— Я устроюсь куда-нибудь. В любом случае что-то придумаю.
— Тогда жду сегодня вечером в шесть часов, — усмехнулась Алена Сергеевна, — познакомлю тебя с ребятами.
— Спасибо, — Ася хотела броситься к режиссеру и обнять её, но застеснялась. — Вы даже не представляете, как для меня это сейчас важно.
— Представляю, — просто сказала женщина. — До вечера.
И, бросив окурок в урну, скрылась в дверях театра.
Когда принято решение, то все становится гораздо проще. Можно не думать, не переживать, а просто делать. Уволиться из театра, выдержать скандал с родителями, устроиться в детский центр педагогом по театру, а два раза в неделю подрабатывать официанткой в баре. И все для того, чтобы каждый день приходить в театр и испытывать давно забытое чувство счастья от того, что ты занимаешься любимым делом. Ну… или хотя бы смотришь на любимое дело со стороны.
Ася была в театре Сомовой на странном положении. С одной стороны, ей был открыт доступ на все репетиции и на все спектакли, с другой — она не играла. Совсем. Алена Сергеевна позволяла Асе участвовать в тренингах по сценической речи, хореографии, актерскому мастерству. Но как только дело доходило до работы с пьесой, Ася усаживалась на стул возле Алены Сергеевны и становилась безмолвным наблюдателем.
Ребята в театре быстро привыкли к тому, что рядом есть ничем не занятый человек и постоянно нагружали её просьбами: погладить костюм, принести реквизит, зашить прореху на платье, проверить выученный текст. Ася не отказывалась, понимая, что из таких нетворческих мелочей складывается жизнь их независимого театра, где нет реквизиторов, костюмеров и гримеров, где ведущий актер сам после спектакля стирает свой костюм, а ведущая актриса без проблем засучит рукава и перемоет гору посуды после вчерашних посиделок. Не то чтобы девушка была от этого в восторге, но таковы были правила игры в этом странном театре. Зато все это с лихвой перекрывалось той до мурашек настоящей творческой жизнью, которая кипела на репетициях и спектаклях. В Томском драматическом режиссеры сами решали, что ставить, заранее распределяли роли, а потом просто командовали, кому куда встать и что делать. Это было скучно, неинтересно и… безжизненно.
У Сомовой же актеры и режиссер творили вместе, были заодно. Конечно, на первый взгляд, в коллективе царил беспредел: пьесу для будущего спектакля выбирали, споря и ругаясь, всем театром, на роли устраивались пробы и любой мог предложить свою кандидатуру, а прежде чем спектакль обрастал четкими мизансценами, актерам давалась свобода придумывать: они делали этюды, предлагали свои решения — иногда дикие и безумные! — но из всего этого сумбурного материала в какой-то момент вдруг выкристаллизовывался Спектакль. Живой, искренний, трогающий зрителей. И ради этого волшебства можно было смириться со многим.
Рождение одного из таких спектаклей Ася смогла увидеть своими глазами: от первоначального замысла до готовой постановки. Это была классическая «Гроза» из школьной программы, но как по-новому она зазвучала в руках Алены Сергеевны и ребят! Превратилась в трогающую зрителей историю домашнего абьюза, попыток бороться с теми, кто привык морально растаптывать людей, в рассказ о любви вопреки и о том, как один человек может бросить вызов целому миру. И вот тут Ася впервые испытала такое всепоглощающее, злое и рвущее на части чувство, как актерская ревность.
С самого первого прочтения пьесы девушка примеряла на себя роль Катерины. Такая смиренная и уступчивая внешне и дикая, бешеная, настоящая внутри. Это была роль для неё! Актриса это знала так же точно, как то, что её зовут Ася. Несмотря на договор с Аленой Сергеевной, она даже самой себе не признавалась, что надеется на то, что режиссер предложит ей сыграть Катерину. Ну хотя бы попробовать! Хотя бы этюд!
