Я зашагала по занесенному снегом асфальту и добралась до «Палаццо». Дернув на себя дверь главного входа, я открыла ее и вошла внутрь, сбивая с обуви снег. Он мгновенно впитался в бордовый ковролин, и на нем образовалось мокрое пятно. Я пошла дальше, и вошла в общий зал.
На меня уставились бармены, готовящиеся к смене.
– Я к Дворцову, – сказала я, и дрогнувшей походкой направилась в ВИП.
Там все было по–прежнему. Те же бежевые стены, та же роскошная мебель, только обивку сменили. Я присмотрелась к диванчикам, потому что мне показалось, что сюжет на ткани мне знаком. Потом я невольно улыбнулась: на обивке были выбиты разноцветные павлины. Она была похожа на то кресло у камина, о которое облокачивался Саша в Женеве.
Оглядев зал, я не нашла никого и прислушалась. Тишину нарушал только производственный гул здания. Я посмотрела на дверь администратора, и направилась туда.
Постучав два раза, я так и не дождалась ответа. Приоткрыв дверь, я заглянула в кабинет. Саша сидел за своим столом и изучал бумаги. На нем были очки в черной оправе, рукава рубашки закатаны до локтя, ворот небрежно расстегнут.
– Привет, – сказала я, и он поднял голову.
Увидев меня в дверях, он вздрогнул.
– Алиса?
– С каких пор ты носишь очки? – я вошла в кабинет, но осталась в дверях, переминаясь с ноги на ногу.
– Старею, – он указал на кресло напротив себя, и снова опустил голову к бумагам, – Проходи, садись.
Когда я подошла к столу и оказалась ближе к свету его настольной лампы, я смогла разглядеть его внимательнее. И то, что я увидела, мне не понравилось.
Он явно не брился все эти дни. Лицо выглядело уставшим, под глазами залегли синяки. Такие были и у меня в свое время, когда я не могла уснуть и ворочалась всю ночь в кровати. Седины немножко прибавилось, и его темные волосы теперь были, как будто покрыты инеем. Рубашка выглядела несвежей и мятой. Я оглядела кабинет, и увидела на диване слева от себя плед и подушку. Он ночевал здесь.
Да, дело, похоже, и правда плохо.
– Читала статью обо мне? – тихо спросил он, не поднимая головы.
Я кивнула, но он не мог этого увидеть.
– Читала, – ответила я.
– Что думаешь?
– Этим шакалам просто нужны сенсации, – он поднял на меня лицо и удивленно вскинул брови, – Через неделю об этом все забудут, – сказала я, убеждая себя в правдивости этих слов.
Он ничего не ответил, просто откинулся на спинку своего кресла, и потер подбородок, покрытый густой щетиной. Потом он снял очки и зажмурился. Когда Саша открыл глаза, его взгляд стал привычно сконцентрированным на мне. Он молчал, просто сверлил меня своими темно–карими глазами и не говорил ни слова.
– Как ты? Только честно, – спросила я, не отрывая взгляд от его лица.
Он медленно пожал плечами и вздохнул.
– Я не знаю. Я должен испытывать сожаление, но я не испытываю. То, что ты сказала мне… – Саша запнулся и закинул голову на подголовник, прикрыв глаза, – Я понимаю, что это не правильно, – он поднял голову и снова уставился на меня, – Но меня больше волнует, почему тебя так это зацепило.
– Я увидела мертвого человека, Саша, – я шумно выдохнула, – Конечно, это произошло со мной не в первый раз, но… – я пожала плечами, не найдя нужных слов.
Он ничего не ответил, не задал никакого вопроса, но посмотрев на него, я поняла, что он хочет спросить.
– Когда мы хоронили папу, я подошла к его гробу, чтобы попрощаться, – я опустила глаза на свои руки, которые вцепились в край моего шерстяного пальто, – Я не узнала его сначала. Болезнь забрала его полностью, и физически, и духовно. Конечно, – я перевела дыхание и повернула голову, уставившись на фотографии, висящие на стене, – Ему наложили грим, одели в костюм, но это был не он. Он лежал в деревянной коробке на красном атласе, абсолютно чужой и незнакомый. И даже, несмотря на это, я надеялась, что он откроет глаза и улыбнется мне своей улыбкой. Я хотела, чтобы он умер понарошку. Не взаправду. Чтобы все это было просто шуткой.
Я снова посмотрела на Сашу. Он внимательно слушал меня, не отрывая глаз.
– Смерть – это естественно. Я это понимаю. Это нормальный порядок вещей. Но, Саша, когда умирают молодые, или дети, или просто хорошие люди… – я покачала головой, опуская глаза, – Это ужасно.
– Ты ее не знала, – сухо отрезал он.
– Она не заслужила смерти, независимо от того, знала я ее или нет, – я вытянула руки и наклонилась над столом, вглядываясь в его лицо, – У нее осталась мать и сестра. Для них, я уверена, она была самой лучшей. И теперь ее нет.
Он вздохнул и потянулся мне навстречу. Его холодная ладонь накрыла мою, а большой палец принялся поглаживать мое запястье.
– Я помогу им, чем смогу, – тихо произнес Саша.
Я кивнула, и мне стало немного легче. Значит, он понимает, что несет хоть какую–то ответственность за случившееся.
Я убрала руки со стола, и поднялась со своего кресла.
– Саш, я не считаю тебя чудовищем. Просто ты стараешься прятать свои эмоции, закрываясь ото всех. Я знаю, потому что сама была такой же, – я сделала паузу и бросила на него короткий взгляд, – Откройся хоть кому–нибудь. Станет проще. Поверь.
Я вышла из кабинета и бесшумно зашагала по ВИПу. Когда дверь за мной хлопнула, я остановилась. Саша подошел ко мне, я не слышала его шагов, но знала это. Просто чувствовала его присутствие рядом. Он встал сзади и положил руки мне на плечи. Тяжелое дыхание прошлось по моим волосам, а потом опустилось ниже и коснулось моего затылка.
– Алиса, – тихо прошептал он, – Кому открылась ты?
Я развернулась к нему и подняла глаза. Саша взял мое лицо в ладони и прижался лбом к моему лбу.
– Скажи это, – хрипло попросил он, – Скажи, пожалуйста.
Я выдохнула и зажмурилась.
Он знал ответ, но хотел, чтобы я озвучила его. Он знал, что я открылась только ему, рассказав все о себе. Даже моя мама не знала всех подробностей зачатия Тео, она даже не догадывалась, в какой грязи я извалялась. Она думала, что я просто пошла по наклонной в какой–то момент, начав употреблять наркотики, и рано повзрослев. На самом деле, я спустилась ниже некуда, прямиком в ад, и я живу с этим каждый день.
– Тебе. Я открылась тебе, – произнесла я.
– Я люблю тебя, Алиса, – сказал он, прижавшись теплыми губами к моему лбу.
Я ничего не ответила.
– Ты тоже меня любишь.
– Да, – я кивнула ему в шею.
– Возвращайся, – прошептал он, перемещая руки с моего лица мне на плечи, сжимая в крепких объятиях.
– Я не могу, – сказала я, вдохнув его терпкий запах, ставший более резким от пота, который впитала смятая рубашка. Но он все равно оставался таким же приятным и мужским, – И ты это прекрасно знаешь.