Я оделась достаточно тепло для этого вечера и была готова к любому варианту. Об этом я и сказала Кириллу.
Мы поехали в самый большой парк в нашем городе. Огромная территория с пляжем, стадионом, воркаут-площадкой, лодочной станцией и уличными кафе в последние годы набрала бешеную популярность. В летнее время тут не было отбоя от желающих прогуляться, покататься на велосипедах или побегать по удобным дорожкам.
А вот в начале октября парк был уже не так востребован для отдыха на выходных, но я даже обрадовалась этому. Мне не хотелось лишнего шума и гула многочисленных голосов. Если честно, сейчас был только один человек, которого я хотела услышать. Зачем? Да чтобы понять, кто он и зачем ворвался в мою жизнь.
Мы вышли на парковке, где летом место пришлось бы отвоевывать, а сегодня здесь было почти свободно. Всего несколько машин занимали традиционно забитое парковочное пространство. Мы молча зашли на территорию парка. Направились к первой свободной лавочке, еще не зная, что говорить, как смотреть друг другу в глаза.
— Ты можешь спросить все, что хочешь, — первым нарушил молчание Воскресенский.
— Думаешь, я спрошу, зачем ты меня поцеловал?
— Глупый вопрос. Но я же сказал, все, что хочешь.
— На самом деле, я не это хотела узнать, — я крутила в руках смартфон, чтобы хоть чем-то занять их. — Просто расскажи о себе все, что считаешь важным.
— Окей. Я самый странный врач-травматолог, потому что люблю травматичные виды спорта. Зимой — сноуборд, летом — серфинг.
«А этот умеет ловить волну», — неожиданно подумала я, впервые за этот вечер проводя параллели между двумя мужчинами.
— После школы я мечтал свалить отсюда в Питер, в первый мед*, — продолжил Кирилл. — Не смог поступить. Мне до ужаса не хотелось оставаться здесь, и даже отец не убедил меня поступить в наш медицинский вуз. Я ушел в армию. Каким-то чудом оказался на службе в Ленинградской области. И знаешь, за год питерский климат меня добил. Я понял, что не смогу там жить. Хотя Питер я по-прежнему обожаю и часто туда езжу.
Он достал из пакета сверток со своим бургером и принялся его разворачивать, параллельно с рассказом. А я мысленно поставила галочку, что любимый город у нас совпадает.
— До всего нужно дойти своим мозгом. Своими ошибками. Иногда даже лучше упасть на пятую точку, чтобы не совершить других ошибок. Это я тебе говорю как врач, который каждый день таких падающих лечит.
— Ты вернулся и все-таки поступил сюда?
— Да, точно. Мои родители — хирурги. Они хотели, чтобы я пошел по их стопам. Как видишь, я почти это и сделал. Не веришь в послушного мальчика Кирилла, да?
— Честно — с трудом, — на этих словах я улыбнулась. Неужели рядом с родителями он мог быть скромняжкой?
— Если ты думаешь, что я с ними паинька, то черта с два.
Он что, читал мои мысли?
— Ты правда как рентген. Об этом и думала.
— Знаешь, я после первого курса вообще был уверен, что не хочу становиться врачом. Хотел работу попроще, без ежедневного мозговыноса от больных, порой на всю голову больных. Если бы не череда скандалов дома и отрезвляющие пинки под зад от отца, я мог бы натворить фигни.
— Но ты все равно ее творишь. Вроде бы серьезный док, а пристрастился к таким опасным увлечениям, — сказала я, желая только одного — чтобы он продолжал свой рассказ. Он говорил, а у меня по рукам бежали мурашки. Да, мурашки оттого самого голоса, который столько раз звучал в моей голове.
— Знаешь, как это случилось? К нам привезли одного сноубордиста со сломанной ногой. Я сказал ему, что не понимаю, как вообще можно что-то делать на этой доске. Он пообещал дать мне один урок, когда нога будет в норме, и я зачем-то согласился. А когда встал на борд, понял все ощущения этого парня. Меня затянуло!
Кирилл улыбался. И это было так честно, так от души. Без тени фальши, без всякого оттенка цинизма. Удивительно.
— Жаль, что я раньше не познакомился со сноубордом. Хотя всему свое время, наверное. Ты согласна?
