— И что было дальше? Надя прибежала к вам и все рассказала, вы перенесли Ларису домой… Она уже тогда была мертва?
— Да. Я проверил пульс. Но она была еще теплая… А это значит, что, вполне возможно, на ферму она добралась сама, причем не ползком, поскольку это было бы заметно по одежде, а шла обычно, ногами…
— Она была ранена?
— Нет, пришел Ошеров, осмотрел ее и сказал, что никаких внешних повреждений нет.
— Разве ее не изнасиловали?
— Ошеров сказал, что половой контакт с мужчиной у нее был, он определил это по белью и по каким-то внешним признакам. Я в этом не разбираюсь. Он сказал, что хорошо бы взять анализ.., и взял.., я в это время уходил курить, не мог смотреть… Понимаете, он мне так объяснил, что если бы это было изнасилование, то остались бы какие-нибудь синяки, повреждения, а под ногтями уж обязательно набились бы частички кожи или волос насильника… Он много говорил, хотя и понимал, что лишь усиливает мою боль. Мне нелегко было представить себе Ларису в объятиях другого мужчины… А когда я спросил его, как он думает, почему она так странно одета, он сказал, что, вполне вероятно, так захотел тот мужчина, с которым она была…
— А он никак не объяснил ее стертые ступни и посиневшие пятки, словно она отбивала несколько часов кряду чечетку… — сказав это, Наталия почувствовала, как ее обдало горячей волной: девушка, танцевавшая в красной юбке, тоже отбивала чечетку…
— Он предположил, что ей пришлось добираться босиком издалека…
— И вы подумали, что из соседней Малой Вязовки? Что она шла через мост?
— А что я еще мог подумать? До ближайшего населенного пункта тридцать километров, столько бы она не прошла.
— А что, если ее привезли на машине? Сначала увезли, а потом привезли и бросили на половине пути?
— Трудно что-либо сказать…
— Тогда скажите, когда вы видели ее последний раз? Живую.
— Утром я ушел на работу, а она осталась дома. Я еще спросил ее, что она собирается делать. Я всегда ее спрашивал, мне же интересно… Но, как правило, она, оставаясь дома, спокойно занималась домашними делами, готовила, смотрела телевизор, читала, спала, вязала…
— А почему она нигде не работала? Не хотела?
— Да здесь и негде работать. Она же балерина.., правда, с неоконченным образованием.
Я ее увез прямо из хореографического училища… Это давняя история, но всегда приятно ее вспоминать.
— Разве здесь нет клуба, где бы она могла преподавать танцы?
— Ей не нравились местные дети. Она считала их умственно неполноценными, и вообще мы мечтали вскоре уехать отсюда.
Просто я ждал места в министерстве, если честно…
— Понятно. Значит, вы ушли и больше ее не видели?
— Нет. Она сказала, что, если будет настроение, поставит тесто и что-нибудь испечет.
— Она любила вас?
— — Думаю, да.
— А вы ее?
— Я ее и сейчас люблю. Даже если подтвердится, что она была в тот день с другим мужчиной.
— Скажите, Сергей Николаевич, а какие у вас здесь были развлечения? Что ее радовало больше всего?
— Знаете, мне казалось, что она счастлива уже тем, что живет со мной… Я не преувеличиваю. Несмотря на разницу в возрасте — а она младше меня на 15 лет, — нам было хорошо вместе…
— Но у вас не было детей.
— Правильно. Но это не потому, что мы не могли. Просто Лара боялась рожать здесь, и мы запланировали, что как только переедем в город, так сразу и… А что касается развлечений, то они были у нас такие же, как и у всех остальных: вечеринки, дни рождения, к которым Лара готовилась, покупала подарки, пекла торт…
— А вы не можете назвать круг ваших знакомых?
— Могу… Только не пойму, почему вы меня об этом расспрашиваете. У меня не укладывается в голове, как это все может пригодиться следствию. Я слышал, что сюда едут из областной прокуратуры… А это значит, что мне придется все то же, что я только что рассказал вам, повторить и для них. Это будет не так-то просто. Я же не железный…
— Понимаете, я не уверена, что специалисты, едущие сюда из города, зайдут к вам.
И вообще, откуда вы знаете, что сюда кто-то едет?
— Мне позвонил Ошеров и сказал. Ошеров — это мой друг. Мы дружили семьями…
— А разве он вам не сказал, по какому поводу они сюда едут?
— По-моему, и так понятно… Но я не хочу, чтобы Лару тревожили. И буду стоять на этом твердо… Больше того, я вас, наверное, удивлю, но мне уже не важно, приедет сюда кто-нибудь или нет. Пусть даже ее и убили и она не умерла от сердечного приступа (как говорит Ошеров), но убийцу-то все равно не найдут. Вот и получится, что могилу вскроют, да без толку…
— Скажите, Сергей Николаевич, со дня похорон к вам кто-нибудь заходил? Навещал?
— Да нет пока… Только вот Юра позвонил и сказал буквально пару слов о том, что сюда выехали следователи из областной прокуратуры и что еще он ждет визита одного нашего общего знакомого, Пети Курочкина, судмедэксперта. Я ответил ему, что, мол, они опоздали, раньше надо было…
И Наталия поняла, что он ничего не знает о смерти Любы Прудниковой. Ничего.
— Наверное, мне придется сказать вам…
Думаю, что и это известие вы воспримете, как подобает мужчине. Дело в том, что Ошеров не сказал вам самого главного… Непонятно, зачем он вообще звонил, ведь следователи едут вовсе не к вам, а совсем по другому делу. В деревне погибла еще одна женщина. Ее нашли утром зарезанной в собственном доме.
— Люба?! — почти вскричал Ванеев. — Скажите: она?
— Да, Люба Прудникова, но разве вы об этом знали?
Он сжал кулаки и опустил голову.
— Нет, я ничего не знал… Просто почувствовал. Я всегда чувствую, когда с ней что-нибудь случается. Ведь это я виноват в ее смерти…
— Вы не здешняя, поэтому многое может показаться вам непонятным. Дело в том, что Люба любила меня… Но я не мог ответить на ее чувства. Она, безусловно, красивая… Но я всегда мечтал о хрупкой интеллигентной девушке, а Люба деревенская насквозь. Кроме того, красота ее какая-то пугающая… Словно такой и не бывает. Так что же с ней случилось?
Ее зарезали? Это, наверное, Андрей Аржанухин… Больше некому.
— Но почему именно Андрей, которого знает вся деревня, а не другой человек, от которого и не ждут такого? Мне непонятно это единодушие вязовцев.
— Да потому что люди здесь живут слишком уж простые: чуть что не так, сразу драться и за топор… Алкоголь разрушает мозг, это я понял сразу, как только приехал сюда.
— А сами вы откуда?
— Из Калуги. Моя семья оказалась в этих краях случайно. Я после окончания института подался на родину, но потом понял, что не могу оставлять родителей, и вернулся. Только они сейчас в городе, а я — здесь вот обосновался.