— Вы убедили меня, сеньорита, что мне можно не беспокоиться из-за вашей обманчивой моложавости. Ваш острый язык послужит надежной защитой, если кто-нибудь из мужчин вздумает приставать к вам, и если вы говорите, что много путешествовали, я могу больше не думать о вашем благополучии. Надеюсь, — мрачно добавил он, — что отсутствие лести в моих словах покажет вам, что я не забыл слова ваши. Обещаю, что больше никогда вы не найдете меня... обаятельным.
С этим зловещим замечанием он отступил и исчез в темноте.
Позже, лежа в гамаке под защитой неизбежной белой противомоскитной сетки, которую так часто видела в кошмарных снах своего детства, Тина со страхом прислушивалась к звукам ночных джунглей. Неожиданный высокий голос испуганной птицы; резкий треск ветки под крадущейся лапой; шелест листвы и кустарника — все это должно было бы привести ее в ужас, если бы она не забыла в этот момент обо всем, кроме слов Рамона Вегаса. Она была смущена и встревожена его внутренней силой, соединенной с неожиданной мягкостью. Его прикосновение вызвало в ней чувства, которых она в себе и не подозревала; эти чувства придется скрывать, если она не хочет стать объектом насмешек и его, и доньи Инес Гарсии, которую такое знание, конечно, обрадовало бы. Сердце Тины вспыхнуло от этой унизительной мысли. Что бы ни случилось, нужно держаться подальше от Вегаса, если она хочет сберечь остатки своего достоинства.
Рассвет следующего дня застал всех полными сил и желания начать следующий этап пути. Тину не нужно было просить покинуть гамак: после ночи, полной непрерывных опасений и предчувствий, перспектива деятельности — любой деятельности — обещала облегчение. И она приступила к своим обязанностям так рьяно, что когда все встали, их уже приветствовал аромат свежесваренного кофе, а также менее аппетитные, но все равно желанные тарелки с овсянкой.
Тина раскраснелась от гордости, слушая оживленные реплики проголодавшихся мужчин; она удивилась, что они, несмотря на ее явную отчужденность, тем не менее готовы предложить ей свою дружбу.
Ей хотелось этого, хотелось стать своей, но веселые ответные шутки, которые дрожали на кончике ее языка, так и остались непроизнесенными, когда она вспомнила роль; которую вынуждена играть. Роль Ледяной девушки. Она уже слышала, что так ее прозвали, и это знание причиняло неожиданную боль. Она с самого начала уверяла себя, что не имеет значения, что думает о ней эта компания незнакомых мужчин, с которыми она вряд ли когда-нибудь еще встретится, но это не помогло. Она чувствовала себя одинокой, никому не нужной, хотя признавала, что это ее вина: она безжалостно обрывала все попытки установить дружеские отношения. И Тина продолжала молча подавать завтрак, пока обескураженные ее холодностью мужчины не замолчали.
После завтрака поляну очистили от всех следов пребывания и все, что использовалось во время стоянки, снова погрузили на корабль. Люк захлопнулся, они снова оказались в духоте замкнутого помещения. Все молчали, но тишина тут же сменилась яростным грохотом, как только Джозеф Роджерс включил двигатель. Тина сжала ручку сидения, чувствуя, как волна дрожи прокатилась по судну. Но, когда корабль скользнул на воду и звук работы двигателя обрел знакомый ритм, Тина вздохнула с облегчением.
И тут ее охватила усталость — подействовали бессонная ночь и натянутые нервы. Откинув голову на сидение, она смотрела, как мимо иллюминатора скользят бесконечные джунгли, постепенно превращаясь в сплошное зеленое пятно. Все молчали: несомненно, думали об опасностях, которые ждут всего в нескольких часах впереди. Когда будет разбит постоянный лагерь, у всех хватит работы, но сейчас ничего не оставалось делать — только ждать и думать. И неизбежно, как в каждый свободный момент, мысли ее обратились к тете. Она знала, что дома Крис по карте каждый день будет отмечать предполагаемое продвижение экспедиции; она наизусть знает их маршрут, и Тину согревала мысль, что тетя, хоть и далеко, тем не менее с нею рядом на каждом шагу. Дни, предшествовавшие ее прилету в Манаус, были слишком лихорадочными, чтобы она восприняла все указания, которые торопливо давала ей Крис. Занятая своими страхами, Тина часто лишь поверхностно воспринимала многие наказы тети, не вдумываясь в их содержание, но теперь, когда она на самом деле находилась в сердце Амазонии, приближаясь к территории касиквайоров, память насмехалась над ней. Тина закрыла глаза и попыталась вспомнить, в каком именно контексте упоминала тетя эту территорию. Она терпеливо восстанавливала все слова тети, пока не вспомнила все сказанное.
Как это ни невероятно, но через тысячи миль до Кью дошли сведения, что где-то в затерянном поселке в верховьях Ориноко туземный знахарь успешно лечит больных настоем листьев растения, похожего на коричное дерево; туземцы называют это растение сарангундина. Мечта каждого ученого — найти растение, которое способно излечивать самые загадочные человеческие болезни, и Крис не была исключением. Хотя экспедиция была исследовательской, Крис казалось немыслимым не поискать источник слухов, а если повезет, то найти и самого знахаря. Приключения в далеких местностях никогда не привлекали Тину, как Крис или родителей, но мысль о возможности найти новое, быть может, чудодейственное лекарство от каких-то недугов вызывала возбуждение. Впервые осознала она, какой огромный вклад внесла ее семья в борьбу с болезнями. Это знание словно бы подчеркивало ее собственный эгоизм, ее долгое нежелание понять своих близких в их поисках помощи тем, кому не повезло со здоровьем... И Тина почувствовала глубокий стыд за то раздражение, которое в детстве порой вызывали у нее родители: ведь ей казалось, что они из страсти к приключениям не обращали внимания на ее стремление к дому и нормальному семейному быту. Подобно бабочке, она медленно выбиралась сейчас из кокона куколки, где, как ей казалось, была защищена от всего, и теперь грелась в тепле гордости за семью. Эта гордость вызывала в ней стремление следовать по стопам родителей. И когда она думала о том, каким благословением может стать новое лекарство для тысяч страдальцев, усталость забывалась.
Крис много раз выговаривала Тине, что та не интересуется поисками лекарственных растений, и не раз выражала свое удивление отсутствием этого интереса в девушке, чья фамилия стала символом таких поисков. И теперь, с приливом гордости, Тина вдруг поняла, что тоже способна на такую преданность делу. Это способность спала в ней, может, заслоненная ощущением опасности и детскими страхами, но тем не менее у нее она есть. Это открытие ошеломило ее. Неужели это форма телепатии? Неужели Крис, за столько миль отсюда, мысленно попросила ее продолжить дело семьи? И пока она думала об этом, в ней родилась решимость: она приложит все усилия, чтобы отыскать туземного знахаря!
