— Я не буду, — упрямо отказался Генрих.
— Мы вас угощаем, — решив помочь подруге, разошлась Катька и, желая разрядить обстановку, улыбнулась немцу лучшей из своих улыбок.
Катька никогда не считалась красавицей: нос, длиннее положенного, высоковатый лоб, только умные, лучистые глаза с сочувствием и пониманием глядящие на собеседника, подкупали. Еще Катька была грациозной и женственной, за что нравилась мужчинам. Не всем, только тем, кто понимает толк в женщинах. Но Генрих не поддался.
— Угостите лучше меня, девчонки, — раздался за их спиной знакомый голос. Маша вздрогнула.
— Владимир Берцев! — обернувшись, воскликнула Катя. — Ты здесь… в валютном баре?
— Да-а, он самый, — приняв Катю за одну из своих поклонниц и даже не взглянув в сторону Маши, представился он.
Переполненная самодовольством физиономия бывшего одноклассника светилась.
— Вов, ты что же, не узнаешь нас? — удивилась Катя.
— Нет. — Взглядом скользнув по Кате, Берцев стал приглядываться к фрау в меховой горжетке. Подарок Людвига на холодную Москву сбил его с толку. — Вы, мадам, оттуда, из-за кордона? — пьяно бормотнул он.
— Вов, это же Машка! Забыл? — пыталась достучаться до выпившего одноклассника Катька.
Глаза великого спортсмена просияли.
— Вот так встреча! Девчонки! За это надо… — Он кивнул бармену.
— Я ухожу, — строго вмешался в разговор Генрих.
Воспоминания о своей первой неразделенной любви заставили сердце Маши бешено заколотиться, она растерялась.
— Генрих, извини, я… А впрочем, — разрываемая чувствами, она поднялась с табурета, — я иду с тобой.
— Маш, — расстроилась Катерина, — мы только начали.
— Завтра-завтра, — шепнула ей на ухо Маша.
— Маша, ты такая стала! — Не обращая никакого внимания на Генриха, Владимир задержал ее.
Глаза бывшего возлюбленного не просто смотрели на нее, они радостно пожирали с ног до головы хорошо одетую, богатую знакомую незнакомку.
— А я тебе звоню, не могу застать, — басил он. — А ты, значит, вот с кем. — Скривившись, великий спортсмен невежливо показал на иностранца.
— Нет-нет, я не с ним. Я только с ним приехала, — заторопилась сообщить Маша.
— Будешь жить у мамы? — Двусмысленный взгляд Владимира заставил Машу затрепетать.
— Угу. — Скосив глаза на Генриха, Маша украдкой кивнула. — Ты позвони, — шепнула она, приподнявшись на цыпочки, невольно дотронувшись губами до щеки того, о ком продолжала думать, мечтать, кто так часто являлся ей во сне вместе с родным домом, мамой, верной подругой Катькой, старой жизнью, оставленной тут.
Знакомый запах сигарет и самого возлюбленного кружил голову. Маше так не хотелось покидать уютный бар, где играла музыка, где она встретила, нет, где сам Бог послал ей любимого и желанного человека.
— Зачем звонить? Я сразу заеду за тобой завтра, и тогда уж мы кутнем, раз и вправду сегодня не можешь, — громко резанул спортсмен и с неожиданной нежностью добавил: — О, какая ты стала… и так вкусно пахнешь!
Бесцеремонно притянув к себе Машу, он полез целоваться.
— Конечно-конечно, завтра. — Не желая скандала, Катька схватила за рукав одноклассника.
Генрих закипал.
— Спокойной ночи. — Генрих чинно по-немецки попрощался с Катей и, расплатившись за всех, пошел к выходу.
Маша, бросив печальный взгляд на оставшихся возле бара друзей, медленно покинула бар.
— Доченька, какая ты стала! — Мама обнимает Машу и, разводя ей руки как маленькой, оглядывает со всех сторон.
— Какая?
— Взрослая. А в глазах тоска!
— Ну что ты придумываешь, какая у меня тоска? Там такое веселье. Мам, у тебя есть водочка?
— Конечно, есть.
— Это хорошо. А женщина, что со мной в очередь на таможню стояла, сказала, что у вас водка по талонам.
— А я талоны не использую.
— Почему?
— Денег нет, чтобы ее покупать.
— Мам, теперь у тебя будет все. Видишь, я приехала! Давай выпьем за мой приезд, за тебя, моего братика Игоря. Кстати, где он, куда подевался?
— Джинсы примеряет. Ты ему столько навезла, он до утра из спальни не вылезет. У него уже девочка есть. Большой стал!
— Маш, а у них там, у буржуев, бархатные пиджаки можно достать? — Появившийся в обновке довольный брат сиял.
— У них можно все, — улыбается Маша, разглядывая повзрослевшего брата.
— Моя девушка сказала, что она полюбит того, у кого, как у принца, будет бархатный пиджак. А я сказал, нет проблем, у меня сестра за кордоном…
— Пусть ждет. Ты будешь этим принцем, — пообещала Маша.
— Правда? — обрадовался Игорь.
— Правда.
— А он дорого стоит?
— Нет! Там ничего не стоит дорого, кроме… — Вдруг на глазах у Маши появились слезы.
Мама обняла ее за голову:
— Доченька, я уж думала, не увидимся никогда.
— Ну ты что, мам?
— Завтра на могилу к отцу поедем. Памятник надо поправить. Повело.
— Нет проблем.
— Это дорого!
— У меня видишь, что есть?
— Что это?
— Пластиковая карточка.
— Она для чего?
— Спроси вместо чего? Вместо денег. Заходишь в банк или суешь ее в автомат…
— У нас есть автоматы, подруга сказала, что зарплату эти умные машины выдают.
— Мне тоже выдает зарплату умная машина. Нет, не так, мне умный человек выдает.
— Ты люби его, тебе повезло, дочь!
— Знаю, только… — в глазах Маши появляется грустинка, — не получается любить по заказу.
— Как по заказу? Ты хочешь сказать…
— Давай выпьем за всех нас, — перебивает ее дочь. — Я так без вас скучала.
— Вовка звонил, — между прочим сообщает мама, перед тем как отправить привезенный Машей деликатес в рот, и качает от удовольствия головой: — Такого я никогда не ела.
— Уже звонил?
— Угу. — Мама, изображая блаженство, закрывает глаза. — Какая вкуснятина! Он теперь знаменитым спортсменом стал.
— Знаю, когда я уезжала, он им уже был. Сборы, соревнования, поездки по миру. Хочешь сказать, что он все еще блещет своим талантом?
— Наверное. Говорят, маму к себе из Прибалтики перевез. Ему квартиру новую дали. В кооперативе.
— Купил, значит?
— Успел купить. Больше кооперативов строить не будут. Хоть и далеко где-то, но он доволен. Сказал, мама не молодая, пусть порадуется. А там, в Прибалтике, кутерьма — русских выселяют.
— Так у него мать, кажется, литовка?
— Нет, он сказал, отец. Только отец давно умер. А мама русская, потому и выселяют. Теперь он за ней сам собирается ухаживать.
— Молодец!
— Конечно. Он не женился. Может, тебя ждет?
