Приключения героини заинтересовали, и с английской книжкой в руках Даша прилегла на диван. Завершить работу сестра не успела совсем немного. Осталось страниц двадцать пять. Она полистала книгу, и пришла в голову мысль предстать перед издательством в образе Даши-переводчицы.
Она работала три дня, почти лишив себя отдыха. Валерка звонил два раза, но ее обуял творческий зуд, и терять время на разговоры с ним не хотелось. Перевод то казался неплохим, то вдруг переставал нравиться. Сколько раз перечитывала — все находила какие-то шероховатости. То «что-чтобы» начнет повторяться через каждое предложение, то «сказал-сказала» привяжется, то порядок слов не понравится, то вообще зазвучит по-дурацки на русском! Неизвестно, как долго она, подобно героине романа, искала бы идеал, но позвонили из издательства. За работой приехал курьер, который забрал перевод, отдал Даше новую книжку на английском и вручил конверт с деньгами — двадцать девять тысяч семьсот рублей. Что это за сумма — оплата за предыдущий перевод, или какой-то долг издательства, или аванс, — она не спросила, чтобы не попасть впросак. Откуда она знает, какие там были предварительные договоренности…
В недрах письменного стола, который за три дня работы над переводом изучила до мельчайших царапин, обнаружила заначку в семьсот пятьдесят долларов. Первая мысль — знала бы, что у нее есть деньги, может, не очистила б сейф шефа. Вторая — если б умерла она сама, Даша похоронила б ее на свои собственные и честно заработанные.
Мысли об убитой ею сестре не терзали бессонными ночами и не отравляли жизнь. Синяя коробочка с капсулкой, о существовании которой Даша призналась в тот последний вечер, действительно лежала в ящике кухонной тумбы и стала своего рода отпущением греха. Сестра сама этого хотела… ну, если не хотела, то, во всяком случае, не исключала, убеждала она себя.
Шли дни. Лицо постепенно принимало пристойный вид. Синяк на скуле начал желтеть, хирург снял швы, вместо круговой повязки оставил на лбу нашлепку из лейкопластыря. Прошел отек, и глаз наконец-то стал нормально открываться.
За выздоровлением дочери радостно следила Катерина. Она привозила Даше какие-то целебные настои — то для питья, то для примочек, баловала вкусной едой, помогала по хозяйству. От еды Даша не отказывалась. Кроме того, что ей надо было набрать вес, во время совместных трапез с матерью она обсуждала с ней в деталях предстоящую встречу с дедом.
Оставаясь наедине с собой, Даша представляла, как изменится ее жизнь с появлением богатого родственника, и с удовольствием ждала скорых перемен. Мысли об этом держали ее в тонусе и не давали закиснуть от безделья — самой большой проблемы новой Дашиной жизни. Она совершенно не знала, чем себя занять. Валялась на диване, смотрела телевизор, лежа на коврике, лениво делала гимнастику.
Соблазн надеть парик и плащ, которые она предусмотрительно купила по дороге к сестре, и выйти из дома в надежде, что никто из соседей ее не узнает, был велик, но она решила ему не поддаваться. Среди жильцов подъезда Даша стала едва ли не самой заметной личностью. Раз в день она обязательно принимала от них подношения, то в виде куриного бульончика, то домашних пирожков. Может, и раньше Дашка была у них дочерью полка?
Очумев от одиночества, она сама позвонила Валерке.
— Я перевод закончила. Отметим? — Прижимая трубку плечом, она нанесла на свои нереально красивые ногти последний слой ярко-сиреневого лака и, выставив руку вперед, залюбовалась. — Ногти вот для тебя новым лаком мажу!
— Для меня это большая честь, — Валерка заржал как конь. — Я подустал сегодня, а беседа с вами, мадам, — лучший отдых и это… — он замолчал, видимо, пытаясь сформулировать что-то позаковыристее, — и удовольствие, в общем.
— Чеши тогда за выпивкой. Только имей в виду — я угощаю. Деньги привезли из издательства… — Даша от души радовалась предстоящему маленькому разнообразию в жизни.
— Тебе, как всегда, шампанское?
— Нет, Валер. Сегодня хочется что-нибудь покрепче.
— Правильно. Сеструху помянем.
— Да. Запоминай! — Она осеклась, решив, что опять говорит не в Дашкиной манере. — Понимаешь, на коктейльчик потянуло. — Она никак не могла нащупать верную интонацию и снова начала растягивать слова: — Купи, значит, кампари большую бутылку, джина — маленькую, грепфрутовый сок и тоник. Себе купи что хочешь, но надеюсь, ты не присел на «Реми Мартин»!
Валерка снова расхохотался.
— Серьезно зажигаешь, старуха!
