– Стив, – сказала Амалия, – мне нужно поговорить с тобой об одном важном и деликатном деле.
– Мама, – сказал Стив, – только не надо со мной опять об этом разговаривать.
– О чем? – удивилась Амалия.
– О моей женитьбе, – невозмутимо сказал Стив, – о чем же еще?
– С чего ты взял, что я об этом собираюсь говорить?
– А о чем еще способна разговаривать заботливая мамаша со своим безалаберным сыном?
– Ну, например, о погоде.
Амалия стала усердно обдумывать ход дальнейших действий.
– Учти, ближайшие сто лет я жениться не намерен, впрочем, я тебе об этом неоднократно говорил.
– А обо мне ты подумал? – сорвалась Амалия, – Ты подумал, что я одной ногой стою в могиле? Ты подумал, как я переживаю о том, что ты до сих пор не нашел места в жизни?
– Мама, я тебя умоляю, – взмолился Стив, – это нечестно. Мы все стоим одной ногой в могиле, в этом смысле мы равны, так что это обстоятельство не является решающим аргументом для вмешательства в мою личную жизнь и мои планы на эту жизнь. И о каком месте в жизни ты говоришь? Мое место там, где я существую, каждый человек является тем, кем он сам себя видит и ощущает, а не тем, кем его стараются сделать другие люди. И пытаться вогнать свою жизнь в какие-то общепринятые и определенные рамки – это не самое правильное решение, которое придумало наше общество.
– Но я не вмешиваюсь в твою жизнь, я желаю тебе только добра.
– Бог мой, какая знакомая фраза.
– Да, обычно ей пользуются все хлопотливые престарелые мамаши, когда хотят исковеркать жизнь своих великолепных сыновей.
– Совершенно верно.
– Но я действительно не лезу в твою жизнь, ты глубоко ошибаешься.
– Зачем тогда сюда приехало это сборище твоих престарелых друзей? Ведь ты столько лет их не видела и дальше бы с удовольствием ничего о них не слышала, если бы у тебя не было каких-то собственных планов на их упитанных дочерей.
– Неужели я обращаюсь к людям только в том случае, если у меня на них есть какие-нибудь планы? – притворно ужаснулась Амалия.
– Только не говори мне, что это для тебя новость.
– Может, для меня это не новость, но как ты об этом догадался?
– Об очень многих вещах в этой жизни догадаться гораздо легче, чем кажется, – сказал Стив и крепко задумался о том, где он слышал эту фразу.
– На чем мы с тобой остановились? – сказала тем временем Амалия.
– На том, что твои мнимые друзья привезли сюда своих расфуфыренных дочерей.
– Стив, милый, – взмолилась Амалия, – неужели тебе никто из них не понравился?
– Нет, мама.
– Ну хоть одна, – клянчила Амалия.
– Нет, – твердо сказал Стив, – и нам пора заканчивать этот беспредметный разговор.
– Они такие начитанные, образованные, – расхваливала Амалия каких-то неизвестных девиц.
– Надеюсь, они тоже сегодня уезжают?
– А может, они пару недель здесь поживут? – осторожно спросила Амалия.
– Что? – в ужасе сказал Стив.
– Ты бы получше к ним присмотрелся? – попросила Амалия.
– Я уйду из дома. А ты опоздаешь на свой самолет.
– Хорошо, они тоже сегодня уедут, только дай слово, что, когда я вернусь, мы продолжим этот разговор.
– Я согласен, учитывая, что ты приедешь только осенью.
– Может, я приеду раньше, – обиделась Амалия. – Если мне будет позволять здоровье, я, конечно, попутешествую подольше, как рекомендуют врачи, но все может случиться.
– Только не начинай опять жаловаться. Мы знаем, как эти путешествия благотворно влияют на твое здоровье, так что наслаждайся красками мира и ни о чем не беспокойся.
Амалия благодарно смотрела на своего заботливого сына. Он был у нее самый лучший сын в мире. Он был – то, что надо.
В полдень Мэл Рэндон посадил дорогую жену и ее не менее дорогую подругу Клару в машину и отвез их в аэропорт. В аэропорту Мэл Рэндон в очередной раз заверил Амалию, что он тоже завтра уезжает из города, после чего Амалия со спокойным сердцем села в самолет.
Гости тоже постепенно покинули дом Рэндонов. Кто уехал вчера, кто – сегодня. Обиженные девицы, которым совершенно напрасно было обещано замужество с самым лучшим молодым человеком на этом полушарии, высокомерно рассаживались в дорогие автомобили своих благополучных родителей.
Папа Тим и мама Ирма второй день без устали выходили помахать новым и старым знакомым и терпеливо объясняли, какой следующий праздник намечается в их гостеприимном доме. И что все они – и папа Тим, и мама Ирма, и все остальные члены семьи с нетерпением будут ждать этих малознакомых людей к себе в гости.
Мэл Рэндон загрузил свои вещи в один из старых автомобилей и в один прекрасный миг тоже отправился из дома в неизвестном направлении.
* * *
И жизнь в особняке Рэндонов потекла своим чередом. Папа Тим и мама Ирма целыми днями создавали себе ощущение полноценной жизни путем преодоления различных трудностей.
– Эй, Стив, идем к нам, – периодически зазывали они любимого внука Стива, выглядывая из какой-нибудь драгоценной машины Мэла Рэндона, к которым тот вообще-то не подпускал никого из посторонних, а папу Тима и маму Ирму – особенно.
– Идем к нам, Стив! – кричали папа Тим и мама Ирма. – Мы будем заниматься твоим воспитанием.
– Не дождетесь, – отвечал Стив.
Он с ужасом наблюдал, как они с ветерком проносились мимо него на автомобиле и со всего ходу благополучно въезжали в какое-нибудь неожиданно расположившееся на пути непреодолимое препятствие. Стив содрогался при виде этой сцены и закрывал рукой глаза. Но уже в следующую секунду из машины радостно неслось:
– Доктор! Доктор! Позовите доктора! Мы целых пятнадцать минут не измеряли давление!
Но доктора и не нужно было долго звать, он и так целыми днями бегал за ними, выпучив глаза, и даже, если было нужно, нырял в бассейн прямо со своим чемоданчиком с лекарствами. Но доктор и не жаловался, ведь именно за эти трудности ему так неплохо и платили.
Стив Рэндон брал компьютер и необходимые книги и отправлялся куда-нибудь далеко в глубину сада. И буквально за месяц такой нелегкой жизни он разработал одну программу, которую, как он прекрасно знал, у него с руками и ногами оторвут несколько компьютерных компаний. Эти компании давно и самого Стива приглашали на работу, да только ему было неохота впутывать себя в какие-то рамки и ограничения, которые навязывали человеку рабочие контракты.
Стив был свободным и независимым человеком. Он сам должен был выбирать в жизни то, что считал нужным и приемлемым для себя, и то, что его больше всего в этой жизни устраивало.
