И победитель победно и радостно улыбается все семь этажей лифта, пока я ворчу, что он бирюк и бомж, с которым невозможно целоваться, поэтому ласты свои в мою сторону протягивать будет только после бритья.
Но предательская улыбка меня выдает, букет роз все же падает на пол.
И до квартиры мы добираемся еще нескоро.
[1] Х.К. Андерсон «Снежная Королева»
Глава 10
Суббота подкрадывается внезапно, сваливается сверху, как я, когда Лёнька, устав наблюдать за моими хаотичными метаньями по спальни, перехватывает и дергает на себя.
— Verweile doch! Du bist so schön![1] — он хохочет, а я воплю, что десять, проспали.
И Лавров меня укокошит.
Даже удивительно, что телефон до сих пор не разорвался от его звонков.
— Данька, сегодня суббота, — сквозь смех просвещает Лёнька, забираясь руками под топ, — ты совсем на своей кафедре заработалась.
Я мычу что-то невразумительно-согласное.
За вранье в аду мне, наверное, уже приготовлен персональный котел, но сказать правду я не решилась. Ни родителям, ни Лёньки.
Они бы вряд ли поняли.
Поэтому для них, оправдывая ежедневное отсутствие, я устроилась на кафедру микробиологии лаборанткой, потому что мне это интересно и посмотреть на практику хочется.
Очень.
Не замечая моего угрызения совести, Ленька перекатывается и подминает под себя:
— Два предложения: психи зовут на озёра с ночевкой, сегодня Ивана Купала, — он целует, и мы снова перекатываемся.
Теперь сверху я.
— А второе? — усаживаюсь удобней и с удовольствием наблюдаю как туманятся его глаза.
— Ты и я, и эта шикарная кровать, — Лёнька ухмыляется и меня вероломно щекочет.
Под мой визг мы снова перекатываемся, и второй вариант меня устраивает целиком и полностью, но Ромыч клянется меня проклясть, заверяя, что в его родне теперь есть настоящие потомственные ведьмы и с одной из них он даже живет, Вано напоминает, что на озёра мы собирались с зимы и уже я клялась поехать, а Лина угрожает пожизненным нб даже на тех лекциях, где я изредка присутствую.
Самые весомые аргументы, как всегда, у старосты, поэтому из постели приходится вылезти и начать собираться.
— Дань, ты уверена, что взяла только необходимое? — Лёнька навьюченным верблюдом, шатаясь от двух походных рюкзаков, вышагивает из подъезда.
— Конечно, — я отвечаю кристально честным взглядом и даже услужливо открываю багажник его джипа.
От спорткара, вспомнив куда и как ехать, Лёня решил благоразумно отказаться.
— То есть череп тоже необходим? — он уточняет скептически.
Блин, заметил.
— Мила просила взять.
— Слушай, а вы там все с прибабахом или нормальные все ж встречаются? — Лёня вопрошает без особой надежды.
— Смирись, мы еще нормальные, — я улыбаюсь и, встав на носочки, его целую, — и спасибо, что согласился поехать.
— Будто у меня был выбор, — Лёнька ворчит и с видом мученика тоскливо вздыхает, — кажется, я уже смирился и с постоянным присутствием этих психов в нашей жизни тоже.
— Вот за это я тебя и люблю, — я смеюсь и, не успев еще раз его поцеловать, оборачиваюсь на протяжный вой машины.
— Эй, голубки, мы едем или нет? — высунувшись из окна, громоподобно орет Вано.
Сидящие на скамейки бабки вздрагивают и крестятся, стая голубей взмывает вверх.
А мы поспешно соглашаемся, что едем.
— Дарий наш первый и единственный, а-а-а, я не видела тебя вечность! Сенечка, поцелуй нашего Дария!
Ураган по имени Варя налетает внезапно, подхватывает, обнимает, хохочет и попеременно целует то меня, то енота, которого держит бульдожьей хваткой и на возмущенное вяканье которого не обращает внимание.
— Варь, отстань от людей, — Дэн, староста смежной группы, притягивает ее к себе, кивает мне и пожимает руку выбравшемуся из машины Лёньке. — Даха, не обращай на нее внимание. Они с Ромычем уже на двоих накатили тинктуры Ба, их час плющит.
— Настойка во! — Варя поднимает вверх большой палец.
— Вы тоже во, — Дэн ухмыляется и енота, который всем видом демонстрирует невыносимые страдания, забирает.