Дома все свободное время она делала наброски к образу: писала биографию героини, рисовала её, пробовала голос, походку, жесты. А в театре сидела на ненавистном стуле возле режиссера и скрипела зубами, глядя как девочки пробуются на ЕЁ роль. «Я могу лучше, — яростно думала она. — Только пустите меня на сцену. Ну пожалуйста…»
В день, когда актеров утвердили на роли и роль Катерины досталась (вполне ожидаемо!) сильной и опытной актрисе Тане, Ася спряталась в дальнем углу театрального коридора и разревелась. Она плакала, беззвучно всхлипывая и вытирая слезы рукавом, почти полчаса. Почему-то именно тут, в этом незаметном темном углу, ей вдруг вспомнился Димка, про которого она заставляла себя не думать все эти месяцы. Горькая обида от того, что желанная роль досталась другой, переплелась с воспоминаниями о болезненном унижении, которое она пережила в том поезде, и слезы снова закапали на руки горячими каплями. Вдруг послышались чьи-то шаги — Ася подняла заплаканное лицо. В коридоре стоял Макс — светловолосый великан, один из старожилов театра, чей внимательный взгляд девушка периодически на себе замечала. Он одним движением поднял ее из кресла и молча обнял, прижимая к широкой груди. Простоял с ней так несколько минут, потом осторожно разомкнул руки, ласково улыбнулся и так же молча ушел.
Волна горячей благодарности буквально захлестнула Асю. Плакать больше не хотелось. Будем бороться дальше, это не конец, а просто очередная ступенька. Главное, чтобы лестница вела туда, куда нужно, но кто же об этом может знать наверняка?
12
— Вася, блин, отдай юбку! — психовала Марина, выскочившая из раздевалки в одних колготках. А Вася, долговязый парень с худым лицом и всклокоченными черными кудрями, самозабвенно танцевал перед зеркалом, натянув юбку на голову, как фату.
— Ты дурак?
— Не-а, я принцесса! — очень похоже передразнил ее Вася, и Ася фыркнула, сдерживая смех. Тупо, конечно, но смешно. Все-таки актеры — всегда дети, сколько бы им ни было лет. Но ведь это как раз и хорошо! Если вовремя успевать остановиться, конечно. И не трогать чужой костюм перед генеральным прогоном спектакля.
— Хорош с костюмом баловаться, — строго сказала Ася и сдернула с парня юбку, но Вася тут же подхватил пискнувшую Марину и усадил к себе на спину.
— Без боя не отдам! Марина, вперед!
Ася не успела моргнуть глазом, как оказалась на спине Макса, который шутливо прорычал:
— Сдавайтесь! Мы порвем вас в клочья!
Ася уже хохотала в голос, даже не пытаясь сдерживаться. Какие они все классные, как ей повезло оказаться в этом сумасшедшем театре, который влез ей в самое сердце.
Хлопнула дверь, и в комнату вошла Алена Сергеевна.
— Ребята, — негромко сказала она, и в комнате, как по команде, воцарилась абсолютная тишина. Лица, повернувшиеся к режиссеру, были серьезными, без намека на только что бушующую радость, потому что и сама женщина выглядела непривычно встревоженной.
— Звонила Таня, она поскользнулась на остановке и сломала ногу, — отчеканила Алена Сергеевна. И не удивилась плохо сдерживаемым ругательствам, которые выдохнули шокированные актеры. Сама она ругалась гораздо более цветисто, когда услышала новость, но теперь уже немного успокоилась и пыталась понять, что же делать.
— Твою мать, что ж теперь будет? — растерянно спросил Вася, игравший в «Грозе» молодого Бориса, любовника Катерины. — Отменяем премьеру?
— Может, сдвинуть кого-то из девчонок на эту роль? А на их роль взять из студии кого-то поспособнее? — прозвучало вполне разумное предложение.
— Не успеем, — покачала головой Алена Сергеевна, — премьера завтра. Либо и правда отменяем, либо…
Она перевела взгляд на Асю, которая стояла рядом с Максом. У девушки вдруг сильно-сильно забилось сердце и зазвенело в голове, её опалило безумной надеждой на чудо. Не может же быть, чтобы…
— Ася, ты сможешь сыграть Катерину? — спросила режиссер. И у Аси в груди как будто взорвался фейерверк, она от эмоций не могла говорить и только часто-часто закивала головой, боясь, что Алена Сергеевна вдруг передумает.
Остальная труппа ошарашенно молчала. Нет, они, конечно, знали, что их режиссер способна на безумные выходки, но не до такой же степени, чтобы человек, даже не участвовавший в спектакле, за одну репетицию ввелся на главную роль. Это невозможно!
