Обычные же парни не только вульгарно и непрактично бедны, они еще бывают и болтливы. А кому из публичных людей нравится, когда их бывший бойфренд продает свои мемуары с фотографиями?
Так что проблема одиночества стоит остро. Добавьте к этому нехватку в детстве родительской любви, толкающую людей в публичность, и привычку поглощать комплименты тоннами — и станет ясно, что таким девушкам нужны особые гении любви. Те, кто любит больше других. Те, кто способен заполнить эту гигантскую, почти болезненную потребность в признании.
Анне было трудно с мужчинами. И это при том, что ежедневно десятки и сотни мужчин мечтали переспать с ней, разглядывая обложки мужских журналов, для которых Анна, как и все красивые представительницы шоу-бизнеса, часто снималась не очень одетой. И она чувствовала себя в этом мужском мире, как кролик в море удавов, желающих ее за красоту, за славу и успех. Она научилась высокопрофессионально отказывать желающим. Ежедневно. Пачками. И при этом страдала от одиночества.
Анна сидела в студии и записывала очередную песню с новым модным саундпродюсером. Когда они уже прописывали последние вокальные «бэки», ей позвонила лучшая подруга-предпринимательница и заговорщицким тоном сообщила, что нашла ей жениха.
Анна боялась сумасшедших фанатов и была уверена в том, что домработниц и мужей нужно выбирать только по рекомендации, поэтому согласилась подъехать после студии и познакомиться с «мужчиной ее мечты» или тем, каким он представляется благодетельным подругам.
Подъезжая к названному подругой ресторану, она неожиданно узнала, что та задерживается и с парнем придется знакомиться самой. Нет проблем. Скромность — признак профнепригодности в шоу-бизнесе.
Навстречу ей вышел молодой подтянутый коротко стриженый голубоглазый блондин и широко улыбнулся:
— Инна скоро подъедет. А меня зовут Дмитрий.
— Очень приятно, — сама Анна не представлялась с тех самых пор, как у нее начали брать автографы.
Выбрали уютный столик в глубине зала. Заказали десерт. Как обычно, Анна взяла медовый торт. Он был не просто вкусным, а благодаря высокому содержанию сахара еще и прекрасным допингом.
В отличие от некоторых других собратьев по эстрадному цеху, Анна не употребляла кокаин. Ее наркотиком были сладости. С научной точки зрения, та же химия: резкая гипергликемия в крови и подъем уровня жизнерадостности, достаточный для одного выступления на три-четыре песни. Поэтому у нее в райдере в качестве основных гастрольных требований стояли пирожное «Картошка», медовый торт, торт «Захер» или «Черный лес». А в обязанности ее московского водителя, помимо прочего, абсолютно серьезно входила еще и необходимость пополнять бардачок молочным щвейцарским шоколадом Cailler с орехами.
Дмитрий ограничился чашкой кофе. Голубая рубашка красиво облегала его мощный торс. Оказалось, что он работает в государственной корпорации, занимающейся производством военного оборудования. Мог бы и не говорить, потому что Анна и так сразу заметила военную выправку и короткую стрижку.
Дима не мог не понравиться: симпатичный, обходительный, с прекрасно подвешенным языком, поднаторевший в подлизывании нежных мест генералам в отделе внешних связей.
«Еще одна связь ему не повредит», — усмехнувшись, решила Анна. Но, по привычке, все-таки его продинамила. А он неожиданно оказался настойчив. Ежедневный шквал любовных эсэмэсок отличался экспрессией и страстью:
«Лююююююююююююююблюююююююююююююююююююю!!!!!!!!!!!!!!».
«2 дня = 48 часов = 172 800 секунды без Тебяяяяяяяяяяяяяяяяя!!!!!!!!!!!!!!!!!!».
«Доброе утро, Любимая! Если бы в одном дне была тысяча утр, то Тебе бы пришла 1000 + 1 эсэмэс от меня! Люблю Тебя!».
Он подобострастно писал с большой буквы любое обращение к ней.
«Не отвечаешь… Накрутил себя до безумия и лег в хрустальный гроб… Умираююююююююю… от меня, наверное, теперь пахнет…».
«чкмгмнснснсесн ли нмнсн р» — пришла очередная эсэмэска.
«Что это?» — спросила ответной эсэмэской Анна.
«Так получается, когда я целую губами на „Айфоне“ Твою эсэмэс. Я так люблю Тебя!!!»
Не правда ли, мило?
Месячная бомбежка ежедневными признаниями в любви сделала свое дело: Анна позволила ему себя любить.
Тем вечером она осталась ночевать на даче у подруга. «Дача» представляла собой целый дворец с огромным бассейном, сауной, хаммамом, с гостиной площадью целых двести метров и шестнадцатью ванными комнатами. Спален было еще больше.
Дима тоже напросился в гости, подруга не возражала, а Анна позволили ему приехать, но предупредила, что, если он и останется ночевать, то ему постелют отдельно. В одной из многочисленных спален. Дима был готов на все, лишь бы быть рядом.
После сытного ужина, ради которого подруга, чтобы поразить воображение любимой «звезды», специально пригласила французского повара, все разошлись по своим спальням. Анне выделили комнату, которая по своим размерам соперничала с гостиной дворца, а в ванной комнате согласился бы поселиться навечно любой житель средней полосы России — такая она была роскошная и большая. Ее огромные, от пола до потолка, окна выходили в сад с мраморным фонтаном, а стены были облицованы настоящим полудрагоценным апельсиново-золотистым ониксом.
Анна уже забралась в постель и, чтобы легче заснуть, читала на ночь какой-то детективчик, как пришла новая эсэмэска. «Кто может так поздно?» — подумала Анна и потянулась к телефону.
«Я не могу заснуть, думаю о Тебе. Можно я зайду к Тебе? Д.»
«Не надо. Лучше я. Ты на каком этаже?»
В его комнате царил полумрак. Огромное панорамное окно выходило на красивый освещенный сад. Дима полулежал в кровати. Анна присела на краешек:
— Чего изволите? Стол заказов «Русского радио»!
Он протянул к ней руку. Она дала ему только ладошку.
Дрожа всем телом, Дмитрий жадно схватил ее.
— Я все время мечтаю о тебе! — шептал он. — Ты так близко, это сводит с ума!
Страстно целуя ее в ладошку, он пополз губами выше, но она отдернула руку.
— Ты должен вести себя прилично в гостях, дорогой друг, — улыбнулась Анна.
— Я так счастлив от того, что ты рядом, мне ничего больше не надо! Ты — чудесное создание, которое поглотило мою душу, мои мысли и сделало меня своим невольным рабом. Я боготворю тебя! Я счастлив тем, что дышу с тобой одним воздухом!
Если бы Анна впервые услышала его патетические речи, то она бы усмехнулась. Но она уже привыкла к его восторженным признаниям в любви. Это было как наркотик. Сначала такие гротескные обожествления удивляют, даже отвращают или возмущают. Потом постепенно привыкаешь и принимаешь их как должное, а потом тебе начинает их даже не хватать.