Я кивнула. Но не очень понимала, в чём, собственно, вопрос. Сейчас я больше была занята изучением Кирилла. Запоминала, как меняется выражение лица, как прорисовываются едва заметные ямочки на щеках. Хотела прикоснуться рукой к лицу этого мужчины — первого мужчины, рядом с которым я забывала обо всем. Как я сама выгляжу, что на мне надето, что я говорю. Это не имело значения. Важно было не какая я, а то, что было между нами — между мной и Кириллом. И я уже забывала о том, как он раздражал меня своими репликами в наши первые встречи.
Он был так не похож на Андрея! И дело не только в том, что один — брюнет, другой — блондин. Разница намного серьезнее, чем во внешности и профессии. Кирилл не пытался казаться самым лучшим. Не старался покорить красивыми жестами со своей стороны. Не думал, что мир делится на две категории: мое и плохое. Андрей был принцем, которого хочется придумать для красивой жизни, чтобы урвать для себя кусочек сказки. Кирилл же был земным, настоящим. Он не боялся своих недостатков, говорил о них вслух. Вокруг него не было никаких барьеров. И я зачем-то погружалась в мир этого доктора все глубже и глубже.
Так нельзя. Нет, точно нельзя. Андрей водил меня на ужин в прекрасные места, дарил роскошные букеты, старался быть настоящим джентельменом. Я же чувствовала себя рядом с ним не принцессой, а драконом, который случайно залетел в эту ванильную сказку.
А сейчас я сидела на свободной лавочке в парке, пила не самый лучший кофе из бумажного стакана, ела бургер, по своей личной традиции роняя на пол кусочки салата из бумажной обертки. Сидела и кайфовала.
Самое ужасное и прекрасное, что эти мгновения с Кириллом я бы ни на что не променяла. Кажется, я была очень плохой пациенткой. Я начинала болеть своим доктором, и лечиться от этого мне совершенно не хотелось.
— Теперь, видимо, вопросы будешь задавать ты? — как будто переводя указку на себя, спросила я у Кирилла, который неспешно допивал свой кофе.
— Я бы хотел знать о тебе все, что можно. И при этом не уговариваю, если ты не хочешь рассказывать. Все, чем ты готова поделиться со мной, будет самым главным подарком.
— Если ты узнаешь, что мое хобби — придумывать имена комнатным растениям, как тебе такой подарок?
— У меня на работе есть кактус Леша и папоротник Виссарион. Серьезно.
Он сказал это с совершенно спокойным видом, а я чуть не упала с лавочки от смеха.
— Да ну? Я думала, так только меня клинит.
— Нас даже клинит одинаково, — Кирилл замахнулся, как баскетболист перед корзиной, и удачно отправил смятый бумажный пакет в урну. — Почти трехочковый! — подмигнул мне Воскресенский.
Я даже театрально похлопала в ладоши. А потом немного зависла, раздумывая, говорить или нет. В итоге выдала Кириллу целую тираду:
— Я боюсь собак, не люблю ужастики, обожаю шум поезда и грохот морского прибоя. Хорошо готовлю, но ненавижу мыть посуду. Любимое время года — зима. Трачу непозволительно много денег на книги и кофе. Покупаю новые серьги, хотя у меня уже сорок пар. Никогда не досматриваю до конца сериалы. И абсолютно не понимаю, зачем это все говорю тебе.
— Милый наборчик, — сказал Кирилл, словно прикидывая, что ему теперь делать с этими знаниями. — Меня расстроил только пункт про ужастики — сам я фильмы ужасов очень люблю. Но у меня твёрдое чувство, что тебя пугают не только хорроры и собаки. Скажи честно, ты боишься меня?
Кирилл добавил к вопросу свой сверлящий взгляд, и я просто опешила.
— Почему ты так считаешь?
— Я чувствую. Ты думаешь, у меня это просто страсть. Влечение, симпатия. Боишься, что мы зря лезем друг к другу в душу.
О, как же он это сказал, я даже сглотнула в замешательстве. В горле появился какой-то странный комок. Это и был тот страх, который просканировал во мне мой доктор-рентген. Я сама от себя скрывала это чувство, прятала глубже, чем надо. А он все равно расшевелил.
— Мужчины не рассказывают о себе того, что я тебе рассказал, если дело только в страсти, — он взял меня за руку и медленно повел к машине. — Я хочу быть честным с тобой. С самого начала. Но взамен прошу того же, понимаешь? Просто будь честна со мной, пожалуйста. Даже в том, чего ты боишься.