… Даша хлопотала по хозяйству и думала о том, что мысленно примеряла на себя разные роли, но уж никак не роль гостеприимной инвалидки, которой до чертиков хочется выпить.
Валерка оглядел кухню с заставленным закусками столом: тонко нарезанной копченой колбасой, дорогим сыром, крошечными бутербродиками с паштетом, пиалами с салатами… Присвистнул и перевел взгляд на Дашу, точнее, на ее руки.
— Лак очень красивый! По-моему, я не видел его раньше.
— Да что ты! Забыл просто. А вообще ты внимательный.
— Я внимательный, — согласился Валерка и снова посмотрел на Дашины ногти. — Просох лак-то? Жалко, если поцарапаешь такую красоту.
— Просох. — Она подула тем не менее на свои ноготки и, мило сложив перед Валеркой ручки, стала похожа на собачку, стоящую на задних лапах.
— Миледи, позвольте загрузить водяру и разные сидры в ваш рефрижератор!
Даша рассмеялась и широко распахнула перед ним дверцу холодильника… Деньги за покупку Валерка взял без жеманства и комментариев и вообще держался очень естественно. Он уже не казался ей таким туповатым, каким представлялся раньше, когда, навещая сестру, сталкивалась с ним у нее доме, а приглядевшись к нему получше, нашла его очень уютным. Среднего роста, коренастый, с начинающим завязываться брюшком, несмотря на то, что за тридцать перевалило совсем недавно. Крупные черты лица смотрелись бы грубовато, если бы не золотистая копна волнистых волос, которым позавидовала б девушка. Сметливый взгляд человека себе на уме наполнял жизнью небольшие неопределенного цвета глазки с белесыми коровьими ресницами — самой несимпатичной деталью его лица.
Уже довольно долго Валерка рассказывал про систему сигнализации, которую устанавливал сегодня на чью-то машину, — последнее время он зарабатывал на жизнь в автосервисе. Первые минут пятнадцать Даша честно старалась вникнуть в его рассказ, но потом поняла полную безнадежность своей попытки. Да и зачем? Это совершенно ей неинтересно! Даша разозлилась. Его пригласила на ужин женщина, красиво сервировала стол, а он мучает ее дурацким и нудным рассказом. Впрочем, есть парни, которые резиновый шланг для поливки огорода опишут так, что заслушаешься, а есть такие, что усыпят историей о раскопках древнего клада… Боже! Зачем она устроила этот тягомотный ужин!
Вдруг неприятно резанула мысль — ее недовольство Валеркой основано на том, что он не видит в ней женщину, воспринимает ее как некое бесполое существо, перед которым нечего пушить хвост и растрачивать обаяние впустую. И Лапа наверняка так же на нее смотрит, хотя по сути-то ничего в ней не изменилось. Как же непросто было жить Дашке! Каким образом реализовывалось ее женское начало? Через особое внимание к переводу с английского любовных сцен?
— Дашк! Да ты меня, как бы, не слушаешь, — добродушно заключил Валерка. — Тогда пойдем на диван. Ты уж давно не ласкала меня своими красивыми пальчиками…
Не зная, что ответить, она замерла с бокалом в руке. Посверлив ее насмешливым взглядом, Валерка подхватил девушку на руки и понес в комнату.
Костя Лапин так и не выполнил просьбу шефа — тактично выяснить у родных Зои, не принесла ли она домой большую сумму денег в свой последний рабочий день. Собственно, кроме как у Даши, он больше ни у кого не выяснял. Расчет-то был прост: с Катериной Ивановной — женщиной в возрасте, в себе уверенной — труднее и разговор вести, и припугнуть в случае чего вряд ли получится. Полагал, что с инвалидкой, наверняка комплексующей в присутствии мужика, справится в два счета. Но девица оказалась с гонором и даже разозлить сумела. В день похорон Зои от нее ничего не добился. Оставил свой телефон, но строптивая Даша ему так и не позвонила как, впрочем, и шефу. Хотя обещала.
С потерей денег Залесский, надо сказать, смирился. Что делать, раз так получилось, и единственного человека, с которого можно спросить, уже нет в живых! Но Костика разобрало. Ему отчаянно хотелось докопаться до сути дела. Взяла Зойка или нет? А если взяла, то куда дела? Впрочем, куда дела — вопрос второстепенный.
Шефу о своем расследовании не говорил, но сам уперся. Поиск пятничных кассиров, в смысле, тех, кто работал в пятницу, шестнадцатого января, довести до конца не удалось. Осталась одна-единственная неопрошенная, поскольку с той самой пятницы на работу не приходила — болела. Он заходил в обменный пункт каждый день, пока наконец ему не повезло.
