Кара Локвуд - Улыбнитесь, вы уволены

Нам с папой нечего сказать друг другу, и поэтому мама настаивает на том, чтобы мы разговаривали. Она вечно выдергивает папу из кресла и требует, чтобы он «поговорил с дочкой». А когда я была маленькой, она заставляла папу проводить с Тоддом и со мной все воскресенья. Как следует поворчав, папа брал нас с собой в офис и окунался в работу, а мы бегали туда-сюда и собирали цепочки из скрепок.

— Тебе нужно переехать в квартиру поменьше, серьезно, — заявляет он. С тех пор как четыре года назад он побывал у меня в гостях, это его неизменный совет.

— Я подумаю над этим, пап.

Отцу не объяснишь, как трудно найти в Чикаго приличное жилье без тараканов. Особенно если на дворе не октябрь и не апрель, когда в этом городе принято переезжать с места на место.

После небольшой паузы папа, кашлянув, заключает:

— Ну, на тебе маму.

— Привет, зайка, — запыхавшись, здоровается она. — Я приготовила вишневый пирог и творожный пудинг с клубникой, твои любимые.

Вот что мне нравится в маме: она — ходячая поваренная книга с моими любимыми рецептами.

— А еще мясо в горшочках и пюре — как ты любишь, со сметаной и сыром. Тодд придет с подружкой, я подумала, может, и ты захочешь кого-то привести…

— Э-э, вообще-то сейчас у меня никого нет.

Если пригласить Рона, уж он-то не откажется, но я скорее удавлюсь.

— Ах да, Кайл придет, — поспешно говорит мама.

Ясно: испугалась, что затронула больную тему. Мама почему-то считает, что я неравнодушна к Кайлу. Что я по нему сохну. Это потому, что когда мне было три года, а ему семь, я хотела с ним дружить. Объяснять маме, что ты не в ответе за свои поступки и слова в трехлетнем возрасте (например, поедание пластилина или провозглашение себя гением), напрасный труд.

— У меня и в мыслях нет вмешиваться в твою личную жизнь. Я всего лишь хочу сказать, что Кайл — дурак, если не хочет с тобой встречаться. Вы идеально подходите друг другу. Конечно, ты не обязана любить Кайла.

— Мам! Кайл не любит меня. Я не люблю его. Понятно?

— Понятно, понятно. Извини, что сую нос в твои дела.

Мама всегда боится, что она плохая мать и совершает ту же ошибку, что и множество ее подруг: давит на своих детей и отравляет им жизнь. Мама считает, что лучший способ добиться от нас того, что ей нужно, это заставить нас верить, будто и мы этого хотим.

— Ах да, зайка, и еще… у меня кое-какие новости — просто чтобы ты была готова.

— Что за новости?

— Ну… скажу за ужином.

— Мам, что за новости? — не унимаюсь я. Что там у нее стряслось? Такая таинственность…

— Да ничего особенного. Лучше скажу всем сразу.

— Мам… — пробую я закинуть удочку насчет денег.

— Да, милая?

— Ну, просто, э…

Я никак не могу выговорить «Мне нужны деньги». Язык словно приклеился. Наверное, лучше будет спросить при встрече и оценить ее реакцию в режиме реального времени.

— Ничего, мам. Потом поговорим.

— Хорошо, дорогая. До скорого.

По-моему, не зря гордыня считается грехом. Она мешает практическим задачам — таким, например, как попросить денег у родителей.

Когда я выхожу из квартиры, под дверью стоит Хозяин Боб.

Я съеживаюсь: вряд ли он пришел с подарком ко дню рождения.

— НУ ЧТО? — орет он. — ЧТОБИ ЗАБТГА БИЛИ ДЕНЬГИ, ПОНЯЛ?

— Будут, будут, — уверяю я. Как это получается: проигрался Боб, а деньги трясут с меня?

— ХОГОШО, НО ЕСЛИ ЗАВТГА НЕ БУДЕТ, ТИ НА УЛИЦЕ, ПОНЯЛ?

Чикагская дорожная инспекция, отдел по парковке

А/я 88292

Чикаго, IL 60680-1292

Джейн Макгрегор

Кенмор-авеню, 3335

Чикаго, IL 60657

8 марта 2002 г.

Уважаемая миз Макгрегор!

Должны сообщить Вам, что Ваше резюме не соответствует нашим требованиям к инспектору по парковке. Мы уверены, что Вы были бы «непреклонны к мольбам граждан», превысивших срок стоянки, однако офицер дорожной полиции — это нечто большее, чем «дрессированная обезьяна в гамашах».

Мы, чикагцы, гордимся справедливым и тщательным исполнением закона и стараемся выбирать только лучших кандидатов.

Искренне Ваш

Марк Сейлер,

специалист по кадрам.

Я целую вечность еду в электричке, зажатая между элегантными бизнесменами в полосатых и черных шерстяных костюмах. На мне пушистый розовый кашемировый свитер с V-образным вырезом и черная юбка — то и другое на прошлое Рождество подарила мама — и серебряные сережки — позапрошлогодний подарок от папы. Это чтобы к ним подлизаться. А высокие сапоги на шпильках я надела, потому что в них чувствую себя уверенной и ловкой. Эти качества мне понадобятся для подачи заявки в Родительский банк.

Я очень похожа на того-у-кого-есть-работа, не хватает только портфеля и усталого вида, как у человека, весь день просидевшего под флуоресцентными лампами.

До нужной станции еще ехать и ехать; я прочитываю каждое объявление в вагоне десять или двенадцать раз — в том числе рекламу на испанском, предлагающую план по выплате долгов.

Когда я наконец выхожу на платформу в Демпстере, уже темно, хоть глаз выколи. Светится только вывеска банка. Несмотря на шикарные дома, Эванстон экономит на фонарях. Хорошо, что на Северном Побережье не слишком часто грабят, иначе городским властям пришлось бы отвечать. Я чуть не проваливаюсь в зияющую расщелину на тротуаре, которую должен бы освещать фонарь. Интересно, если я сломаю ногу, заставит ли мама папу раскошелиться на врача?

До родительского дома добираюсь примерно в десять минут восьмого, но Тодд уже четверть часа как приехал. Еще здесь Кайл и новая девчонка Тодда, Дина, висящая на Тоддовом плече, как драпировка.

Кайл сидит на диване, пьет пиво из бутылки и выглядит чрезвычайно довольным собой. По всей вероятности, так оно и есть.

— С днем рождения, Джейн, — подает он голос.

— Спасибо, — отвечаю я, но тут же переключаюсь на Дину, на которой слишком много макияжа и слишком мало свитера. Он обтягивает ее, не оставляя места для воображения.

Маме явно неловко: она старается не смотреть в тот угол, где сидит девушка. Отцу же Дина, похоже, понравилась: он непрестанно спрашивает, не хочет ли она чего-нибудь выпить, хотя у нее в руке стакан с водой.

Кайла, как я заметила, все это чрезвычайно веселит. Я почти уверена: он тусуется с Тоддом и моими предками исключительно ради развлечения.

— Джейн! — восклицает мама и обнимает меня за плечи. — С днем рождения! — кричит она, вынимает из ниоткуда серебряный колпак и надевает мне на голову. Резинка больно щелкает по подбородку.