. Такими были Алевтина Викторовна, тетя Нина, тетя Даша... У них у всех похожие глаза.
Женщина взялась за ручку двери.
– Вы, это... вы зря в коридоре стоите, – неожиданно обернулась она. – Ефим Миронович не одобряет, когда тут ждут.
– А где же мне еще ждать? – хмуро спросила Катя.
Ворона на соседней крыше все крутила головой, косилась в Катину сторону черным хитрым глазом.
– Сюда заходите, – приветливо пояснила женщина. – Тут у Ефима Мироновича что-то вроде предбанничка, а сам он в дальнем кабинете принимает.
– Спасибо, я поняла, – кивнула Катя.
Она из какого-то упрямства осталась стоять у окна. Неровный сводчатый потолок низко нависал над головой, пахло лекарствами и скукой.
В конце коридора появился одетый в белый халат молодой мужчина, с кокетливыми височками а-ля семидесятые и победительной улыбкой.
– Вы ко мне? – спросил он, подойдя к двери с надписью «Массажный кабинет».
– Нет, – с ненавистью произнесла Катя.
– А то заходите, – благодушно произнес тот. – Такая красивая девушка...
– Совсем обнаглели... – прошептала Катя себе под нос и решительно скрылась в «предбанничке» доктора Копейко.
Это была темная, довольно просторная комната с широкими кожаными креслами, вся заставленная растениями в горшках. На зеркальных полках стояли книги, журналы, какие-то фигурки... Катя иронически усмехнулась. Как, вероятно, подразумевалось, обстановка этой комнаты должна благотворно воздействовать на пациентов и расслаблять их нервную систему.
Следующая дверь, которая вела непосредственно в кабинет Ефима Мироновича, была закрыта неплотно, и вместе с ярким светом сквозь щель из нее сочились приглушенные голоса. Та давешняя тетка болтала с доктором. Но Катю мало интересовало содержание их разговора. Она прошлась вдоль полок, разглядывая корешки книг.
Они были самого различного, порой даже неожиданного содержания... Учебники по психологии, труды популярных современных авторов, чьи фамилии Катя слышала не раз, множество изданий Фрейда и Берна, книги по искусствознанию и рукоделию. «Надо же, даже «Резьба по дереву» есть!» – удивилась Катя. Религиозные трактаты, Библия, Коран, какие-то зороастрийские учения... Судя по всему, пациентами Ефима Мироновича были очень разные люди, принадлежавшие к разным конфессиям, и ко всем требовался свой подход.
«Если он спросит, что меня беспокоит, то что я отвечу? – снова задумалась Катя. – А, я скажу, что я постоянно на взводе и все меня злит...»
Она машинально, из чисто профессионального интереса, потянулась к «Резьбе по дереву», но вместо нее почему-то вытащила из книжного ряда толстенную Библию. Перелистала и не нашла для себя ничего интересного. Подумала: «Какая архаика... Неужели это кто-то всерьез читает?» – и задвинула Библию на полку. Рука потянулась к красочному изданию Фрейда...
– А по ночам практически не сплю, – донеслось до Катиных ушей. Это тетка жаловалась доктору. Скорее всего, она тоже позволяет себе поздний ужин, вот и не спит! Так прокомментировала про себя теткино недомогание Катя. А та продолжала: – Все мысли, мысли какие-то... Словно я могу что-то изменить, если в тысячный раз начну об этом думать. И тоска. Такая, знаете ли, застарелая уже, почти привычная.
– Продолжайте, Мария Ивановна, – подбадривающе произнес голос психотерапевта.
«Мария Ивановна... – снова усмехнулась Катя. – Марь Иванна. Марьиванна. И имечко-то у нее, у этой тетки, соответственное!»
– Еще чувствую холод... – торопливо, с готовностью сообщила та. Катя не хотела слушать, но разговор навязчиво лез ей в уши...
– Где, в каком месте?
– Везде. Особенно руки мерзнут. И ноги. Конечности, словом... И еще внутри холодно, как будто я ледяной воды напилась. Кутаюсь, кутаюсь, в ванне горячей постоянно сижу, а все без толку. И постоянно эту сцену вспоминаю.
– Какую сцену, Мария Ивановна? – со спокойным участием произнес Ефим Миронович.
– Ну, как Сереженька приходит домой, просит меня сесть, а потом говорит: «Все, Маша, покидаю я тебя. Другую люблю...» – Голос женщины дрогнул, и она завсхлипывала.
«Немудрено, что он тебя бросил! – строго подумала Катя, вспомнив, как выглядит пациентка. – Талии нет, на голове воронье гнездо, шерсть какая-то к юбке прилипла... За собой надо было следить!»
– ...говорит он мне это все, а я словно в тумане. Как будто это все неправда, сон! Не доходят Сереженькины слова до моего сознания. Ну, он уже вещи собрал и ушел, а я все сижу, сижу... И никак не могу проснуться!
– Водички, пожалуйста.
– Спасибо. В общем, не сразу я поняла, что он меня бросил. А ведь двадцать лет вместе прожили, душа в душу! – страстно произнесла женщина. – Деток у нас двое – старшенький сейчас в Германии учится, а младшенький одиннадцатый класс заканчивает...
– Дети как к уходу отца отнеслись?
– Да не очень... Не очень они его поступок поняли. И ведь что самое странное – я до последнего времени ни о чем не догадывалась. Сережа вел себя как обычно. Задерживался, конечно, по вечерам, и в выходные иногда уходил. Говорил, к друзьям...
Ознакомительная версия.
