Глава 4
Когда на следующее утро Джек приехал в больницу, Рейчел лежала на боку спиной к двери. Его сердце учащенно забилось. Она наконец проснулась! Джек осторожно приблизился к кровати.
– Рейчел! – тихонько позвал он, приготовившись увидеть, как дрогнут ее веки.
В комнату вошла Кара Бейтс.
– Мы стали поворачивать ее на бок. Она и так пролежала на спине два дня. Мы также положили ей под простыню воздушный матрас. Он помогает восстановить подвижность.
Джек огорченно вздохнул. К разочарованию примешивался страх: Рейчел лежала в коме двое суток, но врачи по-прежнему не могли сказать ничего определенного.
– Есть хоть какие-то изменения? – спросил он.
– Особых нет, но мне кажется, кровоподтек на лице уменьшился.
Джек согласился.
– Но если синяк побледнел, почему состояние не улучшается?
– Отек сдавлен черепом, поэтому он проходит медленнее, – сказала Кара, заглядывая в пакет, который Джек положил на кровать. – Что вы принесли?
– Ночные рубашки. Рейчел любит яркие цвета.
– Я это поняла, – сказала Кара, поднимая бровь и указывая взглядом на подоконник, заставленный цветами.
Там стояло пять букетов – вазы и корзинки с цветами, названия которых Джек не знал. Темно-голубые, ярко-красные, желтые с изумрудной листвой. Рейчел любила простые яркие цвета. В каждом букете была карточка. «Нам тебя так не хватает, Рейчел. Выздоравливай побыстрее», – писали Дайна и Джан. Еще были алые цветы от Нелли, Тома и Бев, голубой букет от Либерманов и желтые розы с запиской: «С любовью, Бен».
Не успел Джек подумать, что мог бы обойтись без Бена с его букетом и признанием в любви, как в палату вошла Кэтрин. Когда она увидела лежавшую на боку Рейчел, ее глаза широко открылись, а рот округлился в полное надежды «О!». Джек покачал головой. Она тихо выругалась и подошла к кровати.
– Я подумала…
– Я тоже подумал.
Кэтрин наклонилась и тихо заговорила с Рейчел, потом выпрямилась и посмотрела на Джека.
– Я не ожидала вас здесь увидеть.
– А я, как ни странно, здесь, – ответил он без всякого желания препираться. Он думал об этих цветах, о друзьях, которые появились у Рейчел после того, как они расстались. В Сан-Франциско Рейчел была одиночкой: независимой, сосредоточенной только на живописи, детях и Джеке. – Кто такие Дайна и Джан?
– Дайна Монро и Джан О'Нил. Они из нашего кружка. Вчера вы их видели.
Вчера он видел так много людей, что лишь смутно помнил их лица.
– А кто такие Нелли, Том и Бев?
– Друзья по бриджу. Должно быть, он ослышался.
– По бриджу? По игре?
– Да, карточной игре.
Джек попытался представить себе Рейчел за игрой в бридж, но не смог.
– Вот так да! В Сан-Франциско Рейчел категорически отказывалась играть в бридж. Он был для нее символом той жизни, которую вела ее мать.
Кэтрин улыбнулась:
– Да, вы правы. Рейчел ненавидела то, что означал бридж в жизни ее матери. Но играть она умела, а переехав сюда, познакомилась с Бев, которая обожает играть в бридж и делает потрясающие вещи из акрила и кожи гремучей змеи. Оказалось, что играть с ней в бридж не так уж плохо.
– А Либерманы?
– Фей и Билл. Фей в нашем книжном кружке. Она играет в гольф. В гольф играет и Джан, которая одновременно является молодой матерью. Она придет позже.
– А как вы сами познакомились с Рейчел?
– В приемной гинеколога, – ответила Кэтрин. Озабоченно поглядев на часы, она наклонилась к плечу Рейчел. – В девять ко мне придет клиентка, поэтому я уже должна идти. Но днем у меня будет свободный час, и я обязательно приду тебя причесать. Может быть, мне захватить девочек из школы и привезти сюда? – спросила она Джека.
Джек никому не хотел уступать свои права.
– Я сам за ними заеду. Это моя обязанность.
– Доброе утро, – раздался с порога голос Стива Бауэра. Кэтрин направилась к двери.
– Пока, – сказала она и помахала рукой, не обращаясь ни к кому конкретно.
– Не уходите из-за меня, – сказал врач.
Но она уже была в коридоре, оставив Джека недоумевать по поводу столь поспешного бегства.
Джеку необходимо было приступать к работе. Утром он собирался завезти девочек в школу в Кармел, потом навестить Рейчел в Монтерее, а оттуда поехать в Сан-Франциско. Однако теперь, оказавшись рядом с Рейчел, он забыл обо всем. Облокотившись на кровать, он всматривался в ее лицо. Даже теперь, с кровоподтеком на левой стороне, оно казалось ему красивым. Как всегда.
– Что с нами случилось, Рейчел? Я до сих пор не могу этого понять. – Джек помолчал. – Может, это месть за то, что я слишком часто бывал в отъезде? Тебе хотелось, чтобы я больше времени проводил с девочками? Что ж, теперь я провожу с ними много времени, и мы отлично ладим. Я люблю их. И всегда любил. Поверь мне, когда ты забрала их и увезла с собой, мне было страшно тяжело.
Он наклонился к ее лицу и заговорил совсем тихо:
– Ладно. Проехали. Мы в разводе. Но эта кома мне не нравится. Один-два дня еще куда ни шло. Но три? Просыпайся, Рейчел. Я стараюсь изо всех сил, но девочкам нужна мама, им нужна ты. Я просто временно тебя замещаю. Долго это будет продолжаться?
Она не моргнула, не пошевелилась, не ответила.
Джек не знал, сколько он простоял так, мрачно глядя на Рейчел. Отчаяние постепенно отступало. Он подвинул стул к кровати и сел.
Клиентка, которая должна была прийти в час, опоздала, поэтому Кэтрин с опозданием приняла следующую, назначенную на без четверти два. Так что в больницу она попала только к четырем часам. Когда она увидела, что Рейчел по-прежнему в коме, настроение у нее упало.
Хоуп, поджав ноги, сидела на кровати Рейчел и читала книгу, ее сапоги лежали на полу. Джек стоял лицом к окну с мобильным телефоном в руке. Передвижной столик у него за спиной был завален бумагами.
Кэтрин обняла Хоуп.
– Как мама?
– Нормально.
Джек повернулся к Кэтрин.
– Как дела? – спросил он, но вышел из палаты, прежде чем она успела ответить. – Я сейчас.
Проводив его глазами, Кэтрин вопросительно посмотрела на Хоуп.
– Здесь нельзя пользоваться сотовым телефоном, – объяснила Хоуп. – Он мешает работе мониторов.
– А-а. Он выглядит расстроенным.
– Угу. – Хоуп посмотрела на Рейчел. – Как, по-вашему, мама знает, что я здесь?
– Конечно.
– Саманта в холле, – сказала Хоуп.
– Знаю. Я проходила мимо.
Саманта сидела в телефонной кабинке с учебником алгебры на коленях и карандашом в руке. По тому, как она мгновенно прекратила разговор и неестественно широко улыбнулась ей, Кэтрин поняла, что разговор не имел абсолютно никакого отношения к математике.
Хоуп покосилась в сторону коридора и прошептала:
