— Пожалуйста, — повторила Элинор, — не сдавайся заранее, мы ведь даже еще не переехали!
— Я постараюсь, — жалобно ответила Марианна.
— У меня нет сил смотреть, как все вы страдаете…
— Мама не страдает. А ведь все это по ее вине!
— Она просто довольна, что сумела уязвить Фанни. У нее это ненадолго, вот увидишь.
Марианна всмотрелась в лицо сестры.
— Я постараюсь, — сказала она еще раз. — Честно. Я попробую.
— Там будут другие деревья…
— Не надо!
— И долины. И развеселый сэр Джон.
Марианна едва заметно поежилась.
— Что, если мы больше ни с кем там не познакомимся?
— Быть такого не может.
— Хорошо бы, — сказала Марианна, — Эдвард нас навестил.
Не говоря ни слова, Элинор поднялась с кровати и направилась к двери.
— Элли?
— Что?
— Ты общаешься с Эдвардом?
Элинор ответила не сразу.
— Он не звонил, — коротко сказала она.
— А в Фейсбуке?
Стоя на пороге, Элинор обернулась.
— Я не смотрела.
Марианна наклонилась, пряча, словно ребенок, гитару под кровать.
— Ты ему нравишься, Элли.
Последовала новая пауза.
— Да… я знаю.
— Нет, я хотела сказать, — снова заговорила Марианна, — это всерьез. По-настоящему.
— Но он себе не принадлежит.
— Полная глупость: в наши дни беспрекословно подчиняться своей мамочке! Как он!
Элинор, негодуя, воскликнула:
— Всю жизнь она только давила на него! И испортила остальных своих детей! Она к нему несправедлива.
Марианна поднялась с кровати и подошла поближе к сестре.
— Ну надо же, — улыбнулась она, — ты защищаешь Эдварда! Хороший знак.
Элинор посмотрела ей в лицо и сказала с неожиданной прямотой:
— Я не могу сейчас об этом думать.
— Как это?
— Не могу и все, — ответила Элинор. — Я стараюсь думать о книгах, которые надо упаковать, чтобы не вспоминать, что мне придется бросить университет.
Марианна, потрясенная, отступила.
— Ох, Элли, я как-то не подумала…
— Ну да. Никто и не вспомнил обо мне. Мне осталось доучиться всего год, но я должна позвонить своему научному руководителю и сообщить, что не вернусь на следующий семестр. — Секунду она молчала, потом заговорила снова: — В этом году мы должны были заниматься моделированием. Он говорил, что я лучшая на своем курсе по техническому рисунку. А еще он говорил… хотя какая теперь разница, что он там говорил!
Марианна крепко обняла сестру.
— Ох, Элли…
— Со мной все в порядке.
— Нет, неправда! Это нечестно!
— Возможно, — сказала Элинор, стоя неподвижно в ее объятиях, — я попробую продолжить учебу через год.
— В Эксетере? Ты сможешь закончить курс в Эксетере?
— Пока не знаю.
— А ты сказала маме?
— Пыталась. Мне не хочется обременять ее лишними проблемами, тем более сейчас.
— Пожалуйста, поговори с ней толком. Объясни, что хочешь закончить курс в Эксетере.
Элинор опять вздохнула. На мгновение она прижалась к сестре, а потом высвободилась из обвивавших ее рук.
— Попробую. Со временем. А сейчас… Сейчас я не могу думать ни о чем, кроме переезда — как нам поскорей перебраться в Девон, сохранив здравый рассудок и хотя бы остатки денег.
Она сделала паузу, а потом спросила:
— Так что, ты поможешь с книгами?
Сэр Джон отправил в Норленд работника из Бартон-парка на хозяйском «Рендж Ровере», чтобы тот перевез Дэшвудов в Девон. Он же организовал перевозку их книг и картин, стекла и фарфора, оплатив услуги транспортной компании в Эксетере. Белл со злорадным удовлетворением наблюдала за тем, как представители компании упаковывают тарелки из Прованса в ящики с ветошью, размашисто надписанные черным маркером, — Фанни, от начала до конца отслеживающая процесс сборов, никак не могла заметить их исчезновения.
Джон Дэшвуд все это время чувствовал себя весьма неловко. Каждый вечер, возвращаясь с работы, где он номинально управлял коммерческой империей Феррарсов, а на самом деле просто путался под ногами у людей, действительно выполнявших важную работу, которым пришлось смириться с его тягостным, но неизбежным присутствием, Джон усаживался в гостиной или на кухне у Белл и трагическим тоном начинал перечислять расходы, которых требовал Норленд, эта бездонная бочка, поглощающая все его силы и средства, постоянно повторяя, какая удача выпала Белл с дочерьми, готовящимся сменить Норленд на простую, беззаботную и скромную жизнь в Девоне. Однажды Джон настолько вывел ее из себя своими бесконечными жалобами, что она, не сдержавшись, напомнила ему об обещании, данном в палате госпиталя Хейворда, — обещании, которого он так и не сдержал. Джон Дэшвуд был оскорблен в своих лучших чувствах, поскольку, по его мнению, проявил невиданную щедрость и заботу.
— Вы не имеете права так говорить, Белл. Никакого права. После смерти Генри вы с дочерьми совершенно запустили хозяйство: и в доме, и в саду. Полностью! Фанни испытывала массу неудобств от вашего присутствия, ей даже пришлось отложить ремонт в доме, но она вела себя как сущий ангел. Впрочем, как и всегда. Иногда, Белл, я задаюсь вопросом, не слишком ли Генри вас избаловал, да-да! Вы совершенно не замечаете и не цените щедрости, проявляемой по отношению к вам. Если честно, я потрясен. Надеюсь, бедняга Джон Мидлтон представляет, во что ввязывается, пытаясь оказать помощь людям, не знающим, что такое благодарность.
Он глядел на нее в упор, сжимая стакан с виски в руке.
— Простого «спасибо тебе, Джон» было бы вполне достаточно. Но вы, похоже, считаете по-другому. И это после всего, что я для вас сделал! Вы даже не сказали мне спасибо, Белл.
Все они вздохнули с облегчением, наконец-то рассевшись в машине, присланной сэром Джоном. Белл вскарабкалась на переднее сиденье рядом с Томасом, молоденьким работником, который по такому случаю нарядился в свои новые джинсы, а девочки расположились сзади. Маргарет захватила с собой в салон iPod, старый Nintendo DS и планшетник: для нее они представляли собой последнее звено, связывавшее ее с цивилизацией и с единственным известным ей образом жизни. Томас сложил в багажник их чемоданы, а сверху водрузил футляр с гитарой Марианны, который она не выпускала из рук до самого отъезда, даже во время прощания с Джоном и Фанни. Фанни так вцепилась в ручонку Гарри, будто это была ее козырная карта, которую она собиралась открыть в последний момент. В другой, свободной руке Гарри держал огромное круглое американское печенье, которое занимало все его внимание, — ему было мало дела до отъезда кузин. Элинор присела перед малышом на корточки и улыбнулась.