— Эй…
— Сенека идет жарить со мной шашлыки, — от загребущих рук Вари наш староста ловко уклоняется и отбегает.
И Варя возмущенно оборачивается ко мне.
— Нет, ты видела? Меня лишили ребенка! — и подхватив меня под руку, она тащит к пледам и загорающим нашим, успевая крикнуть в сторону Дэна. — Только посмей подать на алименты! Я не буду платить, ты сам забрал этого гада.
— Варька, ты кошмарная мать! — Мила приподнимается на локтях, сдвигает очки на волосы, которые в лучах солнца искрят золотом. — Привет. Ты мне Йорика привезла?
— В машине, — я сажусь рядом и толкаю ее в бок. — Пока не скажешь зачем, не отдам.
— Дашенька, золотце, — Мила смотрит со снисходительной улыбкой терпеливого родителя, — сегодня какая ночь?
— Теплая?
— Купальская!
— И что, папоротник пойдем искать? — Нина приоткрывает глаза и даже заинтересованно поворачивает голову в нашу сторону.
— Ага, и цветик-семицветик заодно, — Мила фыркает.
— А я хочу папоротник поискать, — внезапно объявляет Женя.
— Я тоже.
— Я тоже.
Ди-Ди вопят хором и ревниво переглядываются, пихая друг друга локтями. Я невольно улыбаюсь, они напоминают мне сусликов.
И нет, о сусликах в свой выходной я думать не хочу и не буду, это мой день, поэтому, сдернув футболку под улюлюканье Эля из воды, я с разбегу прыгаю в озеро и плыву к нему.
Притопить.
Дабы нечего орать на всю округу, придурок, что видел меня голым.
Не видел, у меня приличный купальник.
Из воды я вылезаю, когда промерзаю до костей, Лёнька ругается с берега, а Вано орет, что шашлык ждать не будет.
— Ты его хорошо прожарил? — требовательно интересуюсь у последнего, пока Лёня закутывает меня в полотенце и ворчит.
Я же дрожу, ибо, кажется, замерзла все ж основательно.
— Женщина, — Вано смотрит с возмущением и тыкает себе пальцем в грудь, — ты меня, меня спрашивать будешь хорошо ли я прожарил мясо?! Да я шашлык готовил, когда тебя в проекте не было!
— Боже! Надеюсь, старческий склероз еще не настиг, и ты помнишь, что акция заведи друга сегодня не действует? — интересуюсь с притворным беспокойством и ойкаю, ибо Лёнька пихает в бок и просит заткнуться.
Направление нашего разговора он уже понял, и, как натура нежная, аппетит себе портить не хочет.
— С трудом, дорогая, — Вано довольно лыбится, видя, как от его «дорогая» меня передергивает, — но вспомнил, так что, женщина, тебе придется жить дальше без бычьего и свиного цепня.
— Вано, ты козел, — сообщаю ему с чувством, — я лелеяла надежду обогатиться!
О том, что некоторые добровольно соглашаются выращивать у себя этих паразитов для науки, нам с улыбкой сказали на биологии. Правда это или нет, Вано пытался выяснить пару недель, но остался ни с чем.
— Имейте совесть, я хочу есть! — Лёня, зеленая, злится уже всерьез, и я виновато улыбаюсь и приподнимаю руки в знак капитуляции.
Вано согласно кивает башкой и, подмигнув мне за спиной Лёньки, предлагает обсудить валютный рынок или последнюю игру Динамо.
Убить его мало, ибо футбольных фанатов и экономистов мне не понять и их жаркий спор скучен до безобразия. И идущей навстречу Лине я радуюсь больше, чем окончанию самых занудных пар, и мчусь к ней, на ходу влезая в футболку.
— Ты куда? — она глядит с удивлением и стаканчик горячего чая протягивает сама.
— Я от кого, — кипяток я выпиваю залпом и, довольно щурясь, делюсь важной информацией. — Вано — гад!
— Только узнала? — Лина хмыкает и кивает в сторону леса, от которого слышатся голоса. — Долбанутые, со слов Эля, под главенством ведьмы, по уточнению Ромыча, идут собирать цветы на венки.
— Венки? Мы таки будем кого-то прикапывать? — я ликую, кровожадность после общения с Вано меня еще не покинула, но Лина смотрит с укоризной, и приходится печально вздохнуть и пробурчать. — Ну поняла я, поняла. На женихов гадать решили?
