— Ради Бога, Энтони! Ты член Верховного суда! Допускаю, что ты никогда не трахал своих штатных девочек, но ты ведь и не женился на них, ведь так? Да ты просто смешон с этой своей идеей. Ты хоть подумал, что о тебе будут говорить люди?
— Меня не заботит, что они будут говорить.
Харрисон покачал головой.
— Ну да, конечно, ты влюбился, и весь остальной мир может провалиться хоть в тартарары.
— Харрисон, чего ты так переполошился? — спокойно спросил Энтони. — Тебя что-то смущает в этом деле? Чего ты боишься? Что это как-то отразится на тебе?
— Я понимаю, что интересы семьи для тебя стоят в этом отношении на втором месте. И допускаю, что мое мнение не может сыграть существенной роли в твоем решении. Другое удивляет меня: неужели человек твоего возраста и положения способен втрескаться до такой степени, что может позволить себе проигнорировать обширнейшие связи — и служебные, и товарищеские?
— Оставим в покое мои связи, говори о своем отношении…
— Господи, Энтони, да она тебе в дочки годится! Я понимаю, это весьма заманчиво. Поверь мне, я и сам пережил подобное. Что я, не человек? Силы небесные, представь себе только: куколка в мини-юбочке чуть не в первый день знакомства засовывает руку прямо тебе в штаны. И где, Энтони, где? В лифте! А это не какая-нибудь дешевая шлюха, а референт депутата, моего коллеги. Каково это, а-а?
Энтони, покраснев, отвернулся.
— Это вещи совсем иного рода.
Харрисон встал и подошел к окну.
— Ну это тебе только поначалу так кажется, а с третьей-четвертой куколкой ты уже начинаешь понимать, что все эти твои моральные соображения ничего не стоят. Поверь мне, Энтони, уж я-то знаю, о чем говорю.
— Но ты не знаешь об одном. Меня не интересует секс.
Харрисон резко повернулся и уставился на брата.
— Так зачем тебе в таком случае жена? Уйди в себя, займись чем-нибудь, мало ли… Книгу напиши.
— Ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду.
Харрисон вернулся на диван.
— Не понимаю, как это жить с девочкой и не заниматься сексом. Разговоры разговаривать? Разве их этим удержишь? Для нее-то секс существует или как? Чушь все это. Натяни пару-тройку других, тогда уж и решай, жениться ли тебе на первой.
Энтони старался сдержаться, но возмущение захлестнуло его, и он гневно сказал брату:
— Я не могу поступать подобным образом, и ты это прекрасно знаешь.
Харрисон застонал.
Их позиции в отношении многих вещей совершенно расходились. Харрисон не верил в святость супружеских уз, поскольку, хоть и был тоже католиком, но не относился к вере так серьезно, как Энтони. Еще подростками они были несхожи — мальчик, поющий в церковном хоре, и уличный хулиган. Харрисон дразнил Энтони, говорил, что тому надо было бы пойти в духовную семинарию, а не в правоведческую школу. Потом пришло понимание, что такие отношения невыгодны обоим, и большую часть жизни они сосуществовали по принципу «живи и дай жить другому».
Вот и сейчас Энтони примирительно сказал Харрисону:
— Не думаю, что кто-то из нас двоих выиграет от того, что мы поссоримся. Я знаю, ты не хотел сказать ничего худого, не хотел задеть меня, в тебе говорила забота и желание помочь. Но я буду просить Бритт выйти за меня замуж. И если она примет мое предложение, женюсь на ней, потому что для этого у меня достаточно причин.
— Что ж, это твоя жизнь.
— Буду весьма рад, если ты одобришь мое решение, — сказал Энтони. — Но если нет, мне бы хотелось верить, что ты на меня не обиделся.
Харрисон посмотрел на него.
— Что ты этим хочешь сказать? Уж не подозреваешь ли меня в том, что я ревную?
— Ревность, Харри, в данном случае по моей части. У тебя у самого прекрасная жена, и я всегда чувствовал, что ты недостаточно высоко оцениваешь этот факт.
— Черт возьми, Энтони, уж не собираешься ли ты прочитать мне лекцию о любви и браке?
— Нет. Я просто хочу, чтоб ты знал: если Бритт станет мне такой же хорошей женой, какой Эви — тебе, то я буду считать себя счастливейшим человеком. И еще вот что. Я люблю Бритт за то, что она личность, а не за то, что у нее свежее юное тело, которое заставит меня опять ощутить себя мальчиком.
Харрисон сардонически улыбнулся.
— Ну хорошо. Тебе, видно, позарез нужно мое благословение, так считай, что ты его получил. А теперь, если здесь еще кому-нибудь захочется поговорить, пусть знает: для меня наступило время выпивки. Так что оставим все разговоры.
— Принято.
Харрисон повернулся в сторону дверей и крикнул:
— Эвелин! Тебя что, черт там за юбку держит?
— Иду! — послышался голос Эвелин, а минуту спустя она и сама появилась в гостиной, неся поднос с бокалами и бутылкой шампанского в ведерке со льдом. — Когда я проходила мимо твоего кабинета, то слышала финальный счет. Тридцать восемь — шестнадцать, Сан-Франциско.
— Вот уж удружила! — воскликнул Харрисон. — Значит, на этом деле я потерял сотню баксов.
Эвелин поставила поднос на стол.
— Ну, если не за выигрыш, так за семейное событие мы определенно можем выпить. Энтони наконец нашел невесту.
— Как же, как же… — сказал Харрисон. — Хоть до весны еще далеко, любовь так и витает в воздухе…
Они подняли бокалы, и Харрисон больше ни словом не затронул брачную тему. Однако и ни о чем другом не говорил, пребывая в угрюмом молчании.
Энтони подозревал, что его отношения с Бритт гораздо болезненнее задели Харрисона, чем тот старался показать. Его брат имел репутацию бабника. Весь Вашингтон знал об этом. И он не допускал мысли, что его старший брат, «семинарист», может его так обскакать. Бедняжка Эвелин…
— Энтони, у тебя такое серьезное лицо, — сказала Бритт, возвращая его к действительности. — О чем ты задумался?
Она стояла возле выдвинутого ящика комода, доставая белье и новую пару колготок.
— О том, дорогая, как я счастлив, что ты моя жена.
— Правда?
— Ты и сама прекрасно знаешь.
— Нет, я имела в виду, правда ли, что ты думал именно об этом?
— Я вспоминал те месяцы, что предшествовали нашей свадьбе.
— Но ты ведь совсем не романтичен, разве не так?
— Я просто счастливый мужчина.
Бритт повернулась к кровати, потом подошла к нему, присела рядом и, просунув руку за отворот пижамы, погладила его по груди.
— Ну а я счастливая женщина.
— Столько счастья сразу! Это грозит тем, что ты опоздаешь.
— Энтони Мэтленд! Не пытайтесь запугать меня тем, чего я совсем не боюсь, и не обещайте того, что не способны выполнить.
Он улыбнулся и прижал ее голову к своей, чувствуя все тепло любви и счастья. Минутой позже Бритт встала, пора заканчивать наконец с одеванием. Энтони смотрел, как она надевала белье и натягивала колготки. Кэтрин была крайне застенчивой женщиной и редко одевалась перед ним. Бритт не только другая натура, но и человек другого поколения. Она открыта и постоянно обращена к нему, даже если это всего лишь просьба застегнуть молнию или что-то поправить в костюме.
